Сердце Вьюги-2 - Алексей Глушановский

 Но... Пока что Валенштайн не проявил ни одного из тех качеств, которые, как Рау был уверен, являлись основополагающими для этих созданий. И это было странно.

 Наконец, не выдержав терзающих его сомнений, он решил спросить напрямик. Догнав идущую впереди пару, он бесцеремонно влез в разговор с вопросом о возрасте Валенштайна в момент прихода Хаоса.

 - Сколько мне было лет? - слегка изумился подобному вопросу маг. - За неделю до того как меня убили, мы с учениками отпраздновали мой сто двенадцатый день рождения. Я родился в двадцать третьем году от победы над тьмой, как у нас назвали уничтожение последнего оплота темных рас.

 - Последний оплот темных рас... - Рау горько улыбнулся. - А ты случайно не помнишь его названия?

 - Случайно помню. Столица империи снежных эльфов, город Зимы, Арктис. Не так ли?

 - Все верно... - печально вздохнул альфар. - Значит, ты родился спустя двадцать три года после конца войны. Ну что ж, это кое-что разъясняет...Хотя все равно немного странно.

 - Что именно?

 - Я, видишь ли, принимал участие в той войне, которую ты не застал. И повидать архимагов довелось довольно близко. Правда, все больше на противоположной стороне прицела. Однако их повадки я изучил неплохо. Так что твое поведение, без разбрасывания направо и налево принуждающих заклинаний, без попыток заявить себя господином и повелителем всего нашего отряда, с медленным сожжением тех кто с этим не согласится, и без объявления всех присутствующих в отряде девушек твоим личным гаремом, мне кажется несколько странным... Для архимага, разумеется. Вот и стало любопытно.

 - Девушек - гаремом? - Переспросил Валенштайн, с некоторой нервозностью покосившийся на внимательно прислушивающуюся к разговору Софию. - А чего тут странного? Жить, мне, понимаешь ли хочется... Любопытно было бы посмотреть на того идиота, который попробует против её воли затащить в свой гарем темную жрицу с активной печатью. Издалека посмотреть. Из надежного противомагического бункера, находящегося под благословением кого-либо из могучих светлых божеств.

 - Ну а если серьезно. - Ироническая улыбка сбежала с лица мага. - Понимаешь... Я ведь всего лишь память. Память, а не личность. Душа, личность, моральные принципы... Все это, принадлежащее Артему, осталось без изменения. Я далеко не тот Валенштайн, которого я помню. Он, действительно бы действовал в такой ситуации несколько иначе. А я... Я всего лишь странная и неустойчивая смесь из памяти давно погибшего архимага и личности молодого землянина, чересчур увлекавшегося сказочными историями, и влипшего в одну из них по самые уши.

 Меж тем, за разговорами, отряд все более и более углублялся в ту часть академии, где, по всей видимости, когда-то шли наиболее ожесточенные бои. Все больше и больше виднелось на стенах рытвин и проплешин, оставленных могучими боевыми заклинаниями, все чаще и чаще хрустели под ногами хитиновые панцири с изредка видневшимися среди них пожелтевшими человеческими костями. Нередко попадались сооруженные из различной мебели баррикады, пол перед которыми был особо густо усыпан пылью и останками.

 Идти становилось сложнее. Многие из применявшихся обороняющимися магами заклинаний, были, очевидно, не предназначены для использования в помещениях и потому, сильно повредили полы и стены академических коридоров. То и дело попадались трещины и проломы, которые приходилось обходить, перепрыгивать, и, даже, один раз - перелетать. Благо что Валенштайн, как оказалось, достаточно неплохо владел левитацией и смог закрепить на другом конце обрушенного перехода брошенную ему веревку, по которой постепенно и перебрались остальные, не владеющие столь полезным умением члены отряда.

 - И стоит этот жезл таких мучений? - Недовольно поинтересовалась София, отряхивая вездесущую пыль со своих штанов. - Далеко еще?

 - Не особенно. - Пожал плечами Валенштайн. - Собственно, за этим переходом уже и находятся помещения боевого факультета, частью которых и является центральная башня.

 Впрочем, 'недалеко' в понимании мага, и в общепринятом понимании были видимо несколько отличающимися параметрами, поскольку идти им пришлось еще больше пятнадцати минут. Правда, значительную часть этого времени отняло преодоление различных препятствий, то и дело возникающих на дороге. Состояние зданий боевого факультета, в отличие от неплохо сохранившегося факультета артефакторики было просто ужасным. Когда же они наконец то добрались до той самой центральной башни, и по довольно широкой, петляющей зигзагом от одной до другой стены лестнице поднялись на пару этажей, положение стало и вовсе катастрофичным.

 Многочисленные проломы и обвалы, ведущие куда-то глубоко под землю, рухнувшие потолки, разгромленные помещения - все это ясно показывало весь накал некогда гремевшей здесь битвы.

 К тому же, и сам проводник, то и дело замедлялся, с грустью оглядывая все чаще и чаще попадающиеся на их пути скелеты. Ольга даже не пыталась представлять, что творится на душе архимага, ведь здесь лежали те, кого он знал и учил. Она лишь крепче сжимала его руку, пытаясь поддержать и отвлечь от переживаний за давно погибших людей.

 Впрочем, София подобной деликатностью отнюдь не отличалась. Долгое хождение по пыльным коридорам, преодоление постоянно возникающих препятствий, усталость и постепенно усиливающееся чувство голода, вконец испортили и без того далеко не самый мягкий и добродушный характер девушки. А потому, когда Валенштайн в очередной раз замер перед особо большим нагромождением панцирей, из которого выглядывал человеческий череп и, немного помедлив, начал отбрасывать останки тварей в стороны, освобождая скелет погибшего, долго копившееся раздражение вырвалось наружу.

 - Ну и кто это был? Ты его знаешь? И вообще, не поздновато ли вести раскопки? К тому же похоронить этого типа лучше, чем он это сделал сам, у тебя получится вряд ли. Ишь как завалило. Пошли уже до твоего сейфа с артефактом и скорее назад. Я проголодалась, и если в ближайшие полтора часа не найду чего перекусить, то тот, по чьей милости я лишилась своего обеда, рискует на своей шкуре узнать, что чувствует пожираемый заживо. - При этих словах она оценивающим взглядом окинула фигуру мага.

 Впрочем, занятый своим делом, тот казалось, не обратил на это заявление ровным счетом никакого внимания.

 Наконец, Валенштайн закончил свою работу, и на льющиеся из большого пролома в стене солнечный свет появился скелет высокого мужчины с проломленными ребрами и отсутствующей кистью левой руки. Костяшками уцелевшей правой руки он сжимал довольно толстый, серебристо-стальной, украшенный изящной гравировкой жезл, длинной около тридцати сантиметров, на торце которого был неведомым способом закреплен круглый прозрачный камень размером с половину девичьего кулака.