Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - Василий Кравков

Зашел вечером после прогулки на Неман к сестрам в Гродненский госпиталь, у к[ото]рых ни разу еще не удосужился быть, несмотря на постоянное их приглашение как «доброго, хорошего Вас[илия] Павл[ович]а». Узнал, что будучи представлены все к наградам медалями одинаковых степеней[460], получили они медали разных достоинств: кто покрасивей и поинтересней были для дежурного генерала — то получили высшую степень, менее же соблазнительные для него получили низшие степени; «видных фамилий» также получили высшие степени медали… Мне было очень неловко перед сестрами. Опять симптом: как у нас применяется закон…[461] «Горе вам, фарисеи-лицемеры… Гробы повапленные…» […]

22 мая. Свершилось! По источникам военных информаций все у нас шло неизменно прекрасно, «дезорганизованных» и «глупых» австро-германцев «искусным управлением и маневрированием» наших войск мы постоянно колотили да колотили… Перемышль пал! Предвижу, несдобровать и Львову. На душе грустно-прегрустно; одно утешение — не послужат ли наши поражения с сотнями тысяч уложенных зря жизней к скорейшему обновлению нашей многогрешной Руси — «Соединенных Губернаторских Штатов» — Руси беззакония, произвола, полицейского усмотрения и пр. мерзостей.

Совершившееся событие аппетита за обедом ни у кого не расстроило и не помешало нести всякие вздорные и пустые разговоры. Мы позорно разбиты… Ну, гг. военные, для пользы дела не нам ли, врачам, взять теперь командование полками и дивизиями? А вы продолжайте быть санитарными начальниками! […]

Радко-Дмитриев[462] — балканский герой! — отстранен от командования 3-й армией[463]. Пленные немцы говорят, что летом пособерут они хлеб, а к осени захватят Варшаву. Не случилось бы этого еще гораздо ранее!

23 мая. Погода райская; в резком контрасте с ней трагически складывающиеся для нас события текущей великой войны… Перед германцами мы оказались полными банкротами; не пора ли капитулировать? Интересно, как будут теперь извертываться военные обозреватели прессы, убаюкивавшие общественное мнение нашими quasi-успехами? […] Утешают публику, что нахождение в руках противника Перемышля не помешает-де нам его опять взять обратно! Благодарю покорно. Ведь и пределы терпения, наконец, не могут же быть безграничными. Опять брать Перемышль и завоевывать Галицию, равно отвоевывать захваченные у нас земли?! Начинать сказку о белом бычке с новыми стотысячными жертвами?! Это при могуществе-то оборонительных сооружений у противника, к[ото]рого не в состоянии из них вышибить ни мы, ни наши союзники?! Италия теперь для нас соломинка, за к[ото]рую мы цепляемся. Не надо обладать особым даром предвидения, чтобы утверждать, что скоро, может быть, покажет себя и германский флот, якобы запертый в Кильском проливе…

Грустно читать приказ Верховного главноком[андующ]его от 30 апреля за № 321, объявляющий о высочайшем даровании ему «Георгиевского оружия, украшенного бриллиантами с надписью “За освобождение Червонной Руси”». Из Львова уже идет усиленная эвакуация…

Ужасную вещь по неожиданности мне пришлось услышать сегодня в разговоре за обедом с почтеннейшим профессором стратегии в Никол[аевской] академии Генер[ального] штаба полковником А.А. Незнамовым[464]: на мое к нему обращение, что-де вот, А[лександр] Александрович], вам теперь будет богатый материал для поучения своей аудитории касательно всех операций текущей войны, он мне с сокрушенным сердцем ответил, что научнокритическому разбору эти операции подвергать будет совершенно невозможно по цензурным условиям; а когда я наивно-удивленно спросил его, да как же будет писаться правдивая история наших военных действий, ч[то]б[ы] избегать на будущее время сделанных, может быть, нами ошибок, он отвечал: «Да так, как пишут теперь в газетах». О Боже мой, да неужели это так?! Берет жуть и отчаяние за судьбу России…

3-й Сибирский корпус у нас из армии убирается, на место его становится 34-й армейский. Формируется штаб 13-й армии, куда отойдет теперешний северный район нашей армии. Не без тревоги надо взирать на Финляндию… […]

24 мая. […] Положение наше в Галиции продолжает быть паршивым, и Львову, очевидно, несдобровать[465]. […]

25 мая. Погода держится хорошая. Штабные и все воинство в Гродно развлекаются себе кинематограф[ом], цирком, усиленным флиртом, картами… […] Дежурный генерал Жнов, георгиевский кавалер на теплом местечке, проявляет большую осведомленность по личному составу находящихся в Гродно баб, чем по своим прямым обязанностям, вся тяжесть коих возложена им на верных рыцарей пера, ему же остается одно подписывание; ему очень завидует наш «храбрый» полковник, всячески стараясь поставить себя по отношению к санитарн[ому] отделу тоже в роль лишь шефа. […]

26 мая. Господь послал нам еще утешение в лице новых союзников: Республика Сан-Марино объявила войну Германии и Австро-Венгрии, выставивши армию из 8 рот по 150 человек в каждой! Наша 10-я армия разделяется: северный район за Неманом переходит в формирующуюся 13-ю армию. […]

27 мая. […] По соседству с нашей за Неманом будет сформирована не 13-я армия, а 5-я.

Союзники наши пока только все показывают лишь кулаки тевтонам, суля лишь впереди всякие для них страсти; теперь же лишь «успешно продвигаются», стоя на месте и крича на весь мир, что-де заняли при продвижении или такой-то усадьбы, или подстрелили у неприятеля пушку!! Официальный наш военный орган — «Русский инвалид» — успокаивает и утешает нас, что-де очищение Перемышля нельзя считать успехом стратегии противника, а только их тактики! «У вас очень сильно разболелся запломбированный зуб? Но это — ничего-ничего, боль отраженная!!» […]

28 мая. […] Идут наикровопролитнейшие бои в Галиции, а официальные телеграммы из трофеев только и могут похвастаться, что «нами взято 300 пленных и 2 пулемета»! Вообще официальная часть не у нас лишь, но и у союзников могла бы служить благодарной темой для Джерома Джерома или Марка Твена[466].

Идет нервная работа по снабжению войск против нового элемента борьбы — удушающих газов.

[…] Высочайшим приказом от 3 мая награжден орденом Св. Анны 1-й степени. Послал, ч[то]б[ы] порадовать этим, письма моим ребятам[467]. […]

30 мая. Хоть нек[ото]рое облегчение: в боях на Днестре нами взято до 6 тысяч германц[ев] и австрийц[ев], 17 орудий, 49 пулеметов и 188 офицер[ов]! А все-таки, я вижу, не удержать нам Львова! […]

31 мая. […] Был в госпитале гродненском, разговорился с коллегами; слезные жалобы их на засилье от офицерства, поступающего] к ним на лечение: масса претензий со стороны его, писание кляуз, безграничные требования, самовольные экскурсии из госпиталя по кинематографам и увеселительн[ым] местам, стремление к скорейшей эвакуации, масса лодырей. Наше «гонимое племя», т.е. врачи, не знают, как только ублажить сынов Марса, кормят их до отвалу; в происходящих конфликтах все это хамье находит соответствующую поддержку в представителях военной диктатуры, смотрящих на врачебный персонал прямо как на паршивую прислугу… Среди больных и раненых слышится уже ропот на большие жертвы и нулевые успехи нашего оружия — ропот и на начальство[468], и на Бога, отрицательное отношение к религии… Начинается зловещее брожение… […]

ИЮНЬ

1 июня. […] Между строк официальных телеграмм — в Галиции дела наши прескверны; в Риго-Шавельском же районе, вообще на нашем правом фланге надо ожидать к[акого]-либо сюрприза; Вильгельм — в Тильзите. […]

2 июня. Погода хмурая, небольшой перемежающийся дождь.

Немцы поперли на Олиту[469] и Прены[470]. Не демонстрация ли? […] Глухие слухи бродят о покушении на жизнь [великого князя] Николая Николаев[ич]а. Помилуй Бог! В нем я не вижу какого-н[и]б[удь] стратегического гения, но он незаменимо нужен сейчас как командное лицо с непреклонной крепкой волей и независимым абсолютно поведением, стоящее выше всех пресмыкательств, мелких происков и мышиных устремлений к урыванию «жареного». […]

3 июня. Дождь. По нашим агентурным сведениям, в Занеманский край — к Тильзиту — замечено движение больших обозов, множество всевозможного калибра пушек, едут будто бы и сам Вильгельм с Гинденбургом. Мы все пятимся («лихо») раком; немцы же, как бы завороженные «разрыв-травой», продолжают себе методически, с чувством, толком и расстановкой вести наступление, последовательно отхватывая у нас территорию за территорией. […]