Непотопляемая Грета Джеймс - Дженнифер Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я пятьдесят лет не ездил на школьных автобусах, – косится на это средство передвижения Конрад. – У меня от одного его вида болит спина.
– Вперед, старик, – бодро говорит ему Грета, и они хлюпают по грязи к автобусу. Дорога впереди очень ухабистая, как они того и боялись, и все нервно улыбаются, рассаживаясь. Один из бородатых парней, назвавшийся Тэнком, рассказывает, что они пройдут к реке, проплывут на каноэ через ее устье, а затем подойдут к основанию ледника.
Колеса крутятся, и автобус делает рывок, когда шофер, переключая передачи, направляет его в путь по грязной дороге. Сосновые ветки скребут по окнам, и Конрад каждый раз морщится, когда их бросает вперед.
Грета кладет голову на спинку сиденья.
– Это напоминает мне о лете, когда вы отправили меня в лагерь.
– Который ты ненавидела.
– Не то чтобы ненавидела. Просто у меня случился экзистенциальный кризис.
– В десять лет? – качает он головой. – А Эшеру там понравилось.
– Ага, ну я не Эшер.
– Что правда, то правда, – задумчиво говорит он, будто это только что дошло до него. – Ты всегда лучше управлялась с гитарой, чем с удочкой.
– Эй, я поймала тем летом несколько рыбин, – возражает она, и Конрад бросает на нее скептический взгляд. – О’кей, я поймала Тимми Миликина, – улыбается Грета, вспоминая тот случай. – Серьезно, я зацепила крючком его рубашку.
– Нарочно?
Грета смеется:
– Так вот какого ты обо мне мнения?
– Иногда я не знаю, что и думать, – говорит он почти с любовью. – Действительно не знаю.
Они выходят из автобуса у деревянного строения посреди леса. Внутри спасательные жилеты, резиновые сапоги и весла, и проводники раздают их.
– Смотри сюда, – поднимает свой телефон Конрад, как только Грета облачается в предложенные вещи. Спасательный жилет слишком тесен для нее, а сапоги слишком велики, и она – автоматически, инстинктивно – держит весло так, словно это гитара. Он фотографирует ее. – Как думаешь, сколько «Роллинг Стоун» заплатит за этот снимок?
Она корчит ему рожицу.
Экипировавшись, они выстраиваются в цепочку за Тэнком, и он ведет их в лес по деревянному настилу, усыпанному сосновыми иголками. Грета идет за Конрадом, снова вспоминая проведенное в лагере лето, то, что другие дети казались ей карикатурами на крепких жителей Среднего Запада, испытывающими агрессивный энтузиазм по отношению к походам на каноэ и столярным работам. Они обменивались «браслетами дружбы», пели песни и играли с радостным самозабвением в «Красный марсоход», в то время как Грета, тщедушная, бледная, странным образом самонадеянная, симулировала одну болезнь за другой, чтобы иметь возможность лежать в изоляторе с наушниками в ушах и непрестанно слушать Wonderwall. Ей было десять, и она была несчастна, хотя не понимала почему – она тогда не решила еще, кем станет, знала лишь, что только не стрелком из лука по мишеням.
Идущий впереди Конрад спотыкается о торчащий из земли корень, и ему едва удается устоять на ногах.
– Все в порядке? – спрашивает у него Грета, и он кивает, не оборачиваясь. Но она видит, что он уже отдувается, сжимая в одной руке весло и засунув другую в карман куртки.
Она знает: ему всегда нравилось это занятие. Он вырос в пригороде Колумбуса, в доме, который был слишком мал для семьи из восьми человек. Им едва хватало денег на еду, так что о походах не могло быть и речи. Но как-то летом его лучший друг пригласил его в заповедник могикан, куда отправилась его семья, и одну потрясающую неделю Конрад учился ставить палатку, завязывать узлы и добывать огонь трением. Ему казалось, он находится в миллионе миль от собственной жизни, к чему он, собственно, и стремился, и следующим летом его снова пригласили в такую поездку, потом опять и опять, и в конце концов это стало традицией, самыми яркими событиями в его жизни в том возрасте.
Как только Эшер и Грета подросли, он начал водить их воскресными утрами по болотистым лощинам неподалеку от дома. Он много лет руководил бойскаутским отрядом, членом которого был Эшер, и дарил всем ребятам швейцарские армейские ножики, когда им исполнялось десять лет. Его всегда озадачивало и расстраивало, что Грета могла провести прекрасный день в пыльном гараже, возясь с электрогитарой и педалями, в то время как рядом были тропы, которые можно исследовать, и пруды, в которых можно ловить рыбу.
– Ты домашняя кошка, – сказал ей как-то раз Эшер, словно это все объясняло. – А я золотистый ретривер.
– А кто тогда наш папа?
Он рассмеялся:
– Может, горный лев?
У них над головами, пронзительно крича, летает ястреб, и Грета видит, что папа снова спотыкается. Ей непривычно так волноваться за него. С виду он такой, как прежде: широкие плечи и морщинистое лицо, аккуратная стрижка и твердый взгляд. Но все же после маминой смерти он сильно сдал. Даже горные львы стареют.
Еще один проводник, бритый и невероятно молодой, идет рядом с ней.
– Берегитесь вот этого, – говорит он, показывая на высокое зеленое растение с шипами, – оно называется клюшка дьявола.
– А чем оно опасно? – спрашивает заинтригованная Грета.
– Знаете, что будет, если такой шип вопьется вам в ногу? – Он качает головой и присвистывает. – Тут никакой пинцет не поможет.
– То есть ты навсегда становишься наполовину ежиком?
– Нужно подождать несколько дней, пока ранка не начнет гноиться, и тогда можно будет вынуть его, – улыбается он. – Если это звучит противно, то только потому, что так оно и есть. Верьте мне, я знаю, что говорю.
– Думаю, такую ошибку можно совершить всего один раз, – заключает она, но он не отвечает, а искоса смотрит на нее, наклонив голову.
– Вы бывали здесь раньше?
– В лесах посреди Аляски? – спрашивает она. – Нет.
– Я говорю об этом туре. Может, вы ездили в него прошлым летом?
Она качает головой, но уже понимает, к чему все идет. И судя по тому, что Конрад оборачивается, чтобы взглянуть на нее, он тоже.
– Хм, – говорит проводник, – Ну, я Медведь – прозвище у меня такое. Вообще-то я Престон, но это как-то не звучит, если ты все лето проводишь в лесной чаще.
Грета кивает; они тем временем начинаются спускаться по крутому склону.
– Рада познакомиться с тобой, Медведь.
Он с секунду медлит, по-прежнему глядя на нее с любопытством и явно надеясь, что
