Золотая лихорадка - Николай Задорнов

– А че? А че? – потянулись бабы.

– Малюсенький росточком… Да тогда, чем же мой Ломов не годен? Какой же это Силин?

Ксеня улыбнулась проходившему высокому курчавому Студенту. Был он и темен и скуласт. Всем хорош! Строен, тонок, и когда говорил, то красиво поднимал длинную руку.

– Егора надо в старосты? – смело спросила она у Студента. – Правда?

– Конечно!

– Это надо быстро! – подтвердил матрос. – Бабы, хоть бы вы… А ну все за Егора… А то Тимоху выберут, а за ним акулы-спутники…

– А ты его хорошо знаешь? – спросил какой-то мужик в темной шапке.

Матрос не ответил и грубо оттолкнул спрашивающего локтем.

– А чем Егор хорош? – спрашивали бабы.

– Да вот они приходили к Егору-то, просили участок. Он им сразу отвел-от делянку-то… Просили: «Посоветуйте, где лучше». Оп им посоветовал. Оп и заработок дал народу, и вот уж работник! Бабе его позавидуешь!

– Такой уж к б…м не зайдет! – сказала толстая баба, – и не загуляет!

– Егор-то? Ого, еще как залезет! – сказал мужик в темной шапке.

– Тьфу ты, бесстыжий!

– Он не пьет, не пьющий! – выкрикнула Ксеня.

– Пьющего нельзя!

– Да, мы знаем их… Их ребята второй год моют здесь, плохого за ними не водилось.

– Три сына с ним. Двое женаты. Семья дружная!

Федосеич покосился на баб и пошел проталкиваться дальше.

– Почему, бабы, вы за Кузнецова? – спросил, склабясь, свою жену-толстуху курский мужик в свитке.

– Сын у пего хороший! Невестки обе! Видно, что порядок-от в семье. Он и на прииске-то порядок-от установит!

– А что у них в городе рот, что ли, затыкают? – говорила, стоя среди кучки баб, Татьяна.

– А кто же этот Голованов? – мечтательно спросила толстая баба, подпирая щеку платком.

Старичок в косоворотке и поддевке опять появился на пне.

– Кузнецова не надо, – тихо молвил кто-то, – у него китаец усыновлен!

– Что же, что усыновлен! Крещен же!

– Этого нет, глупости!

– А как ты? Что скажешь про Никиту? – спросили Голованова.

– Я ведь сход провожу… Мне нельзя ни за кого говорить…

– Нет, ты скажи… Общество просит!

– Что же я скажу! Никита Дормидоптович – хороший хозяин!

– Вот видишь! Не-ет…

– Его нельзя, значит! – говорили бабы.

– Кузнецова! И все! – вдруг громко и решительно крикнул Ломов. Он наконец решился. Ему тоже не нравилось, как шло дело.

И тут почти вся толпа закричала:

– Кузнецова! Его! Подайте его! Человек где? Силина и Кузнецова… Радетелей!

– Мы за праведную жизнь, – заговорил черноглазый старовер, тоже залезая на пень, – и нашли ее в глуби тайги, там и сели…

– Ну и атаман! – смеялись в толпе, когда Тимошка стал пробиваться подальше от пня, на который уже забрался Спиридон Шишкин.

– Вот мы стоим и мыслим, – заговорит Спирька, – как же это могли вы позабыть первого и главного открывателя и кормильца и попасть в такой просак, что выказать свою темноту, как самый безграмотный и глупый народ! А? Я вас спрашиваю!

– Желаем их видеть здесь и сравнить всех! – сказал из толпы молодой парень.

– Как ты смеешь ему дерзить! – ответил Родион. – Тебе он в отцы годен, а ты ему глупо смотришь в глаза, пялишься и не краснеешь.

– Рассуждаете глупо! – продолжал Спиридон. – Вот они тут стоят и хотят все взять в руки… Это понятно, а мы им уважение делаем!

– Надо вежливо разговаривать! – заметил Голованов.

– А ты сам видал его? – спросили Спирьку.

Рыжий мужик усмехнулся, гордо поднял правое плечо и прошелся взад и вперед по пню.

– Да, можно сказать, что нет! Что еще никогда не видели Егора Копдратьевича, как будто бы даже не знали, что на Амуре есть такой великий человек!

– А кто вы сами?

– Мы тамбовские.

Толпа опять стихла. Тамбовцев тут еще не видали. Мужики тамбовские удалые, об этом все слыхали. У них хорошая деревня и пароходная пристань. Они охотники и пахари. Никто там не торгует.

– Сколько мы слыхали о Кузнецове, то все за него и даже беспрепятственно! – сказал Родион.

– Ну что? – зло спросил его Никита.

– Иди, иди! – грубо ответил Родион. – А то вас всех сейчас разберем по косточкам… Пошел отсюда…

– Они только пришли! У них участка нет. На чужое-то!

А женщины все настойчиво о чем-то шептались за плечами своих мужей.

– Как это мы на чужое? – грозно спросил Родион. Он показал кулак Никите и пошел по пню. – Это мы на чужое пришли?

– Нет, совсем напротив… Мы тут моем давно, раньше вас! – объявил Спиридон.

– Где же?

– На Кузнецовской, – отвечал Спирька.

– Ах, вы с ним свои?

– Мы его даже не знали, – ответил Родион.

– Мы еще тот год мыли и Кузнецова не было. Вот свидетель, – показал Спирька на Барабанова.

– Истинно! – воскликнул Федор.

– Перекрестись! – приказал Голованов.

Федор быстро и едва заметно перекрестился..

– А вы от Кузнецовых ехали?

– Мы почем знаем, с кем мы обедали! Так разве это был он сам? Ну, так это истинный государь! Мало сказать президент – Минин и Пожарский! Ответственно назовем, мы не в Калифорнии…

– Это Лосиная Смерть говорит, – шепнул враг и родной брат Котяя тамбовец Санка Овчинников соседям.

– Лосиная Смерть говорит… Слыхал! Он тигров бьет, – заговорили в толпе.

– Нет, не слыхал.

– Как говоришь?

– Лосиная Смерть!

– Как же ты не слыхал! Даже я слыхал. Все его знают.

– Он тигров десять штук поймал живыми и сто медведей убил, поэтому прозвание. Видишь, Жеребцов как стих. Он боится.

– А-а! Видишь ты!

– Он за самый большой хребет ходил, оттуда, говорят, Японию видно.

Временами витиеватая и сбивчивая речь полуграмотного Спирьки становилась непонятна и скучна, но Лосиной Смерти все прощалось. Народ слушал замирая, как высшего героя, который хоть и плетет бог знает что и собой неказист, но вернулся оттуда, куда не забирался никто.

– Потому есть мое слово и рука! – закончил Спирька и, входя в толпу, добавил: – Я правильно сказал!

Он достал кисет. Все стали закуривать, и тут началась давка – каждый просил у героя хотя бы щепотку.

– Так ты за кого? Непонятно! – обращаясь к Спирьке, крикнул Ломов. – За Кузнецова, што ль?

– Нет! Это вы решайте сами! – небрежно махнул рукой Шишкин и добавил с большой важностью: – У вас должна быть своя голова…

Никита не вытерпел, быстро залез на пень.

– Без спирта нельзя жить на приисках! Это лекарство и облегчает людям труд, только надо соблюдать себя… На водке стоит империя, а прииск на спирту…

– Пошел! – закричали бабы. – Убьем мужиков, если за тебя!

– Сбился ты! – сказал ему Ломов. – Не годишься! Начал про трудящийся народ, а теперь про спиртоносов… Не надо унижаться.

– Выходит, будем подавать голоса, – сказал седой старовер.

– Что же это будет? Все пропьют!

– Кто за Егора Кузнецова, отойди ко мне! Налево! – сказал Спирька.

– Все за него! Пусть выходят те, кто против! – сказал Ломов.

– Нет, по так! – заговорил Голованов. – Надо избрать президента в общем согласии. Тут не Запорожская Сечь, как мы читали у Гоголя, и не Новгородское вече Древней Руси. Надо, чтобы согласились все!

– Но ведь без спирта нельзя…

– Как это нельзя? – заорала Ксеня, наступая на Котяя Овчинникова. – Ах ты, зараза!

– Да ты че? – испугался мужик.

– Корябни его! Ксенька!

– Так его! – крикнул его брат Санка.

– Я тебе за спирт… – кричала Ксеня.

Поднялся бабий крик.

– Об этом будет вопрос второй, – сказал Голованов. – А сейчас ладо уговориться. Зачем голосовать зря, друг дружку обижать? Надо всем согласиться. На ком, давайте порешим, – объявил он.

– Старичок тасканый! – одобрительно заметил Родион. – А чо-то как-то жарко, парит…

– Да, тепло! – отозвался Спиридон и застегнул свою теплую куртку.

– Да-а… Как хлынет… Надо соглашаться на Егора.

– Мы не уступим все равно! – сказал воронежский мужик Сапогов.

– Как же можно уступить! – подтвердил Родион. – Разве такое дело можно решать добром? Нет… Видишь, они полдня водят народ за нос. А народ стоит и говорит глупости. Кабы их хотели выбрать, давно бы все разошлись и выбрали. А тут на десять тысяч золота успели бы намыть, а не сдаются. Так нет, не дают нам мыть. Торгующие хотят власть захватить, а народ терпит. Не уступайте, ребятки… А мы пособим! Они думали, народ до вечера будет уклоняться и не вытерпит, сдастся без напора. Никого у них нет, кто бы им подмогу произвел.

– Только кого они подсунут? – сказала толстая баба.

– Бабам-то голоса нет. Но я скажу. – Ко пню подошла Ксеня. – На старых-то местах так, а тут промахнуться нельзя. Пьянчуги какие-то подвохи творят. Да че же это думать-то еще? Мужики, да избирайте семейного человека, старательного. Он и вовсе сюда не приехал, хитрости-то не творит, не гнет своего. Ему, может, и не надо!

– Ксенька, скажи, скажи еще! – кричали бабы. – Про Кузнецовых… Про семью-то…