Барселонская галерея - Олег Рой

Он посмотрел на Таню, которая и впрямь выглядела очень растерянной и смущенной. Желая приободрить девушку, Дэн слегка пожал под столом ее коленку.

— Молодой человек, пожалуйста, положите руки на стол. Что за манеры! Моей дочери скоро тридцать лет, а вы хватаете ее за коленки, как десятиклассницу.

— Мама!

— Что — мама?! Молчи уж лучше!

Таня чуть не плакала, и Денис, скрепя сердце, решил остаться еще на некоторое время, а не оставлять ее на растерзание этой мегере.

— Помоги мне помыть посуду, — приказала дочери Элеонора Виссарионовна, поднимаясь из-за стола. Дэн воспринял это как приглашение выйти вон, поспешно удалился и скрылся в Таниной комнате. Но и отсюда, через стену, было прекрасно слышно, что происходит на кухне.

— Какая же ты у меня непрактичная! — возмущалась Элеонора под шум воды и звон посуды. — Называется, съездила на курорт! Для чего, спрашивается?! Такого добра и здесь навалом!

— Мам, а тебе не показалось, что он похож на… А, ладно…

— Да ни на кого он не похож! Обыкновенный проходимец.

— Мама!

— Ну что ты все: мама, мама! Другие себе олигархов находят, а ты какого-то нищего подобрала, да еще приезжего. Ну ладно, раз уж на то пошло, пусть этот парень хоть какую-то пользу приносит… Поедем на дачу, там много работы накопилось — мужика-то в доме нет.

— Мама, так ты же только что с дачи. Что там такого накопилось? Сорняки за два часа выросли?

Замечание Танечки было резонным, Денис мысленно зааплодировал. Но Элеонора Виссарионовна, похоже, не привыкла, чтобы ей возражали:

— Не умничай! Забор подправить надо, крыльцо починить… Уж я найду чем его занять, не беспокойся!

Такого поворота Дэн никак не ожидал. Вот уж чего-чего, а тащиться на так называемую дачу ему ну никак не хотелось. Он ясно представил себе кособокий скворечник на классических шести сотках, деревянный клозет и бесконечные грядки. И весь день задом кверху драть сорняки. Вот это удовольствие! Да еще в такой компании!

Очень хотелось сказать «извините, мне пора» и, помахав рукой на прощание, поехать домой, в свою двухэтажную берлогу на Бронной, с джакузи, полным баром и домашним кинотеатром. Сегодня вроде Лола хотела с ним повидаться… А если нет, то можно Алке позвонить.

— Денис! — послышался командный голос Элеоноры Виссарионовны.

Он нехотя двинулся на зов.

— Собирайтесь, нечего в отпуске в городе торчать! Сейчас на дачу поедем.

Сначала они «всей семьей» отправились на другой конец Москвы, на какой-то сельскохозяйственный рынок, где Элеонора закупилась граблями, лопатами, ведрами, саженцами, а заодно и кастрюлями, подушками и еще кучей всякого добра. Все это, разумеется, нагрузили на Дениса. Тане достались сумки с едой, Элеонора Виссарионовна шла, можно сказать, налегке, только катила ужасающего вида клетчатую торбу на колесиках, из которой торчали во все стороны ветки с жалкими листочками. Очевидно, столь ценный груз она не могла доверить никому.

— Хорошую какую сковородку купили, и недорого! — радовалась Элеонора. — Надо будет, уезжая, с собой забрать, а то украдут… Денис, а у вас есть дача? Ну, там, откуда вы родом.

— Да, есть небольшой домик. «Совсем крохотный, около тысячи квадратных метров», — добавил он про себя.

— А огород?

— Нет, у нас только газон и цветы.

— Такой маленький участок, что негде сажать? — в голосе потенциальной тещи неожиданно послышалось сочувствие.

Путь до дачи показался Денису бесконечным. В метро душно, шумно и жутко многолюдно. Пару раз он задел проходящих своими граблями и услышал в ответ на это коллекцию нецензурных выражений. Зато Элеонора Виссарионовна чувствовала себя в подземке как рыба в воде, привычно прокладывала себе дорогу локтями, в поезд бросалась, как на штурм Зимнего, и кричала на весь вагон:

— Таня, ну что вы там стоите! Иди сюда, я тебе место заняла!

Наконец приехали на Беговую. С огромным трудом втиснулись в электричку Усовского направления — суббота, первые выходные после майских, народу тьма, а поезда по этой ветке ходят редко. Вагон оказался битком набит не только людьми, но и теми же граблями, безразмерными баулами и саженцами, некоторые из которых были размером чуть не со взрослое дерево. В тамбуре, дальше коего им продвинуться не удалось, нестерпимо пахло дешевым табаком. У Дениса кружилась голова, подгибались колени и начался приступ клаустрофобии. Прислонившись спиной к двери, он всей душой возлюбил автомобильные пробки. Там, по крайней мере, тебя не сжимают со всех сторон и не давят ноги злобные попутчики.

Поездка продолжалась бесконечно, но, когда наконец вылезли на платформу, Денис ахнул про себя. Место было знакомое, более того — родное с детства. Это ж Раздоры, где и у них была дача! Превратившаяся теперь в загородный особняк, в котором поселился отец. «Надо же, оказывается, мы с Танечкой соседи!» — отметил про себя Дэн, даже не подозревая, насколько прав.

Минут через двадцать, под солнцем, палившим, как в июле — даром что на дворе только начало мая! — они добрались до дачи, где его ждало еще одно потрясение. Выяснилось, что принадлежащие Таниной маме шесть соток со скворечником (все выглядело именно так, как он себе представлял!) отделены от собственного дома Вербовских только одним забором, который строили по его же распоряжению!

Он даже вспомнил историю, которая была связана с этим участком. В свое время, когда они с отцом расширяли свои владения и строились, они хотели купить и этот участок тоже. Но его хозяйка отказалась от сделки наотрез. Пришлось умерить свои аппетиты.

Строительство закончилось, и на долгое время Дэн забыл о соседях. До прошлого мая, когда, гуляя с отцом по лужайке, чуть не получил по голове перелетевшим через глухой забор пучком ботвы. Он тогда возмутился и даже собрался побеседовать «по душам» с соседями, сходить к ним в гости с охраной и поучить их правилам общежития, но отец его отговорил.

— Не обращай внимания! — сказал он, как обычно, с излишним пафосом. — Неужели мой сын унизится до скандала из-за такой ерунды?

Дэн не пошел выяснять отношения — ни в тот раз, ни потом, хотя ботва летала еще неоднократно, он это иногда замечал. И с соседями, которые поселились через тот забор после старушки, так и не познакомился. До этой самой минуты.

И вот вам, пожалуйста, открытие.

— Как вам постелить? — ледяным тоном осведомилась Элеонора Виссарионовна. — Во времена моей юности неженатые люди ночевали в разных комнатах, но у вас, молодежи, все теперь по-другому.

Таня и Денис в один голос поспешно заверили ее, что будут спать отдельно. Но даже это сообщение нисколько не смягчило Элеонору.

Глава 13

Неистовая Элеонора

С послевоенных лет и до наших дней

Если бы Элеонора Виссарионовна имела возможность украсить двери своей квартиры фамильным гербом (наподобие тех, коими в прошедшие века владели именитые дворянские роды), то девизом бы стали слова: «Все, как у людей». Возможно, со временем она добавила бы еще одно слово, и конечный вариант читался бы так: «Все, как у приличных людей».

Нора выросла в семье военного. Вернее, военных, поскольку мама всю свою жизнь проработала в гарнизонных санчастях. А отец был прирожденным воякой, и в мирные послевоенные годы оказался как-то не у дел. Нет, его не сократили и не уволили в запас, он продолжал оставаться кадровым офицером и после Победы в сорок пятом еще верой и правдой служил своей стране почти тридцать лет. Но, не находя себе применения в бою, из героя и защитника Отечества незаметно превратился в винтик жестокой государственной машины.

Женился Виссарион поздно, единственным ребенком обзавелся уже под сорок. Дочь воспитывал строго и в семье вел себя так же, как с подчиненными, требуя, чтобы домашние беспрекословно его слушались — приказы, как известно, не обсуждаются.

Все детство Норы прошло в разъездах. Папа-офицер и мама-фельдшер мотались «по городам и весям», из гарнизона в гарнизон, меняя место жительства чуть ли не каждый год. Только вроде обжились, попривыкли — как приходит очередной приказ. И снова нужно паковать вещи и трястись в плацкартном вагоне, бороздя просторы необъятного Советского Союза. И снова — другая казенная квартира, другая школа, новые знакомства. Из Прибалтики их перебрасывали на Кавказ, из жаркого Узбекистана — на Север, чуть не за Полярный круг, из больших городов — в далекие поселки. Каждое «великое переселение народов» давалось девочке с большим трудом, ведь нужно было не только приспосабливаться к принципиально новым обстоятельствам жизни, но и все время помнить, что это тоже ненадолго. А значит, нельзя ни к чему привыкать и привязываться. Ни к месту, ни к климату, ни к вещам, ни к людям.

Однако роптать Норе и в голову не приходило. Благодаря отцовскому воспитанию понятие долга перед Родиной и обязательств перед семьей были для нее священны.