«Если», 2000 № 05 - Аллен Дж. Смит

В автобусе Машка, едва я уселся, повернулась ко мне лицом и принялась меня изучать, словно диковину какую. «Извини, мне нечего сказать». — «Значит, вы не договорились». — «Мы и не пытались. Нельзя так, Маш. Нехорошо это». — «Ну и ладно». Взяла меня под руку, положила голову на мое плечо и нагло, цинично заснула.

Как чудесно было провести вечер отдельно от команды — я словно вживался в роль человека, которому такая роскошь доступна каждый день, и чувствовал себя прекрасно. Мария вела себя очень спокойно и вместе с тем по-деловому, не задавала лишних вопросов, и после ужина я с легким сердцем ушел к себе.

Телефон распух от входящих. Я даже не стал их просматривать и вызвал Крис. Мы проболтали верных полчаса. Все, теперь продержаться суток шесть — и вот она, любимая, в моих объятиях.

Утром я встретил наших, от души поблагодарил тренера и не без облегчения сдал ему телефон. Были у меня дела и поважнее, чем играться с этой коробочкой и забивать мозги всякой ерундой. Впереди ждала победа, а к ней, знаете ли, нужно готовиться. Правда, Димон, мерзавец, попытался сбить мне настрой, шепнув: «Поль, на вас ставят, как на стопроцентных фаворитов». Дурак, хотел сделать мне приятное. Я подарил ему ледяной взгляд и постарался не брать в голову. Пусть ставят, как хотят — я поеду, как мне надо. И не иначе. А то, что Димон нарушает информационный мораторий и наверняка играет потихоньку — его личная проблема. Интересно, как он это делает — наверное, просто завел себе второй телефон. Один тренеру сдает, подлюка, а по второму передает ставки. Что ж, запомним. Вдруг пригодится.

А дальше мы работали. Вдумчиво, скрупулезно. Затачивали себя, будто клинки перед рубкой. Давно я этим не занимался с таким удовольствием и даже жалел, что нынешний раз — пос… тьфу, заключительный. Словно желая помочь, на тренировке повредил колено американец Фил, забравший мое золото в Гармише. Тренер прикинул раскладку: выходило, что у меня остается только один реальный конкурент — Боян Влачек. Для Машки представляла опасность Ханна, но Мария просто сказала, что австрийку «порвет», и я ей поверил.

Настала суббота, трибуны не вмещали желающих, вдоль трассы было просто черно от зрителей, камеры на столбах висели гроздьями — в общей сложности больше двухсот миллионов человек собиралось наблюдать онлайн за тем, как русские сделают «трижды двадцать» и изобразят круг почета. Распогодилось — минус два, яркое солнце, ни облачка, ветер нулевой. Помню, долго подбирал очки, все мне казалось, что светофильтр не тот. На горе дышал, задирал вверх ноги, бормотал про себя заученные формулы аутотренинга. Очень спокойно, без надрыва. Внутри меня было светло. Не так ярко, как на улице, а просто хорошо. Я стартовал двадцать седьмым — «догонять» Машкин результат, а Мария пойдет вдогон своей ненаглядной Ханне. Только Боян, как обычно, вытащил тридцать пятый номер. Словно туза козырного.

Кое-что из моего прохода в ту субботу потом вошло в методические пособия. Одна раскадровка очень даже неплохо смотрелась в учебнике «Современный горнолыжный спортивный поворот». Знаете, я отнюдь не выложился до отказа. А просто раз в жизни показал все, на что способен. Поэтому в финишном створе ваш покорный слуга вовсе не помер, что было бы закономерно, случись мне «выложиться». Напротив, я весьма элегантно подрулил к Машке, снял лыжи, развернул их логотипами производителя к камерам и только после этого посмотрел на табло.

Все на табло было нормально. Пока что золотой дубль. Лыжи мешали обнять Машку, и я этого делать не стал. Попросил взглядом трансивер — наверху еще оставался Илюха, а я мог ему кое-что сообщить насчет одной коварной рытвины у чек-пойнта. Мне бросили рацию, я вызвал Илюху и начал объяснять. А вокруг… Привычно третьи болгары — привычно злые, ждут, когда им наконец сломают дубль и можно будет уйти. Жжжах! Вздымая снежный бурун, разворачивается девчонка из Лихтенштейна. Четвертый результат. Ну, ее напарник — вот он пошел — в этом сезоне ни разу больше пятого места не привозил. Шмяк! В пролете Лихтенштейн. Трибуны визжат. Кого-то из букмекеров схватили под руки и понесли — сердечный приступ… Тут я огляделся и потихоньку взвыл. Либо опять сплю, либо сон пошел сбываться буквально. Вот букмекера откачивают. Вон репортеры толпятся вокруг Ханны. Если сейчас австриец сшибет флаг — впору будет вызывать скорую психиатрическую…

Австриец флага не сшиб и привез серебро. Мне немного полегчало. Я даже не упал в обморок, когда сбоку раздалось: «Ну что, Павел, как вы думаете, вас уже можно поздравить?» — «Нет», — машинально ответил я. «Это какое-то суеверие, или вы просто ждете выступления Бояна Влачека?» — «Да». — «Вы полагаете, он может улучшить ваш результат?» — «Если очень постарается… Извините, мы следим».

«Пауль, Мария, сегодня ваш день». Чего-о?! Нет, слава Богу, это не американцы, которые мне снились. Это всего лишь Ханна и Анди подошли расписаться в поражении. Машка позволяет Ханне себя приобнять и вроде бы даже не собирается грызть врагиню зубами. Я рассеянно поздравляю ребят с серебром. Весь я сейчас наверху, вместе с тридцать пятым номером, ждущим своего «Гоу!» в стартовой кабине. Если человеческая мысль в состоянии уронить лыжника на трассе хард-слалома, тогда Боян не упадет, а просто размажется — так я этого хочу. И плевать, что друг. Сегодня действительно мой день, и только попробуй его испортить, дружище Боян.

В отличие от меня, он поехал некрасиво. Куда-то делась его танцующая манера брать флаги, и уж точно он не насвистывал себе под нос. Это была дикая ломка сквозь трассу. До меня дошло — Боян тоже идет по максимуму. Доказывает себе и мне, что он все-таки лучший. Без компромиссов, на грани тройного перелома с осколками и смещением. Я еще подумал: вот она, крепкая мужская дружба, до чего доводит.

Оставалось только надеяться, что парень упадет.

Ленту от медали я намотал на кулак — так и ходил, помахивая увесистой железякой. Учитывая мою недюжинную физическую силу, врезать этой штукой можно было славно. Попадись мне сейчас какой-нибудь вампир, ох, бы я его угостил по черепушке! Серебришком. Но вокруг были только свои, ребята-горнолыжники — косились на кистень, жали мне свободную руку и делали вид, что очень рады. Будто забыли — у меня отношения с серебром похлестче, чем у самого отпетого вурдалака. Я серебряных медалей не то что внутрь не приемлю, а просто видеть не могу… Бедная Машка не знала, куда деваться со своим золотом — вроде бы триумф, а за меня обидно. Фактически это ведь я Марию силком на первое место затащил. Или пинками загнал. Для себя трудился, дурак.

Хорошо еще, что заключительную пресс-конференцию назначили на воскресенье, после финала «Даунхилл Челлендж». Был шанс хоть немного отдышаться и поверить, что жизнь все равно удалась.