Русское видео - Владимир Безымянный

Телефонные звонки ранним утром никогда не сулили ничего приятного. Оторвав трубку от уха, Строкач свирепо выругался. Не было печали! Спустя пять минут он уже усаживался в блестящей, облепленной антеннами «волге», видывавшей начальство и повыше.

Учреждение на окраине, несмотря на выдающуюся производительность труда, не принимало делегаций по обмену опытом. Массовые перемещения происходили лишь после весенних указов — уходил этап на «химию». В анналах учреждения была зафиксирована всего одна попытка миграции другого рода, сухо именуемая «групповой побег». Впрочем, она лишь отдалила ее участников от манящей свободы, снабдив их личные дела сигнальной красной полосой.

Такие, как Пугень, в побеги и прочие авантюры не ввязываются. Разве что для того, чтобы взорвать затею изнутри. Специфическая разновидность стукачей — блатной с якобы вынужденно надетой повязкой активиста. Тронешь его — себе дороже, пойдет срок за сроком в бетонном холоде карцеров. Расплатишься остатками здоровья.

На вахте, свежо блистающей еще непросохшей краской, гостей приняли радушно, с профессиональной тщательностью. Лишь из выцветших безразличных глаз контролера нет-нет, да и выглядывало беспокойное любопытство. Событие получило широкую огласку, занимало все мысли «контингента» и охраны. Такого не случалось давно, и случившееся не радовало. Разве что в «карантине» не знают, что каждое происшествие, выходящее за рамки «режима», тем более такое громкое, неминуемо обернется «закручиванием гаек». А уж про льготы «авторитетам» и просто зажиточным людям придется на некоторое время вовсе позабыть.

Трагически закончившаяся «шалость» затронет весь круг людей, с которыми общался покойный, не говоря уже о близких знакомых. Спецчасть хлеб недаром ест.

Знакомый Строкачу по прошлому посещению колонии крепкий, кареглазый, с румянцем во всю щеку главный опер искренне недоумевал:

— Уж от кого, но от Пугеня я такого не ожидал. Пришел он к нам, сами знаете, не ангелом. У нас другого рода пернатые. И послужной список в деле — дай бог. Но скажу непредвзято, вел себя отменно. И, казалось, понял, где лежит путь к досрочному освобождению. А получается, вот что выбрал… И ведь до комиссии оставался какой-нибудь месяц.

Капитан нервно раздавил в пепельнице едва начатую тонкую черную сигарету с золотым ободком. Помолчал, словно не зная, как продолжить. Строкач понимал его состояние, но не вмешивался, предоставляя выговориться, выплеснуть эмоции — здесь-то и могут всплыть самые значительные мелочи.

— Дежурство было как дежурство. От повязки ДПНК никуда не денешься. Сижу у себя, в голове разное. Было о чем призадуматься, комиссия эта на носу. И освободить кое-кого хочется, и спешить нельзя. В душу-то не влезешь. Вот и Пугень тот же. Признаюсь, не до конца я был уверен, что пройдет он комиссию. Сигналы были, что деньги у него водятся, не бог весть какое нарушение, а все же. Картишками баловался всерьез. Предупреждал я его, а он отбояривался — наветы, мол. А поговорить была возможность — ходил он ко мне с информацией. Дельно докладывал, почти всегда в точку.

Испещряющий непонятными постороннему глазу каракулями листок блокнота Строкач отбросил ручку и остановил собеседника.

— А можно поподробнее о результатах этой деятельности Пугеня?

— Что ж, пожалуйста. Об этом как-то не принято, но и дело необычное. Ну, вот здесь материалы, — капитан кивнул на лежащую перед Строкачом пухлую папку «Дело осужденного по ст. 142 УК УССР Пугеня О. В.» — Я своих всех помню, можно и без бумажек. Информировал о двух серьезных случаях доставки наркотиков в зону, краже медикаментов из больнички, ну, и по мелочам: деньги, педики… да, еще одна попытка побега.

— Стало быть, все-таки мог рассчитывать на условное освобождение?

— Рассчитывать? Безусловно. А вот освободился бы — едва ли. Нужно было еще себя показать.

— Да уж показал, — Строкач не мог сдержать раздражения. — То есть Пугень мог понимать, что досрочное освобождение ему не светит, и решил действовать по-своему?

— Не знаю. Действительно, пока не знаю. Сейчас пойдут с информацией мои мальчики. Они знают — со мной шутки плохи. Послушаем.

— Что же вы, в открытую будете допрашивать стукачей?

— Будьте спокойны. Дергать станут всех подряд. Я вам покажу, кто дело говорит, а кто мозги пудрит. Врать мне обычно не врут, а так, уклоняются… Иди знай, может он и вправду ни сном, ни духом. А вообще у меня порядок. Потому и место занимаем в соревновании приличное… Ох, я когда увидел, как он спускается по трубе, — а я и трубы не разглядел, полоска какая-то, — как наискосок, будто скалолаз, трассирует стену, у меня все опустилось. Я кричать: «Стой! Стрелять буду!». Да где там, после ангины, сиплю на ветру — сам себя не слышу. Вверх выстрелил — он еще быстрее припустил. Чувствую — уйдет. Полминуты ведь все длилось, а в памяти — словно часами гнался. Тут как назло поскользнулся, падаю. Чертов булыжник, который год собирались асфальт положить! Одно к одному, ведь и стреляю неплохо, а вторая пуля ушла в затылок. Поднялся я, добежал глянуть — кто, а там уже и глядеть не на что. Каша. Человека жизни лишил. — Капитан сжал виски, и с силой, словно умывая всухую, протер ладонями лицо, открыл глаза. Зрачки застыли, расширились. — До вашего приезда не трогал, помню еще лекции по криминалистике. Черт! Ведь днем с ним говорил! Он что-то услышал, что-то вроде того, что собираются с каким-то активистом посчитаться. Точно не знал, но готовились серьезные ворики. Услышал в строю по дороге в столовую. Но ничего конкретного, кроме того, что дело будет в первом отряде, в другой бригаде, в производственной зоне. Профилактическую беседу в отряде я провел, чтобы заточки повыбрасывали и думали о работе. Предъявить мне им нечего. Пугень очень просил поосторожнее, чтобы на него не навести. Дескать, уже косятся. Вроде и тогда, в строю, заметили его — замолчали. Лейбов и Рыжин — ребята крутые. Могут и на ножик поднять, — глаза капитана словно выцвели, он невидяще смотрел сквозь Строкача.

— Успокойтесь, Степан Петрович. Все выяснится. В принципе вы действовали сообразно обстоятельствам. Видали, какую штуку Пугень с собой на прогулку прихватил? Быка пропороть можно, не только капитанский мундир. Не вы бы его, так он вас. Жаль только, теперь не узнать, кто подавал Пугеню-младшему трубы к забору снаружи. Проверку провели, в лагере все налицо?

— Сразу же. Два часа держали на плацу, я успокоиться не мог. Все на месте — голову даю. В его отряде каждую пятерку, сам перещупал.

— А как он из отряда вышел?

— Дежурный клянется, что не видел. Дверь в здании — единственная, окна зарешечены. Можно еще раз допросить дежурного, но этот врать не станет. Соучастие в побеге — для него лишний срок, да еще через тюрьму, где таких только и ждут под нарами. Активист. У меня состав проверен. Чем в тюрьму, многим лучше самим вздернуться.

— Все-то у вас четко. А как ножики такие, как у Пугеня, по зоне ходят? А как выбираются из закрытого отряда с надежными дежурными? Да прямиком в побег? На вахте ваши контролеры — просто так спали или приняли чуток? Давайте-ка, наверное, сначала их сюда.

Со скорбно-обиженной миной, капитан вышел из собственного кабинета, не забыв плотно прикрыть дверь. Спина его выражала покорность судьбе и воле начальства. В конце концов, побег-то предотвращен. Погоны останутся целы, а с ними и ожидание пусть и нескорого, но неизбежного повышения. Престарелый начальник колонии хоть и неохотно, но свыкался с мыслью о неизбежности заслуженного отдыха. Обновление кадрового состава — веяние времени. Эта история вполне могла стать переломной в его карьере. Виноватым всегда оказывается стрелочник, но частенько он и в самом деле виноват. Большие механизмы, скрепленные бракованными винтиками, и работают скверно.

«Винтики» — старшина и сержант — втянулись в кабинет робко, с унылыми лицами. Насчет одного из них у Строкача сомнений заведомо не было. Малорослый седой старшина с отвислым дряблым брюшком и сизым носищем лет пять назад нес службу в следственном изоляторе, всегда заставляя майора при встречах теряться в догадках относительно своего пристрастия к дешевой парфюмерии. Загадка разрешилась, когда Строкач оказался в смрадной пивнушке на окраине, где, по слухам, мог отираться разыскиваемый мелкий налетчик. За соседним столиком он и увидел означенного старшину, сменившего китель на цивильный пиджак и потягивающего «ершик» из пива с мутным самогоном, украдкой подливая его в бокал из-под рукава. За давностью дела история эта забылась, но сейчас Строкач как наяву вспомнил тупую икотку старого алкоголика.

Бесшумно ступая, майор приблизился к двери кабинета и резко распахнул ее, едва не сбив с ног подпиравшего косяк снаружи капитана, не то чтобы подслушивающего, но и не праздно проводящего время.