Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - Василий Кравков

Приехала группа японских офицеров — какие они скромные, осмысленные, серьезные; идут и разговаривают вдумчиво — очевидно, о своем специальном деле; наши же, мне постоянно рисуются, где ни соберутся — всего менее расположены вести взаимные беседы на темы своего военного искусства, а больше лишь заняты бывают зубоскальством, погонями за бабами да размышлением об окладах денежного довольствия, чинах и орденах.

Прошел мимо памятника П. Столыпину[484], и навязчиво вставал вопрос, какую роль он сыграл для России — не злого ли гения, задержавшего моих соотчичей на пути гражданского их развития?! […]

23 июня. Выехал в санитарное revue[485] в район расположения]

2-го, 34-го армейских и 3-го Сибирского корпусов. В 34-й корпус выехал и командующий. В автомобиле с врачом для поручений покатил через Сопоцкин, Копциов[486] на Лейпуны[487], Серее[488] и Олиту. В Лейпунах и Серее хорошо работают без крика учреждения Всероссийского] земского союза — амбулатор[ия], чайная, больница, заразные бараки и пр. Поля покрыты «волнующейся желтеющей нивой», к[ото]рая в переживании теперешнего момента уже не могла бы произвести такого благостного настроения у великого поэта, ч[то]б[ы] разгладить морщины на челе и смирить души тревогу… Местами как будто начали жать. Счастливые жаворонки не признают людской мерзости — войны: поют себе да поют[489]. На горизонте видны пожары. В Олите заночевал. […]

Из 34-го корпуса выхватили 27-ю дивизию, отправленную на Ковель[490]. […]

24 июня. […] О бродячих солдатах сложилась версия — есть из них «халупники», шляющиеся по месяцам из халупы в халупу, и — «волхвы», путешествующие вдали от своих частей также подолгу, но лишь по звездам! Вопрос с венериками и сифилитиками принимает жгучий характер. Приказом Верховн[ого] главн[окомандующ его нельзя их эвакуировать в тыл, масса из них умышленно заражается, ч[то]б[ы] только уйти из строя. Не шутя приходит в голову мысль об образовании из них разве к[аких] -либо отдельных венерических отрядов!

Бирштаны[491], где расположился военный лазарет и лазарет Красн[ого] Креста. Райский уголок — курорт, запущенный; на берегу Немана — огромный парк.

Прены. Корпусной командир 3-го Сибирск[ого] корпуса Трофимов, бывший губернатор Черноморский в 1906–1907 гг. и бежавший оттуда в дни «бури и натиска». Для почета приказал дать мне 7 казаков, с к[ото]рыми я отправился уже в экипаже по плохой дороге в Ушболе и Поедуне, где расположились] лазарет и перевязочный отряд 8-й Сиб[ирской] дивизии. На Литве — редки деревни, а все хутора… Ночью возвратился опять в Олиту.

25 июня. Утром — на Симно, затем в Красну[492] и Шестаков. Вечер. Глухое буханье артиллерии. Бурятский лазарет с двумя летучками. Уполномоченный — москвич Михаил Васильевич Сабашников[493] — книгоиздатель и сахарозаводчик, он же председатель правления Университета Шанявского. Поразговорились и согласились, что в России у нас правительство не боится просвещения, а боится лишь просвещенных людей! Чайная и закусочная Пуришкевича — в вагонах. Ротный командир жел[езно]дор[ожной] роты штабс-капитан Тыртов под названием «Сатрап», его поведение…

Заночевал в Шестакове.

26 июня. Выехал на Лодзее через Красну в Вайтакеме и Пунск. В Пунске прекрасно работает в передовом отряде Земского союза женщина-врач Серебрякова; кальварийская администрация сделала будто бы распоряжение, ч[то]б[ы] жители жгли рожь! Приготовились к «мудрому» отступлению!! С запада на восток уныло тянутся подводы с беженцами, к[ото]рые уже, очевидно, устали плакать и молча сидят с выражением на лице тупой примиренности ко всему, что случилось с ними и что еще ждет их впереди…

27 июня. […] Наша русская история мне представляется сплошным враньем, и правду ее, мне думается, надо черпать лишь из иностранных источников. Как далека наблюдаемая теперь мной действительность от той, к[ото]рая изображается нашими корреспондентами] с театра военных действий — Немировичами] — данченками, петровыми и tutti quantil[494] Ведь как слюняво ни расписывают щелкоперы, а несомненно одно, что серые бойцы наши ой как воевать не хотят; воевать желают лишь гранды, преследующие свои личные интересы в войне, да разве юнцы, начитавшиеся Жюля Верна, Майн Рида, Купера и Густ[ава] Энара. […]

Корпусного врача 34-го корп[уса] Протопопова выкурили-таки наши вояки: не под кадриль он им пришелся — уж больно мягок и воспитан! Будь теперь среди нас Гаас[495] — известный подвижник-врач — и его признали бы подлежащим отстранению от должности. […]

29 июня. […] Прибыл из другой армии один коллега — главный врач госпиталя; представляясь мне, он с большой тревогой спросил меня, а что-де при представлении и «полковнику» он его не проглотит? Я успокоил его, что при мне он для него будет безопасен. Навидался он многих начальников санит[арных] отделов, и все они «орут-кричат и ничего не понимают». Начальник санит[арного] отдела 2-й армии — отставной генерал Дероберти[496] — с paralysis agitans[497], 12-й армии — отставной генерал Губерт[498] — с dementia senilis[499], весь ушел в павианское таскание за сестрами, из коих одну сделал своим делопроизводителем и с ней разъезжает по учреждениям; устраивал с сестрами раскатывания в автомобилях… Еще — отставной генерал Чистяков[500] в 5-й армии (quipro quo[501] — с ампутацией «бедра» и «плеча»)… Вся офицерская заваль, еще в мирное время признанная неспособной служить своему прямому специальному делу и уволенная поэтому в отставку генералами, в военное время признается способной для служения, но уже тому делу, к[ото]рому и в мирное время не была обучена! Это ли не сказка действительности?!

[…] Красный Крест с своими представителями] и агентами — пижонами в камергерских и камер-юнкерских мундирах проявляет большое засилье над военной медициной; козыряние, рекламирование идет вовсю… Безо всякой шумихи, скромно в противоположность] Кр[асному] Кресту ведут свое дело организации Земского и Городского союзов. […]

ИЮЛЬ

1 июля. […] На днях ненадолго уехала в Петербург «божья коровка» — наш «храбрый» генерал Жнов; у меня самым непосредственным] образом сорвалась с языка обращенная к нему фраза: «Ну вот, теперь Вы хотя на короткое время имеете возможность отдохнуть, забывши всякую службу»; на что он так удивленно мне ответил: «Да я и не нуждаюсь в том — служба и здесь меня нисколько не беспокоит». Только тогда я спохватился, что это так, что он — аркадский принц, канцелярия обслуживается целым сонмом надежных чиновников и офицеров, а ему — лишь подписать, затем по целым дням и вечерам белых слонов по улицам гонять. Все никак не может так же, без печали и воздыхания, устроить себя здесь наш полковник, для к[ото]рого жизнь Жнова — идеал всех его вожделений! […]

4 июля. […] Наши неудачные бои под Цехановым[502] — Праснышем в отражении подцензурной прессы описываются по обыкновению в духе «все совершается у нас великолепно, немцы же только обманываются в расчетах да глупость творят», «наш отход на второлинейные позиции был не вынужден, совершен в полном порядке и должен рассматриваться как удачный маневр, направленный к выигрышу пространства с целью противодействия планам противника» (sic!!). […]

Мой prognosis[503] касательно успехов нашего оружия: к осени потеряем всю Польшу, Прибалтийский край до Риги, и в угрожаемое положение станет Петербург. Да неужели мы и затем должны воевать, несмотря на ясные доказательства, что мы не в состоянии бороться с немцем?![504] Можем ли мы отыгрываться? […]

5 июля. День тезоименитства моих сына и брата — Сергеев. Был в соборе. Первую ектенью протодиакон не столько читал, сколько пел по нотам; что-то слышалось в ней надрывное и модернистское… Удивительно хороший напев «Святый Боже…» Всё молятся о мире по всем склонениям и спряжениям. И в этом хоть чувствуется отрада. Как превосходен звон наших колоколов перед католическим! […]

Прика[ом] Верх[овного] главн[окомандующ]его от 26 июня № 524 объявляется, что «при участии наших врагов» усиленно распространяются слухи по поводу отхода нашего из Галиции — об обнаруженном предательстве. «Предваряю, — говорится в приказе, — что на всякое подпольное обвинение лиц, ни в чем не виновных, или только носящих нерусские фамилии, я буду смотреть как на недопустимую попытку внести смуту в рядах армии; с виновными в распространении слухов… несомненно идущих из вражеских источников, я повелеваю…» и т.д.