Обрученные с Севером - Роман Буйнов

Свою спальную палатку мы поставили на идеально выровненный песчаник. Но всего через день под ковриками стали появляться округлые камни величиной с гусиное яйцо. Я грешным делом было подумал, что кто‑то опять шутит, но потом понял, что земля под нами протаяла и камни просто выдавливает из мерзлоты наружу. Пришлось делать ревизию.

29 июля 2011 года, пятница

После завтрака мы отправились на ту часть острова, где, по описанию Альбанова, он с тремя остававшимися еще в живых спутниками похоронил матроса Нильсена. Не успели мы пройти и двух километров, как неожиданно из ложбины выскочил разбуженный по неосторожности медведь. Настроение косолапого было напрочь испорчено, и его намерения не стали для нас особым откровением: медведь явно хотел познакомиться с нами поближе. Пальба началась из трех ракетниц по четыре заряда каждая, но зверь пружинистым неумолимым шагом продолжал двигаться в сторону людей, совершенно не реагируя на начавшуюся канонаду. Когда расстояние сократилось до критического, Рома Ершов, у которого с собой было единственное ружье, выстрелил мелкой дробью зверю под ноги. Засвистели отлетевшие рикошетом осколки базальта. Медведь подскочил от неожиданности и, устрашающе шипя, начал неохотно отступать. Сбившись в кучу, мы продолжали шумовую атаку. Наконец, поминутно оглядываясь и все еще не понимая, почему это удача полярного охотника на этот раз отвернулась от него, косолапый затрусил прочь. В общем, в этой истории обе стороны обделались легким испугом

— А чё никто стволы‑то не взял с собой, полярники?

Оказалось все просто. Когда собирались в дорогу, ружья за плечи закинули все. А тут командир возьми да скажи:

— Вы как на фронт собрались, а не на работу!

Конечно же, все, кроме Романа Ершова, оружие дружно и оставили — таскать лишний вес никому особо‑то и не хотелось. Я уходил, когда отряд уже скрылся за склоном скалы, и народ понадеялся, что одного ружья и моего карабина для обеспечения безопасности вполне будет достаточно. Но я‑то слышал, что все оружие взяли, и не видел, что его оставили в лагере. Дополнительные шесть килограммов меня не радовали, и карабин остался лежать в палатке. Когда медведь уже отбежал, я с досадой на себя вдруг сообразил, что в эти минуты совсем позабыл про фотоаппарат, висевший у меня на шее.

— Черт, хотя бы поснимал с близкого расстояния! — Но было уже поздно: несостоявшаяся фотомодель уже исчезала за косогором.

Погода решительно не хочет нам помогать. Туман не рассеялся до сих пор. Выходим на юго–восточное побережье острова, куда приставала каячная группа Валериана Альбанова. Особым разнообразием это место не отличается: кругом вбитые в землю валуны, сплошь покрытые мхом и ягелем, да несколько огромных каменных тумб, весом в десятки тонн. Вот и весь унылый пейзаж. Ищем хоть какое‑то подобие насыпи, но не за что даже глазу зацепиться. Очередной раз перечитываем записки штурмана:

«Часа через два или три мы вытащили своего успокоившегося товарища из нашего шалаша и положили на нарты. Саженях в 150 от берега, на первой террасе, была сделана могила. Могила эта не была глубока, так как земля сильно промерзла, даже камни под верхним слоем так смерзлись, что без лома невозможно было оторвать их, и нам пришлось только разбросать верхний слой их. К этой могиле был подвезен Нильсен на нартах, и в ней его похоронили, наложив сверху холм из камней» [84].

И еще несколькими страницами ниже:

«Там мы могли сложишь над телом его холм камней, а на крест у нас не было материала» [85].

С 1835 года в России длина сажени была принята 2 метра 13 сантиметров, морская же сажень, которой вероятнее пользовался Альбанов, 1 метр 82 сантиметра. В любом случае он дает расстояние на глаз, и оно составляет где‑то 275 — 320 метров. Да, действительно, вот она, эта терраса, но никаких признаков захоронения здесь нет! Расширяем район поиска, существенно суживаем галсы: результат тот же. Может быть, помогут дневники Конрада? Увы, у него по этому поводу написано еще меньше:

«6—7 июля. Ночью скончался Нильсен. Утром 7–го мы его похоронили тут же на острове, довольно на высоком месте. Обложили труп камнями».

Если камни были настолько смерзшиеся, что отбивались только ломом, много ли камней лежало на теле? Как ловко в поисках добычи разбрасывают камни белые медведи, мы уже видели в первый же день своего пребывания на мысе Ниля. Остальное потом доделывают песцы, чайки и время. Видимо, так и зародилась еще одна тайна, оставшаяся неразгаданной.

Поздним вечером возвращаемся в базовый лагерь с пустыми руками. Там нас уже ждет приготовленный ужин, а вернее, запоздалый обед, после которого я проваливаюсь в сон. Ночью краем уха слышал, что кого‑то понесло в домик Эйры, построенный еще экспедицией Ли Смита в 1881 году. Оказалось, это Роман Ершов с Андреем Скоровым пошли наводить там порядок после посещений туристов. Жаль, что меня не смогли растолкать!

Сегодня, пока мы искали могилу Нильсена, в базовый лагерь прилетал вертолет, мы его слышали на мысу, но из‑за тумана так и не увидели. Оказалось, что непогода помешала ему сесть в лагере. Хотя над возвышавшимися скалами летчики видели яркое солнце, землю полностью закрывала густая низкая облачность. Но наши винтокрылые херувимы умудрились сбросить нам ценнейший подарок: две буханки свежего хлеба, который кончился у нас два дня назад. Искали мы его в тумане часа три, хотя летчики и передали по УКВ точные координаты сброса. Зато сколько было радости!

Вчера звонил домой, там все хорошо, узнал, что у нас скоро опять будет пополнение: в пятый раз стану отцом. Свои эмоции я с трудом придержал при себе, а ребята стали шутить, что каждая моя экспедиция в Арктику заканчивается одинаково успешно. Я и сам давно обратил внимание на то, что у полярников большое количество детей далеко не редкость. Уж не знаю, подарок ли это судьбы за определенное напряжение духа, или инстинктивно люди пытаются оставить на Большой Земле самое главное, для чего они пришли в этот мир.

В Москве продолжается жара +35° С, а у нас сейчас температура упала до — 2° С, все подмерзло. С домика Эйры сообщили по рации, что вокруг него шатаются два медведя. Одного они спугнули, и он поплыл в сторону острова Мейбел. Надеюсь, наши ребята будут осторожными.

30 июля 2011 года.

08:45. Сижу на крыльце домика Эйры. Пришли мы сюда с Сашей Унтилой, специально поднявшись на несколько часов пораньше. Быть на острове Белл и не посетить этот домик — непростительное неуважение к истории освоения Арктики. Фотографировал надписи, сделанные на стенах Ли Смитом, командой Джексона и Самойловичем. Изба не перестраивалась вот уже сто тридцать лет, здесь побывало такое количество мамонтов полярного мира, что страшно даже наступать на половицы. Тщательно и аккуратно пронумерована каждая доска, каждая ферма. Разъяренные ветры и соленая штормовая морось с моря только закалили потемневшую от времени древесину.

10:00. Только что вернулись в лагерь. Перекусить не удалось: группа уже выходила. Поэтому немедля отправляемся в район поиска могилы Нильсена с другой стороны острова. Работе, кроме всего прочего, мешает не прекращающий упрямиться туман. Скалу, которая является визитной карточкой острова Белл в вроде характерного колокола, по–прежнему не видно. Поиски оказались безуспешными.

14:10. Снова в базовом лагере. Меньше чем через час наш палаточный поселок, кроме кают–компании, в очередной раз был собран. Отряд готов к вылету. Начались бесконечные переносы вертолетов на час, еще на час.

16:00. Пришло подтверждение, что через сорок минут, несмотря на непогоду, летчики взлетают. Дальше ждать некогда: у них заканчивается полетный регламент, а это соблюдается строго. Все сидят в кухонной палатке и в ожидании борта дремлют. Но вот издалека постепенно нарастает рокочущий шум моторов, и сон как рукой сняло.

Как садились вертолеты, описать невозможно, это нужно было видеть. Шум винтов мы услышали задолго до появления машин, но когда из тумана прямо у нас над головой нависло огромное железное чрево Ми-8, а минуту спустя появилось и второе, стало не по себе. Оставляя оранжевый шлейф, вниз летит дымовая шашка. Со стороны кажется, что несущий винт вращается в каком‑то метре от каменно–песчаной насыпи и вот–вот разнесет здесь все в щепки. Смотрю на Олега Продана. Я знаю, что в нагрудном кармане у него лежит новенькое удостоверение на право управления вертолетом, которое он получил перед самым началом экспедиции. Поэтому ему, как никому другому из нас, известно, что будет, если что‑то пойдет не так. Искусно преображая русский мат, с напряженным лицом Олег изо всех сил старается перекричать моторы, пытаясь что‑то показать летчикам. Конечно, они его не слышали, а до нас долетали лишь смачные обрывки самобытной лексики командира.