Книга Легиона - Наль Подольский

Зато на поведенческом уровне странностей у него хватало. Высокий и дородный, он двигался как-то необычно. Марго не сразу сообразила, в чем дело. Казалось, внутри у него вместо мускулов — моторчики, которые, поочередно включаясь, обеспечивают нужные перемещения частей тела. Мог бы играть в кино роботов, предположила она. Очень крупная голова формой напоминала бочонок, и когда Фугасов хотел посмотреть на что-нибудь, то, вместо того чтобы перевести взгляд, поворачивал голову целиком, как башню танка. Лицо его было малоподвижно, и на нем красовалась либо застывшая самодовольная улыбка, либо не менее самодовольная многозначительная серьезность. Говорил он громко, на одной ноте, правильными отрывистыми фразами, и сказав нечто остроумное, с собственной точки зрения, издавал очень странный смех, состоящий из раздельных повторяющихся покашливаний. Похож на дауна, мысленно подвела итог Марго.

Марго и Платон для начала представились как частные лица и, по предварительной договоренности между собой, не стали сразу раскрывать карты, а, в контексте застольной беседы, предложили Фугасову задачу в абстрактном варианте: если, мол, некто время от времени излучает опасные агрессивные импульсы, то можно ли найти способ помешать этой вредоносной активности?

— Если это возможно, то кто-нибудь мог бы это сделать. А если невозможно, то никто, кроме меня, не сделает. — Он говорил неразборчиво, не переставая жевать. Ел он невиданным и мерзким способом, склоняя голову набок над самой тарелкой и сталкивая с нее вилкой куски мяса в широко открытый рот.

— Вы хотите сказать, что такая задача вам по силам?

— Мне все по силам. Нерешаемых проблем нет. Есть проблемы, которые люди не умеют решить. Это другое дело. В этой области я могу все.

Ко всему прочему, Фугасов оказался еще и пьяницей, и как только графин с водкой опустел, бесцеремонно потребовал продолжения. Он быстро пьянел и вскоре начал нести просто чушь. Почувствовав, что у хозяев складывается о нем неблагоприятное впечатление, он произнес с надрывом в голосе:

— Да, да, что поделаешь… высоты мысли, парение духа… и бренная плоть… потребности тела, — он презрительным жестом указал на стопку водки, которую тотчас и опорожнил, — трагическое противоречие…

Платон с помощью Марго погрузил его в машину и доставил домой. Они даже не стали обсуждать эту кандидатуру — в ответ на вопросительный и насмешливый взгляд Марго Платон только молча кивнул.

Но на следующий день Фугасов позвонил сам. Разумным и трезвым голосом он заявил, что обдумал предложенную ему задачу, находит ее достаточно интересной и хочет им кое-что показать, причем немедленно.

— Придется ехать к этому Фугасу. — Лицо Платона выражало скепсис и озадаченность одновременно.

С этого момента они больше не называли его ни ликвидатором, ни терминатором, а исключительно Фугасом — кличка прилипла к нему сразу и навсегда.

Он пригласил их приехать в свою частную лабораторию — именно так он выразился, и они по пути гадали, что эти слова могут обозначать.

Звонок не работал, но входная дверь была приоткрыта, и они проникли внутрь самостоятельно, не дожидаясь приглашения. Лаборатория оказалась двумя комнатами в мансарде, по каким-то причинам находившимися в распоряжении Фугаса; как выяснилось впоследствии, они за ним числились в качестве художественной мастерской. Здесь дышалось легко из-за обилия света и зелени, первое ощущение было, что они попали в оранжерею. При более внимательном рассмотрении впечатление уточнилось: это был некий гибрид оранжереи и радиомастерской. Вперемежку с растениями в полном беспорядке располагались какие-то электронные аппараты, приборы, приборчики, везде валялись разбросанные радиодетали, на подоконнике дымился разогретый паяльник, источающий запах плавленной канифоли. Среди темно-зеленой листвы, словно диковинный зверь в джунглях, разгуливал Фугас. Сегодня он выглядел совсем иначе, казался важным и неприступным. Хотя Марго знала, что ему за семьдесят, назвать его стариком было нельзя, но и человеком средних лет — тем более; привычные человеческие мерки к нему не подходили. Она почему-то решила, что примерно так выглядели последние динозавры в эпоху их вымирания.

Марго показалось, Фугас не заметил их вторжения, но он, продолжая стоять к ним спиной, произнес монотонным механическим голосом:

— О вашем приходе мне сообщили приборы. Они зафиксировали появление новых биополей.

Он, наконец, соизволил повернуться к гостям лицом и стал похож на актера, ожидающего на просцениуме аплодисментов.

— Чрезвычайно интересно, — сдержанно подыграл ему Платон.

— Они и сейчас на вас реагируют. — Неуклюже сложив пополам свое грузное туловище, он поглядел на стрелки смонтированных на панели приборов, в которых Платон признал обыкновенные миллиамперметры. — Вы находитесь в слишком активном эмоциональном состоянии. Это еще не агрессия, но определенная готовность к агрессии. Вы, наверное, чем-то раздражены?

— Пустяки, дело житейское, — беспечно пропела Марго, мысленно чертыхнувшись, и тут же опасливо покосилась на стрелки приборов.

— Ладно. Тогда обратите внимание вот на этот прибор. Насколько я понимаю, он вас должен заинтересовать в первую очередь. — Фугас величественно прошествовал к окну и остановился перед пластиковым корытцем на подставке, в коем росли в два ряда десятка полтора престранных растений. Они состояли из ветвящихся стебельков, листья привычного вида у них вообще отсутствовали, а окраска была в основном пурпурная и фиолетовая, лишь местами переходящая в бледно-зеленую.

— Это и есть… прибор… который вы имели в виду? — изумился Платон.

Фугас медленно кивнул головой, самодовольно и снисходительно улыбаясь:

— А вы ожидали увидеть циферблаты, рычаги и колесики? — Он громко засмеялся своим кашляющим смехом.

Присмотревшись получше, Платон разглядел на каждом растении по нескольку опоясывающих стебли крохотных темных колечек, от которых тянулись тонкие проводки. Провода вели к стоящему на подоконнике электронному аппарату с рядами сигнальных лампочек и стрелочными приборами. Фугас щелкнул тумблером на панели, и сигнальные лампочки стали мигать и светиться. В целом вид у этого — Платон затруднялся даже мысленно его как-то назвать — сооружения был убогий и доморощенный, напоминая образцы детского творчества в кружках юных техников. Все это выглядело до крайности несолидно.

— Тогда, может быть, вы нам объясните… э-э… принцип действия вашего прибора?

— Он простой, как табуретка. — Фугас не спеша покашлял, приглашая вместе с ним посмеяться удачной шутке. — Его действие основано на кожно-гальваническом эффекте. Растения реагируют на эмоциональные состояния, как положительные, так и негативные, на агрессивные импульсы, на увечья и гибель растений и животных. Их реакция проявляется в изменении поверхностного сопротивления или электрической проводимости, и его можно измерить физическими приборами. В этом, собственно, и состоит кожно-гальванический эффект. Он присущ не только растениям, но и любым живым существам. Надеюсь, вы поняли: мы не умеем непосредственно улавливать чью-нибудь эмоциональную активность, но зато можем зафиксировать реакцию на нее растений. Они не ошибаются. Вот это — солерос обыкновенный, у него кожно-гальванический эффект развит очень сильно. Вопросы будут? Пожалуйста. Не стесняйтесь.

— Все понятно. Вы потрясающе объясняете. А можно увидеть его… ваш прибор… так сказать, в действии?

— Конечно, можно, — в голосе Фугаса зазвучало недовольство, — и не «так сказать», а просто в действии.

Он явно счел этот вопрос попыткой усомниться в его научной дееспособности и с минуту обиженно жевал губами, глядя в окно. Платон тоже счел за лучшее отмолчаться, решив, что Фугас настолько привык к обвинениям в шарлатанстве и безграмотности, что должен уметь справляться со своим больным самолюбием, а любое объяснение воспримет как дополнительный повод оскорбиться.

— Я вас попрошу встать вот сюда, если вас это не затруднит, — продолжил Фугас нарочито деловым тоном, одновременно избытком вежливости предотвращая дальнейшие бестактные вопросы. — А вас попрошу, — он качнулся всем туловищем, изображая поклон в сторону Марго, — следить за этими стрелками и вот этой сигнальной лампочкой. Ваша задача, — он снова повернулся к Платону, — вызвать в себе состояние агрессии. Представьте, что вы хотите меня убить. Очень хотите, и прямо сейчас.

— Гм… постараюсь… — не очень уверенно отозвался Платон.

Марго злорадно подумала, что если он спасует, то уж у нее-то это получится превосходно. И тут же она поняла, что недооценила Платона. Его взгляд, нацеленный на Фугаса, сделался хищным, и мышцы лица напряглись. Реакция растений последовала немедленно: стрелки измерительных приборов резко отклонились вправо, и на панели замигала красная сигнальная лампочка.