Мириад островов - Татьяна Мудрая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне приходилось слышать. Давай попробуем?
Она открыла текст почти наудачу. «Как гадание по Библии», — усмехнулась про себя. Михали присел на колено, выставил гитару вперёд грифом.
— Если это?
Ночь носит властный плащ, расшитый серебром,В прозрачной темноте я двигаюсь как тень;О бархат тишины, наполнившей мой дом!К её брегам спешит на склоне дня олень
Пить молоко любви из кубка лунных чар,Омыть свои глаза, что марой день обжёг.Когда помилует нас солнечный угар,Войдём мы в Прорицателей Чертог.
Луна, ты светоч тех, кто не снисходит в сон,Червонец мысли разменяв на горсть монет:В их блеске ведь извечный пламень отражёнГлубин, которым наяву прозванья нет.
Михаил глуховато бренчал по струнам, пробуя мелодию. Где-то на середине к ним подстроился Орихалхо, искусно переплетая второй голос с первым, но рутенец воспротивился:
— Не пойму, кому вторить. Сами себя голосом и словами ублажаете.
Но всё-таки они закончили, на здешний манер понизив и приглушив тон в самом конце.
— А ещё не попробуете, френдки? — спросил Михаил. — Вот-вот ритм поймаю. Сложный он.
— Вот попроще, — согласился Орри. — Сэнья, ты слышала?
— Ты, чья родина — сон, приходи наяву,Невесомой стопой пригибая траву,Пролетая сквозь мрак, превращаясь во свет…Ты, которой во времени нет, —
Пропел и сказал:
— Если не знаешь, подтяни потихоньку. Голосом играть не нужно.
— Как клинок в тёмных ножнах сиянье твоё,И встаешь ты, пронзая собой бытиё —И мой разум рассечен тобой пополам:Я безумье мое, словно выкуп, отдамЗа покров из твоих златотканых одежд,Что собой отделяет глупцов от невежд;И горит, словно рана, осколок лучаТам, где хмурую ночь облекает парча.
— Да знаю, знаю, — вырвалось из Галины во время паузы. — Однажды слышала. Это вроде суфийского, верно?
— Верно. А теперь попробуй идти голосом поверх моего.
Михаил не издавал ни звука, но это им не мешало нисколько — оба их голоса находили опору друг в друге.
— Твоя тьма точно бархат, твой свет как шелка,Что скользят, извиваясь, по кромке клинка.Коль умру от него — ты меня оживи:Лишь отпетый глупец не боится любви!
Здесь, по всем певческим правилам, необходимо было, наоборот, поднять последнюю ноту — две параллельных ноты — как можно выше и держать.
— Лихо! — выразился Михаил. — Ну, бог вам в помощь, а я такого витийства не выдержу. Мне бы родное, россиянское.
— Так я и его знаю, — сказала Галина. — Вот память! Не помнила, оказывается, даже сам факт того, что помню. Ну, неуклюже, но вы поняли?
Помедлила, собираясь.
— Только это не для такого времени года. Начало весны.
Самое начало марта. Женский день. Мама.
— Падает лепкий снег, все рубцует следы,Как лепестки живой весенней метели.Мне с тобой говорить — что звезде до звездыИ словно марту дозваться апреля.
Солнце яблочный свет пролило через мглу,Это месяца блеск нам вряд ли заменит.В день паденья комет танцевать на балу —Что разбрызгивать вширь искры знамений.
Россыпи зимних астр тают в земной крови,Хрупает под ногой лёд леденцами.Нам не след рифмовать огонь нашей любви,Ни развернуть над миром рыжее знамя.
— Ну, круто! — захлопал в ладони Михаил. — Это ж феминистский гимнец, правда. Так два года назад в Рутене считалось. Я ведь позже тебя с твоим отцом сюда проник.
— А что — феминистское плохо?
— Вот не говорил такого. Только на исторической родине такой накат пошёл, будет тебе Галочка, известно. Скоро волками будут вашу сестру фемину травить. Или как волков. Нео-лепра, Белая Хворь и в самом деле женская болезнь. В том смысле, что гемофилия — мужская. То есть кровоточивость переносят женщины, а новую проказу — мужчины. На своём конце.
— Пожалуйста, не говори грубости при моей сэнье, — очень спокойным тоном сказал Орихалхо.
— Вижу, что твоя, — и чего? Я же мужик и толкую по-мужски прямо. В общем, если запретить нам с ними сношаться, то поредевшее человечество и вообще вымрет. Потому и наступили так на баб, которые гнушаются мужиков. Кой прок нашей планете в том, что они друг друга благотворят, ведь так все жёнки друг друга перепортят, нам не останется.
— Логика, — проговорила Галина. — Может, нас посадить за стальную решётку или хрустальное стекло? А выдавать строго по списку?
— Что ты так корёжишься, детка, — ответил рутенец. — Здесь, что ли, тебе чистым мёдом намазано? Неужели неохота наших родных песен поучить?
— Сэнья, — предупредил Орихалхо. — если Михаэль так просто будет говорить о значительных вещах, мне лучше не знать. Не для моих ушей.
И сделал еле заметный жест: коснулся средним пальцем кончика ушной раковины, века и губ. «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу».
Наполовину забытый знак, которым не владели рутенцы из отцова окружения. Зато использовали все остальные — вплоть до хозяйки их гостиницы. Галина была приметчива, да и выделяли её особо — не кичилась, не гребла к себе. Ну и — тут она сама себе не рисковала признаться — некто высокий имел на неё свои виды.
«За горами, за долами бесы мечут в небо пламя». Вулканы. Скондцы. Асасины.
«Орри из них? Изувер? Фанатик?»
Это было смутно. Это имело на удивление привлекательный запах.
Галине понадобилось не более минуты, чтобы решиться отпустить события.
— Иди, если хочешь, Орри.
Когда за ним закрылась дверь, сразу задала вопрос:
— Михаил, такая гитара большая. А мы с папой даже узелка не собрали — здешние купцы нам на месте приготовили.
— Верно, умница. Она из России. Уметь надо. Ты вот не знаешь, что вертская высокая кровь взад-вперёд легко юзает, одни мы не умеем? Вот и можно вежливенько попросить. Услуга за услугу.
— Какую? — спросила Галина тихим голосом.
— Скажу — будешь слушать?
Это было уже вертдомским словесным оборотом: если выдам тайну, тебя она обяжет.
— Буду.
— Здесь водятся ведьмы. Не смейся — самые настоящие. Про одну из их королевского триумвирата слыхала? Эстрелья, Библис, Стелламарис.
— Королева-мать Кьяртана, королева-вдова его деда Ортоса, почётная нянька. Знаю.
— Первая — палачиха. Нет, правда. Из этого рода. Вторая — шлюха — главная из дочерей Энунны, или Геоны там Эрешки… Священная проститутка. И третья — ведьма-оборотень. Не верь, если хочешь, но я сам видел, что она оборачивалась мечом и головы рубила.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});