Геноцид - Томас Диш

В конце концов, как и следовало ожидать, кое в каких высказываниях здравого смысла оказалось больше, чем поэзии, и безмятежное, незамутненное уединение любви было нарушено. Так неподвижную гладь тихого пруда разбивают брошенные в воду камешки.

– Меня, наверное, ищут, – сказала Блоссом. – И я должна им кое-что рассказать.

– Знаю. Я слышал, как ты говорила с Элис.

– Значит, ты слышал, что она сказала про нас – папа хотел, чтобы так было. Он как раз собирался…

– Да, знаю.

– А Нейл…

– Я все знаю. Пусть тебя это больше не волнует, – он поцеловал мягкую мочку склоненного к нему уха. – И не будем об этом. Все, что нужно, будет сделано, только попозже. Вдруг она оттолкнула его.

– Нет, Джереми! Послушай, давай уйдем куда-нибудь. Подальше от них ото всех, от всей этой ненависти, от всей этой зависти. Куда-нибудь, где они нас никогда не найдут. Будем как Адам и Ева, придумаем зверям новые имена. Ведь целый мир вокруг… – она запнулась, осознав, что за мир был вокруг. Она протянула руку, чтобы снова притянуть Орвилла к себе и еще хоть ненадолго отрешиться от всего, что их окружало, но вместо живого тепла пальцы ее ощутили мертвенный холод сломанного бедра Элис. Чей-то голос окликнул ее. Это был не Орвилл.

– Ну вот, – прошептала она. – Неужели все кончено?

– Это уже не может кончиться, – пообещал Орвилл, помогая ей подняться на ноги. – У нас все впереди. Жизнь продолжается, и так будет всегда. Уж в моем-то возрасте пора бы это знать. Она засмеялась и крикнула так, чтобы всему свету было слышно:

– Эй, там! Мы здесь, внизу. Убирайся отсюда, кто бы ты ни был. Без вас обойдемся,

выберемся как-нибудь сами. Но в клубень из бокового коридора уже входил отыскавший их Бадди.

– С кем это ты? – спросил он, – Это вы, Орвилл? Мозги бы вам вышибить за ваши фокусы! Вы что, не знаете, что старик умер? Нашли время волочиться и играть в прятки, черт бы вас побрал!

– Ты не понял, Бадди. Тут нет ничего дурного – мы с Орвиллом любим друг друга.

– Как же, как же! Все я прекрасно понял. Я с ним потом поговорю – с глазу на глаз. Надеюсь, я успел явиться до того, как он потребовал доказательств твоей любви. Ради Бога, Орвилл, одумайтесь – ребенку всего четырнадцать лет! Она вам в дочери годится. А судя по вашей прыти, так и во внучки.

– Бадди! Это вовсе не так, – запротестовала Блоссом. – Отец так хотел. Он сказал об этом Элис, а потом… Пробираясь впотьмах на их голоса, Бадди споткнулся о мертвое тело.

– Какого черта! Кто это?

– Это Элис. Ты только послушай… – Блоссом разразилась нервными рыданиями, в которых смешалось горе, боль и отчаяние.

– Сядьте, – сказал Орвилл, – и заткнитесь хоть на минуту. Вас занесло далеко, да не туда. Вы торопитесь с выводами, а, между тем, многого не знаете. Э, нет – будьте мужчиной, выслушайте!

Через некоторое время Орвилл подвел черту под своим рассказом:

– Таким образом, вопрос не в том, как поступить с Нейлом, а кому предстоит это сделать. Не думаю, что мне следует брать на себя руководство оставшимися людьми. И вам не советую. Мне лично никогда не импонировала манера вашего родителя по своему произволу быть и прокурором, и судьей, и присяжными в одном лице. Это, конечно, большая честь, что он избрал меня своим преемником, но я бы от этой чести предпочел уклониться. Дальше надо действовать сообща.

– Согласен. Если бы мне пришлось выполнить… в общем, поступить с Нейлом, как он того заслуживает, то, я уверен, все сказали бы, что это сведение личных счетов. А это не так. Мне от него больше ничего не нужно. Абсолютно ничего. У меня единственное желание – как можно скорее вернуться к Мериэнн и моему мальчику.

– Тогда остается решить, как найти остальных. Мы с Блоссом можем не появляться до тех пор, пока все не утрясется. Этот калиф на час днем будет хозяйничать, но захочет же он спать хоть когда-нибудь. И вот тогда-то самое время освободить его от должности.

– Отлично. Теперь пошли – только не стоит возвращаться по моей веревке. Этак мы угодим Нейлу прямо в лапы. Лучше пойдем вашей дорогой и заберемся по веткам, так безопаснее – мы, по крайней мере, на него не наткнемся.

– Если Блоссом сможет, я не возражаю.

– Нет, вы подумайте! Ты какой-то чудной, Джереми – я же карабкаюсь по этим штукам вдвое быстрее тридцатипятилетнего старикашки, в котором весу фунтов двести.

Бадди послышался звук поцелуя, и он неодобрительно скривил губы. Теоретически он был согласен со всем, что сказал Орвилл в свое оправдание – да, времена переменились и ранние браки теперь в порядке вещей, так даже лучше, чем по старинке, да, Орвилл, безусловно, из всех оставшихся в живых мужчин самый достойный и подходящий человек (это соображение высказала Блоссом), да, на этот союз они получили благословение Андерсона, хотя и посмертное. И все же, несмотря на все убедительные доводы, не лежала у него к этому душа, и все тут. «Ведь она дитя еще, совсем ребенок!» – говорил он себе и рядом с этим неопровержимым, по его мнению, фактом все их рассуждения выглядели такими же притянутыми за уши и далекими от жизни, как кажущееся верным доказательство вечного отставания бедняги Ахилла в его нескончаемом состязании с черепахой.

Тем не менее ему пришлось проглотить свое недовольство. Так дети проглатывают осточертевшее овощное рагу, чтобы поскорее выскочить из-за стола и умчаться по своим, куда более важным, делам.

– Ну, вперед! – скомандовал он.

Для того чтобы вернуться в главный корень, по которому спускалась Блоссом, а за ней и Орвилл, нужно было сделать крюк – пройдя немного по коридору, из которого появился Бадди, требовалось резко свернуть в очередное ответвление корня, такое узкое, что даже ползти по нему было нелегко.

Но это было только начало: карабкаясь по вертикальному корню, они столкнулись с новыми трудностями. Спутанные ветки, по которым они рассчитывали подняться, неожиданно оказались сплошь покрыты какой-то слизистой пленкой, опоры рукам не было, стараясь ухватиться за ветки, они не могли удержаться и соскальзывали. Только в местах соединения ветвей, там, где были узлы, образующие нечто вроде стремени (как и вся корневая система, извилистые стебли бесконечно перетекали друг в друга), можно было кое-как уцепиться, но никакой уверенности в том, что впереди, на достаточной высоте, окажется такой же узел, не было.

Им то и дело приходилось отступать и вновь начинать восхождение по другим веткам, уже чуть в стороне. Еще труднее было удержаться в этом стремени ногами – несмотря на то, что они были босы, цепкости им явно не хватало. Впечатление было такое, будто они лезут по смазанной жиром веревочной лестнице, у которой оборваны ступеньки.