Князь во все времена - Валерий Геннадьевич Шмаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К нашему появлению за нашим компаньоном топали уже совсем беззастенчиво и, похоже, собирались зайти к нему в гости и сделать предложение, от которого он не сможет отказаться, но дело в том, что мы сами умеем делать такие предложения. Поэтому мы быстренько метнулись в небольшую квартирку, в которой Славка оставил нам так необходимые в нашей непростой жизни инструменты, доработанные золотыми руками нашего Яшика. Ключи от оперативной квартиры, равно как и ее адрес, наш друг оставил нам вместе с письмом.
И вот, наконец, наступил тот долгожданный день, когда наши оппоненты надумали навестить почтенного ювелира. Как мы это узнали? А «топтуны» исчезли. Как только наблюдение за домом нашего компаньона оттянулось на дальние подступы и принялось контролировать соседние улицы, мы проникли в дом, забыв предупредить хозяина.
Моисей Шлемович, как и все нормальные люди, предпочитает работать недалеко от дома, поэтому на первом этаже он работает, а на втором живет. Его многочисленная семья тоже живет на втором этаже, но в другом крыле, и тоже работает на первом этаже, но в магазине, а не в царстве старого мастера.
Предложители… Или предлагатели? Короче – грабители пришли уже перед закрытием. Вежливо продемонстрировали пару пистолетов и напросились в гости. Моисей Шлемович, разумеется, не возражал. Старый ювелир пережил уже четыре грабежа и два погрома и знал, что лучше не суетиться – целее будешь. Этого не знали наши оппоненты, но подобные знания приходят с опытом, который иногда бывает достаточно болезненным.
Для Моисея Шлемовича наше появление тоже было неожиданностью, но он не орал и не возмущался. Правда, его по висюлькам не били и руки не ломали, но выдержка у нашего компаньона просто потрясающая, а последняя его фраза прибила даже Женьку. Глядя на тушки, висящие в подвале прямо под мастерской, старый опытный ев… французский, а теперь уже швейцарский ювелир с непередаваемым одесским юмором и сарказмом сказал:
– Азохен вей! Я же говорил вам, что наше знакомство закончится очень печально. Правда, я не уточнил, что для вас. Знакомьтесь. Мои компаньоны и основные держатели акций нашего преуспевающего предприятия. Эти, вне всякого сомнения, достойные молодые люди горячо жаждут пообщаться с непонятными шлимазлами, которые вообразили себя их новыми компаньонами, а я с вашего позволения откланяюсь. У меня режим и ужин. И, господа! Когда вас будут спрашивать, пожалуйста, не отвечайте слишком громко – у меня очень чуткий сон.
Молодые люди! Вы не представляете, как я рад вас видеть! Я надеюсь, вы не покинете меня столь же неожиданно, что и появились. У меня уже готов отчет о проделанной работе и завалялась бутылочка приличного вина. Один я ее не осилю. Что поделать? Возраст. Сейчас я пришлю вам двух своих родственников. Теперь они очень сожалеют, что не помогали вам в Париже, но вполне могут пригодиться сегодня. Мало ли понадобится воды принести, жаровню с углями подержать, кофе приготовить, розги вымочить. Опять же они неплохо владеют лопатами. Так что располагайте ими, как вам будет угодно, а я, с вашего позволения, вас покину. – И с потрясающим достоинством и непередаваемой грацией удалился.
Ржали мы с Женькой минут десять. Почти до появления наших новых помощников. Наши собеседники оказались несговорчивыми. Я не имею в виду сына Моисея Шлемовича и его племянника. Вот такой жесткий папа и дядюшка. Обучает родственников по полной программе. Так сказать, готовит отпрысков к превратностям этой непростой жизни.
Так вот наши собеседники совсем отказались нас понимать, а так как их было четверо, а в подвале насчитывалось только три комнаты, то допрашивать их было вроде как неудобно. Но подобные неудобства нас с Женькой уже давным-давно не смущают. Самого борзого мы спеленали и повесили вверх ногами, двоих посадили на стулья рядом, наказали нашим помощникам развлекать пленников и в соседней комнате принялись за четвертого.
Грабители отличаются от идейных революционеров, борцов с разными режимами и прочих подобных отморозков одной особенностью. У них нет оснований лишаться собственного здоровья ради блага других людей, а тем более своих подельников. Поэтому через десять минут первый разбойник заговорил. За эти десять минут он узнал очень много нового о своем организме, о последствиях вмешательства в этот организм посторонних предметов и о реакции этого организма на эти вмешательства.
Подельники нашего собеседника при всем своем желании не могли ничего услышать из нашего разговора с их приятелем. Борзый висел не просто вверх ногами, он упирался в бетонный пол подвала головой под небольшим углом и весь вес его мощного, накачанного тела приходился на бычью шею – жуткая пытка. Он не только слышать ничего не мог, он уже через двадцать минут ничего не соображал. Мы вовремя его сняли, иначе с ума сошел бы.
Оставшихся двоих периодически и монотонно били скрученными мокрыми тряпками по голове веселые родственники Шлемовича. Им очень понравилось такое необычное времяпровождение.
Видимо, папа и дядюшка успел рассказать своим отпрыскам, как эти редиски себя с ним вели, и тем самым подписал разбойникам смертный приговор. Когда мы снимали уже не борзого с крюка, они готовы были давать показания наперегонки. И таки дали их. Все вчетвером. Правда, с первым и третьим пришлось повторить прием «головой вниз». Мне некоторые нюансы не понравились, но еще через полчаса все пришло в норму, и мы нашли-таки общий язык.
Черт! Сленг и интонации Моисея Шлемовича привязались. Теперь недели три буду говорить, как недоодессит, а Женька говорит уже два дня – он все эти два дня за Шлемовичем по городу ходил.
Как это ни странно, из всех четверых самым адекватным оказался именно борзый. Да что это я, борзый да борзый. У этого еще молодого, но уже побитого жизнью и судьбой человека оказалось некоторое количество мозгов, изрядная доля ответственности за своих родственников и, что мне понравилось больше всего, очень приличный жизненный опыт. Он не хотел говорить правду о других людях, но рассказал все о себе.
Конечно же я не верю слюнявым россказням раскаявшихся уголовников. В свое время я наслушался их предостаточно, перед тем как их закапывали.
