Знак драконьей крови - Дамарис Коул

- Всегда лучше выслушать историю событий непосредственно от их участника, Байдевин. Наверняка могут возникнуть какие-то вопросы, на которые достойный Бремет не в состоянии будет ответить. - Теперь настал ее черед предостеречь Байдевина взглядом. - Прошу вас извинить моему товарищу недостаток кротости, староста. Мне кажется, что изложение нашей истории напомнило достойному Байдевину, что он смог принять участие в сражении против Тайлека, чтобы освободить свой край.

Боср некоторое время молчал, затем кивнул:

- Нам понятны причины его разочарования. У нас с вами одно стремление.

Из-за его плеча высунулся Ятрай, его улыбка ясно дала понять Нориссе, что ее миротворчество имело успех, а восхищение во взгляде Бремета снова разожгло ее волнение, так что Нориссе снова пришлось опустить глаза.

- Мне сказали, что Медвин - маг, и что ты - его ученица.

Норисса согласно кивнула. Боср перевел взгляд на Медвина:

- Много лет назад уже был один Медвин, Первый Советник трона. Это он?

Байдевин снова перехватил инициативу:

- Он так утверждает.

В толпе снова зашелестел громкий шепот, который оборвался, лишь только Боср снова заговорил:

- А что стало с ребенком? Прежде чем наша королева умерла, она разрешилась ребенком, которого Медвин и служанка королевы спрятали в безопасном месте...

Норисса вдруг услышала свой частый пульс, ритмично отдающийся в ушах. Неужели сейчас все откроется? Даже если она сумеет доказать этим людям свое королевское происхождение, что она может дать им? Ожидая ответа Байдевина, Норисса невольно задержала дыхание.

Гном ответил, почти не колеблясь:

- Это было так много лет назад... Я сам был ребенком и не слишком хорошо разбирался в том, что происходит в соседних краях. Если ребенок и был похищен, то об этом надо спросить у мага.

Байдевин не выдал ее, и Норисса, испытывая огромное облегчение, не стремилась раскрывать тайну. На этот раз донесшийся из группы мужчин шепот звучал несколько разочарованно. И снова Боср поднял руку, призывая восстановить тишину. Норисса впервые обратила внимание на твердые мозоли на его руке. Теперь ей стало очевидно, что этот старец не из тех, кто сидит у огня, перебирая четки прошедших дней и былой славы. Его тело свидетельствовало о привычке к тяжелому труду, а слова были словами умного и образованного человека. В каждом его движении сквозила сила и уверенность, а по лицам слушателей Норисса могла догадаться, что старец пользуется среди них немалым авторитетом и доверием.

Боср заговорил, и в его голосе проступила теперь большая печаль и разочарование:

- Рассказ Бремета о возвращении Медвина пробудил в нас искру надежды на возвращение нашего подлинного короля...

"Короля? Будут ли они разочарованы, когда обнаружится, что вместо короля к ним вернулась королева-фокусница?" - подумала Норисса, одновременно испытывая гордость за свой народ. Король ли, королева ли очевидно было, что верность этих людей их законному владыке коренилась достаточно глубоко. "Верность мне, - снова подумала Норисса. - Они верны мне, это мой народ!" В сердце ее ожило новое, доселе не изведанное чувство - радость возвращения домой. Здесь был ее дом.

- Мы подождем, пока старик не оправится и не сможет говорить, подвел черту Боср.

Байдевин кивнул в ответ и добавил:

- А затем мы вернемся в Дромунд.

Норисса сидела напряженная и неподвижная; в мыслях своих она отвергла это предложение. "Нет, друг мой, нет. Я не могу. Если ты вернешься в Дромунд, то без меня". Байдевин вздрогнул, словно она произнесла это вслух, и встревоженно покосился в ее сторону. Норисса опустила голову, но ее сердце продолжало сладко нашептывать: "Я вернулась домой, я никуда отсюда не уйду. О Байдевин, я просто не могу уехать. Нет, друг мой, ты вернешься в Дромунд один, без меня". При этой мысли боль пронизала ее грудь, но она знала, что не последует за ним. Кровью матери она поклялась пройти все до конца, чего бы это не стоило.

Норисса не могла уснуть. Она смертельно устала, но напряженный, заполненный разными событиями день не позволял ей расслабиться. Свой тюфяк она уложила на пол возле лежанки Медвина. Снова и снова вспоминала она вопросы, которые задавал Боср, и снова убеждалась в том, что ее решение остаться в Сайдре было правильным. Она была уверена в том, что то, что она ищет, находится здесь.

Норисса лежала неподвижно, прислушиваясь к шагам деревенской стражи за стенами домика. Когда часовые прошли, в тишине раздавалось только хриплое дыхание Медвина и усыпляющие крики "ночного соглядатая".

Норисса перевернулась на бок, пытаясь улечься поудобнее. Спать хотелось, но одновременно приближение сна страшило ее. Она чувствовала себя особенно уязвимой во сне и не собиралась сдаваться тому оцепенению разума, которое неизменно сопровождало сон.

Через некоторое время Норисса села, крепко обняв себя руками за плечи. Ее слегка знобило, но не от ночной прохлады, а от воспоминаний. Голова болела, а взгляд метался по комнате, словно в какой-то из теней она могла укрыться от ожидающих ее мучений.

У противоположной стены домика, перед очагом, спал, завернувшись в одеяло, Байдевин. Бледный свет просачивался сквозь щели в ставнях у нее над головой, освещая вход в спальную нишу, где спали Кхелри с семьей. Совсем рядом - рукой можно было дотянуться - лежал Медвин. Она была окружена людьми и - чувствовала себя совершенно одинокой.

Ей никак не удавалось обрести покой. Норисса встала, подошла к окну и широко распахнула ставни. Яркий свет Даймлы заставил ее зажмуриться.

Богиня Ночи, высокая и полноликая, медленно двигалась по черному небу, находясь в этот час в самом центре созвездия Королевы. Норисса разглядывала хоровод звезд вокруг небесного светила и пыталась заполнить свой усталый разум иными, не столь болезненными мыслями.

В грудь ее врывался холодный весенний воздух. Вместе с воздухом в самые глубины ее сознания проникали запахи свежевспаханной земли, влажность близкого дождя и тяжелый сладкий аромат цветов осфо. Норисса взглянула на восток и вздрогнула, уставившись куда-то в промежуток между верхушками неподвижного леса и штормовыми облаками высоко вверху. Что-то снова звало ее, и она изо всех сил боролась, чтобы противостоять ему. Она знала, что это - нечто совершенно от нее отдельное, что отвечает на зов внутри нее самой, обладая собственной чувствительностью к таинственному голосу, но всякий раз острая тоска прикасалась к ее мозгу, как плещутся о берег шипящие волны.

Норисса снова оглядела комнату: дверь была не заперта. Никакого труда не стоило обойти стражу. Тоска сильнее вонзилась в мозг. Временами ей казалось, что вот-вот она бросится в лес и исчезнет, стремление уйти все сильней и сильней накатывалось на нее. Странная мысль тянула ее разум прочь, и Норисса колебалась, удерживаясь руками за подоконник - одна только ее физическая оболочка сопротивлялась теперь странной тяге.