В небе Балтики - Андрей Калиниченко

За успешное выполнение ответственного и очень трудного задания экипажи Болдырева, Пасынкова и Косенко были награждены орденами и медалями.

В дни прорыва блокады Ленинграда бессмертный подвиг совершил лейтенант И. Ф. Сацук. Ночью на самолете Р-10 он со штурманом капитаном С. И. Уласевичем вылетел на бомбометание аэродрома в Гатчине. Как только они появились над целью, на них обрушился шквал зенитного огня: противник бдительно и надежно охранял этот объект. Но воля наших авиаторов, их мастерство и ненависть к врагу оказались сильнее всех преград и опасностей. Сделав два удачных захода и сбросив две бомбы, экипаж Сацука пошел в третью атаку. На земле уже горело несколько фашистских самолетов. Немецкие зенитчики, взаимодействовавшие с прожектористами, усилили огонь. И вот один из снарядов угодил в Р-10. Самолет получил серьезные повреждения, а летчик был тяжело ранен. Мобилизовав всю свою волю, лейтенант Сацук заходит на цель в четвертый раз. Штурман сбрасывает последнюю бомбу. Силы летчика иссякают с каждой секундой, с каждой каплей крови. Его перебитая правая рука безжизненно повисла. Поврежденный самолет тоже почти не слушается хозяина. По совету Уласевича Сацук кое-как развернул машину в сторону своего аэродрома и зажал между ног ручку управления.

Дома летчика и штурмана с нетерпением и тревогой ждали друзья. Их напряжение еще более усилилось, когда они увидели, что самолет идет очень неустойчиво и едва не задевает крыши домов. Значит, призошло что-то неладное. Казалось, не Сацук ведет машину, а она его. Вспыхнули стартовые прожекторы. На повышенной скорости самолет подошел к земле и плюхнулся на посадочную полосу. К нему сразу же подъехала санитарная машина. Но помощь летчику была уже не нужна. Он сидел в кабине мертвый. Замечательный воин-патриот Игнат Федорович Сацук ценою собственной жизни спас штурмана Уласевича и боевой самолет.

Так сражались наши старшие товарищи. Став гвардейцами, мы поклялись, что не запятнаем героического прошлого однополчан, постараемся преумножить боевую славу балтийских пикировщиков.

Победы и утраты

Бои под Ленинградом, начавшиеся в начале января 1944 года, разгорались все сильнее. С фронта приходили хорошие вести: враг все дальше откатывается от города.

А погода не радовала нас. И почти не было надежды на ее улучшение: десятибалльная облачность на высоте двести — триста метров и мокрый снег. Мы сидели в эскадрильском домике возле раскаленной печки-времянки.

В дверях появился гвардии майор В. И. Раков. Он подошел к столу и развернул полетную карту, Мы полукругом обступили его.

— Удирая, фашисты цепляются за каждый рубеж, чтобы сдержать натиск наших войск, — как всегда, деловито и лаконично начал разговор командир эскадрильи.

— Сегодня будет работа, — шепнул я своему штурману Виноградову. В ответ тот весело кивнул головой.

— Приказано, — продолжал Раков, — звеньями и одиночными самолетами наносить с малых высот бомбовые и штурмовые удары по железнодорожным эшелонам на станциях Елизаветино и Волосово.

"Приказано..." Сколько раз мы слышали эти ставшие привычными слова! Но сейчас они имели несколько иной смысл: бить отступающего врага, несмотря ни на какую погоду. Быстро изучив боевое задание, мы уже готовы были бежать к самолетам.

— Минуточку, не расходиться, — послышался голос гвардии майора Бородавки. — Сегодня на шесть ноль-ноль линия фронта проходила вот здесь. И он стал называть населенные пункты, одновременно показывая их карандашом на карте. — Это, конечно, условно, — весело добавил он. — Наши войска продолжают наступление.

И вот мы — в боевом полете. Идем звеньями с трехминутным интервалом. Я с Журиным — в головном, в том, которое ведет В. И. Раков. Нас прикрывает пара "яков" старшего лейтенанта А. Г. Ломакина.

Когда выходные ворота ленинградского пятачка остались позади, мы взяли курс прямо на Волосово. Шли под нижней кромкой облаков, на высоте не более 150 метров. Подлетая к линии фронта, спустились еще ниже — пусть видят братья-пехотинцы, что авиация идет им на помощь, несмотря на плохую погоду. Бойцы приветственно махали нам руками.

Вдруг с земли потянулись ввысь огненные трассы пулеметных очередей. Мы делаем всем звеном горку и скрываемся в облаках. Через несколько минут, когда опасность миновала, снова снизились под нижнюю кромку, чтобы просматривать землю. Под крылом — заснеженный сосновый лес, никаких ориентиров. Невольно взглянул на компас.

— Курс правильный, — сказал Анатолий, заметив мое беспокойство. — Через две минуты будем над целью.

Штурман не ошибся. Сначала я увидел водокачку, потом плавно изгибающуюся линию железной дороги. У станции она разветвлялась на несколько путей. Это Волосово. Других таких станций в этом районе нет. Сюда приходили немецкие эшелоны и разгружались. Дальше к фронту оружие, снаряды, подкрепления развозили на автомашинах.

Вот и станция. На путях — эшелоны. Вероятно, нас уже обнаружили. Только выжидают. Это самый неприятный момент: знаешь, что по тебе наверняка будут стрелять, а почему-то не стреляют,. Я жду: сейчас начнут. Еще секунда... две... Несмотря на предчувствия, ожидания, огонь вражеских зениток показался мне внезапным. К самолету как-то сразу потянулись разноцветные косые щупальца трасс.

— Приготовиться к атаке! — прозвучала в эфире команда ведущего.

Виноградов начал прицеливаться. Зенитные снаряды рвались где-то выше. Но зенитчики быстро исправили ошибку. Яркие вспышки стали приближаться к самолету. А внизу на путях стояли три эшелона. На прилегающих к станции шоссейных дорогах скопились автомашины и боевая техника. Зенитный снаряд разорвался прямо перед самолетом, и мне инстинктивно захотелось свернуть. Как трудно удержаться! Секунды... Еще разрыв... Наконец цель под нами. Самолет качнуло — это оторвались бомбы.

— Готово! — крикнул Виноградов и, как всегда, слегка хлопнул меня по плечу.

Сбросили бомбы Раков и Журин. Стокилограммовые фугаски с взрывателями замедленного действия обрушились на станцию тремя сериями. Заложив глубокий крен, Раков увел нас в сторону. Я глянул вниз. Там сквозь клубы белесого дыма от разорвавшихся бомб выплескивались яркие языки огня — горели вагоны.

Вражеские зенитки смолкли. Мы шли над лесом. Стало так тихо, что мне показалось, будто исчез даже привычный шум моторов.

Вдруг слева из облаков вывалился и проскочил мимо "мессер". Видимо, он наткнулся на нас случайно. Вдогонку за ним на своем "яке" бросился Анатолий Ломакин. "Мессершмитт" с левым разворотом нырнул в облака, через несколько секунд устремился в атаку на ведущего. Но он не успел приблизиться к Ракову. Висевший у него на хвосте Ломакин расстрелял его в упор. Увлекшись стрельбой, наш истребитель не заметил, как сзади появился другой "мессер". Ломакин ринулся было вверх, но опоздал — мотор его "яка" вспыхнул. Комок огня скрылся в облаках. Вскоре, однако, горящий самолет вышел оттуда и, кренясь на бок, начал снижаться. Помочь ему было невозможно. Что чувствовал, о чем думал Ломакин в последние мгновения жизни, сказать трудно. Не исключена возможность, что он был уже мертв. "Як" упал в лес и взорвался.