Скифы пируют на закате - Михаил Ахманов

– А потом?

Скифа и вправду интересовало, что случилось потом. Он все надеялся услышать рассказ о той президентской охоте, где торговый князь познакомился с его нынешним шефом. Но Джамаль, печально улыбнувшись, протянул:

– По-отом? Потом, генацвале, я заболел… что-то с головой случилось, понимаешь? Ну, папа забрал меня в Питер, вылечил и устроил та-а-кой университет! И было это совсем не весело.

– Ну, – Скиф пожал плечами, – зато теперь ты умеешь делать деньги.

– А ты – луки. Никогда не думал, дорогой, что такому учат в университете.

– Этому учат в другом месте. Стрелять, рубить, колоть и вышибать мозги.

Джамаль понимающе поцокал языком, покосился на шрам, что белел у Скифа на предплечье.

– В десантниках был, да? Дзюдо, карате, нож в глотку, секир-башка?

– Нет, не в десантниках. В других войсках, посерьезней. Говоря по правде, кое-какие полезные навыки Скиф приобрел хоть и за время армейской службы, да не в армии. В Подольске, под Москвой, где стояла их часть, был шикарный офицерский клуб со множеством кружков и секций; занятия там вели неплохие инструкторы и, разумеется, не бесплатно. Но за контрактников, особенно из сержантского состава, платила казна, и Скиф перепробовал все, на что хватило времени и сил. Многому научился он и у старого Кван Чона – великого знатока ушу. Старик был из тех мастеров, что никогда не обучали чужих – ни европейцев, ни американцев. К Скифу он, однако, снизошел, узнав, что подраненный солдат из местного военного госпиталя – русский. То ли он не считал русских европейцами и вообще белыми людьми, то ли вознамерился отплатить раненому за кровь, что тот пролил в таиландских джунглях. Уничтожение маковых плантаций являлось в глазах наставника делом святым и богоугодным, ибо перевалочной базой и первой жертвой наркотического зелья был Сингапур – из его портов опасный груз расходился по всему миру.

По той ли, по иной причине, но Кван Чон согласился учить русского и выучил на совесть – за немногие месяцы, пока Скиф оправлялся от раны и приходил в себя. Конечно, стрельба из лука, фехтование на дубинках, на длинных и коротких мечах и прочие искусства такого рода были экзотикой, но разве угадаешь, когда и что может спасти жизнь? Задачи команды «Зет» были многообразны и не ограничивались лишь охотой за бандитами, террористами и боевиками наркомафии, так что иногда палка, цепочка или нож выручали не хуже гранат и автомата.

К примеру, сейчас… Скиф поднял голову, оглядывая притихшую ночную степь. Под светом трех лун травы то розовели подобно шлифованному родониту, то серебрились, как водная гладь в лучах заката. Ночи тут были гораздо светлей, чем дома, если только багряная луна со своими спутницами не пряталась за облака. Но сегодня небо оставалось ясным, и на нем, как и земной ночью, сияли мириады звезд, ярких и тусклых, пламенно-алых, изумрудных, сапфирово-синих, золотых… Рисунок созвездий, которым вчера любовался Джамаль, был, однако, странен и чужд; ничего знакомого, кроме размытой мерцающей ленты Млечного Пути.

Он лег на спину, вытянулся, ощущая на щеке струившееся от костра тепло, и смежил веки. Минуту-другую до слуха его доносились сторожкие ночные шорохи, шелест травы, потрескивание пылающих сучьев да негромкий храп Джамаля, но вскоре звуки эти отодвинулись куда-то, расплылись, растворились… Он спал, спал в Мире Снов, на чужой земле, под чужим небом. Но снились ему скифы – не то точившие свои клинки, не то плясавшие меж кострами; затем картины эти сменились девичьим лицом, незнакомым, в ореоле пышных пепельных волос. Губы девушки что-то шептали, и Скиф – как бывает во сне – твердо знал, что она произносит его имя, настоящее имя, однако не мог разобрать ни слова.

Его разбудили громкие крики Джамаля и сдержанное басовитое рычание. Он вскочил, нащупывая лук, инстинктивно метнулся к ближнему валуну, прижался спиной к прохладному камню. В прогоревшем костре тускло светились уголья, над ними таял сизый дымок, а за этой ненадежной защитой маячили четыре огромных снежно-белых силуэта.

Звери! Такие же, как саблезубый, растерзавший гиен! Огромные ангорские коты!

Скиф согнул лук, с отчаянием сознавая, что жалкая тростинка, лежавшая на тетиве, может лишь раздразнить хищника. Скверные дела! Лук-то хорош, да стрелы плохи… Против таких чудищ шансов – ноль… Он чувствовал, что жизнь клиента, да и его собственная, несмотря на молчание Хараны, висит на кончике паутинной ниточки, колеблемой ветром небытия.

– Погоди, дорогой, не стреляй. – Джамаль, похоже, справился с первым испугом. – Видишь, они стоят… не трогают нас, не трогают нашего олешка… Видно, не голодные.

Звери и впрямь не двигались и не обращали внимания на остатки их вчерашней трапезы; они только порыкивали с нетерпением да свивали в кольца длинные пушистые хвосты. Скиф, облегченно вздохнув, опустил лук.

– Чего-то им от нас надо, – заметил Джамаль, подбирая • пояс с катаной и затягивая ремень вокруг талии. – Говорят, а? Рычат и говорят… хвостом и ушами, видишь? – Уши у белых зверей заметно подрагивали в такт словам князя. – О чем говорят эти киски, не пойму… Ты у нас эх-перд, ты скажи!

Он улыбнулся, блеснув белоснежными зубами.

– Я в других делах эксперт, – буркнул в ответ Скиф. – В кошачьих разговорах разбираюсь не лучше тебя.

Кажется, хищникам надоело ждать. Один из них, огромный – не давешний ли знакомец, прикончивший гиен? – мягко ступая, обогнул кострище, с заметным презрением понюхал жареное мясо и уставился на Скифа. В его угольно-черных глазах зажглись огоньки, длинный хвост нетерпеливо охаживал бока, но шерсть на загривке не топорщилась, лежала гладко – зверь не был раздражен.

– Ну? Чего ты хочешь, животинка? Чтоб за ушами почесали? – Скиф отлепился от камня, шагнул вперед, потянулся к зверю. Тот предостерегающе рявкнул – похоже, блохи его не донимали или он просто не любил фамильярностей.

Рука Скифа инстинктивно отдернулась.

– Не бойся, дорогой, – произнес князь, глядя на хищника и словно бы пытаясь понять его рычание, – не бойся. Он нам ничего плохого не сделает.

– А ты откуда знаешь? Джамаль пожал плечами.

– Чувствую! Просто чувствую. Эти киски…

Он смолк, ибо хищник внезапно неуловимым движением развернулся и гибкий хвост ударил Скифа под колени – с такой силой, что он едва удержался на ногах. Удар сопровождался ревом – хриплым, низким, повелительным.

– Хочет, чтоб мы с ним пошли, – прокомментировал Джамаль, торопливо подбирая завернутое в широкие листья вчерашнее жаркое. – Ну, дорогой, раз приглашаешь, обязательно пойдем. Пойдем! Вот только завтрак прихвачу…

Напоминает приказ, а не приглашение, подумал Скиф. Или то, или другое… Однако звери, хищники так себя не ведут! Для них человек не гость и не пленник, а добыча! Или этих гигантских котов нельзя было считать зверями? Но выглядели они как звери и тянуло от них звериным душком – правда, не такой застоявшейся вонью, как из львятника в питерском зоопарке.

– Вот, дорогой, мы уже готовы. – Джамаль бестрепетным шагом направился к троице, поджидавшей за костром. – Веди, куда хочешь!

Скиф, не говоря ни слова, последовал за компаньоном. В молчании они спустились с холма и зашагали на юго-восток, к розовевшему на горизонте горному хребту; его иззубренные вершины казались башнями и парапетами полуразрушенного замка. Над самым крайним его донжоном, грозившим небесам тремя остроконечными зубцами, вставало солнце – золотисто-алое, огромное, ослепительное. Нет, все-таки оно больше земного, решил Скиф.

Белоснежные звери выстроились вокруг, точно охранники, конвоирующие заключенных: один впереди, другой позади, двое по бокам. Шли они неторопливо, приноравливаясь к людям, и – что самое удивительное! – даже не косились на антилоп с остроконечными рогами-саблями, на маленьких, хрупких сайгаков, стройных оленей с пятнистыми шкурами и иных, с длинными верблюжьими шеями и рожками, похожими на растопыренную пятерню. Но все эти мирные твари явно побаивались белых кошек – даже стадо косматых крупных быков с поспешностью уступило им дорогу. Такие быки Скифу раньше не встречались; окрестив их бизонами, он подумал, что равнина, на которую занесло их с князем, больше походит не на евразийскую степь, а на саванну, прерию или пампасы. Африканские степные угодья он видел только с борта самолета, а в Америке не бывал вообще, но твердо помнил, что в саванне водятся львы, гиены и антилопы, а в прерии – койоты и бизоны, о пампасах же у него имелось самое смутное понятие. Однако звучное это слово Скифу нравилось. И не одному ему. В родном батальоне экспедицию в ближайший винный магазин шифровали кратко и выразительно: смыться в пампасы. Без пампас погиб спецназ, комментировал эти походы майор Звягин. Вероятно, имелась в виду смерть от жажды.

Тут Джамаль подтолкнул компаньона, прервав его раздумья, и сунул ему ломоть мяса. Скиф вцепился в кусок крепкими зубами, пережевывая на ходу. Звери белыми призраками маячили со всех сторон: ни присесть, ни передохнуть. Впрочем, он не устал – солнце поднялось над горами всего на пару ладоней, и по земному счету времени стукнуло девять утра. Интересно, что случится в двенадцать и позже, подумалось ему. Так и станут гнать до самого вечера?