Знак Пути - Дмитрий Янковский

Меч буквально прирос к руке, юноша очертил им голову, как бы собираясь ринуться в смертельную схватку и ветер мягко зашелестел, испуганно уступая дорогу губительному булату. Удар вправо – дрожащий свист искаженного ужасом воздуха, выпад влево – протяжный стон закаленной стали. Красноватый отблеск будто расплавил клинок, влажно перетекал от кромки до кромки прозрачными лужицами, собирался в широком доле и капал вниз, к выбитой у самого перекрестия надписи. Пять затейливых рез сплелись в разлохмаченный вязью столбик: «И ты вместе с нами».

– Доброе оружие! – глаза отрока сияли ярче шлифованного булата. – И что значит надпись?

– Легче понять, чем объяснить! – закатный ветерок смахнул тень улыбки с глаз старика. – Слишком много в эти слова вложено. Я бы тоже блуждал от одной ошибки к другой, да только верный и старый друг знал, видать, про меч больше всех в этом мире. Он-то и покликал меня в поход до Буяна-острова, где я выбил Кладенец из огромной ледяной глыбы. Правда кроме меча там еще кое что было… Но это другой сказ.

– А откуда он сам про оружие выведал? – Жур так и сиял любопытством, впитывая каждое слово Заряна.

– Говорю – это другой сказ! А про надпись поведаю главное, чтобы ты знал, а не путался в трех деревах. Ведь меч тебе перейдет, коль со мной что случится, видят Боги, больше передать будет некому. Стар я уже… А сынов не нажил. Потому слухай внимательно, а не чтоб в одно ухо влетало, а из другого долой. Значится так…

Старик призадумался. По лицу пробежала тень давних воспоминаний, словно перед долгим сказом он собирал воедино все значимые события, раскладывал аккуратно и оглядывал каждое, прежде чем пустить на язык. Юноша медленно опустил тяжкий клинок, отразивший убывающий свет заходящего солнца. Боги привычно замешивали в небесах густую добротную ночь, живые звуки леса легко продирались через густые ветви окружающей чащи.

Живые звуки леса легко продирались через густые ветви окружающей чащи, даже замшелые стены избы не были для них заметной преградой. Жур снова, в который уж раз переживал все это заново, каждый прожитый день возвращался тяжкой поступью, словно желая знать, что правильно понят, осмыслен… Да и можно ли забыть дни, проведенные с Заряном? Этот сам спокойно не жил и другим не давал, все говаривал, что человек должен гореть аки факел – пусть не долго, но ярко, а не тлеть вонючей тряпицей. Но его Боги берегли… В каких сечах только не бился, а до седых волос дожил. Жаль, что не всем смог передать огонь своей души, а коль точней, так не все его приняли. Что перетянуло их в дурную сторону? Богатство? Слава? Или неверное толкование? Огня-то у всех хватало… Да не всем он стался впрок. Хотя, конечно, все куда уж сложнее! Никто о богатстве и славе впрямую не мыслил…

– Никто о богатстве и славе впрямую не мыслил! – Громовник презрительно скривил потемневшее от солнца и ветра лицо. – Не в том и не в другом дело, а в гордости! Или ты будешь баять, что от гордости лихо? Мы с тобой уж давно не дети, я хоть и младше тебя, а двадцатую весну справил, неужто не хочется своими руками чего-то добиться? Так и будешь всю жизнь за Заряновы штаны хвататься?

Кони вяло постукивали копытами по звонкой скале, выбивая едкие облачка белой пыли, солнце изливало с небес раскаленное золото света и жара – под кольчугой можно лепешки печь, а ехать еще далече – до Зарянова стана верст двадцать, не меньше.

– Никогда я за них не хватался! – Жур настороженно сузил глаза. – И не собираюсь. Но неужто не ясно, сколько добра он нам дал? Кем бы ты был, ежели б Зарян не прибил твоего мучителя? А я?

– Не знаю кем был бы ты… – опустил взгляд Громовник. – Но мой, как ты кажешь, мучитель был колдуном. Он и детей по ночам крал не для сыти, как многие думали, а для учебы. Пожирал только самых никчемных.

– Уж не жалеешь ли о грязной пещере из которой тебя полудохлого от голода вытянули?

– Это от испытаний, а не от голода… Коль не знаешь, так помолчи! Жаль что я не успел никакой волшбе выучиться, а то б показал тебе… А что у Заряна? Один бесконечный поход и бесконечная битва. Во имя чего?

– Ты не хуже моего ведаешь ради чего! – выкрикнул Жур.

От несдержанного выкрика с ближайшего скального пальца сорвались два сытых стервятника, полетели на запад, еле удерживаясь на утомленных крыльях.

– Ну конечно… – усмехнулся Громовник. – Великое Зло поползет с Ледяного Щита и создаст страшную Империю Зла. Тьфу… Слушать соромно! Аки малые дети. Коль оно таково это Зло, как старик баял, то нам его не остановить ни в жисть. Неужто не ясно? Для этого потребна настоящая дружина. Да и дружины не хватит – вся Русь нужна. А это сказки – русичи никогда вместе сражаться не станут, слишком горды. Для них родича угробить веселее, чем лютого ворога. Али не так? Даже вонючие псы, что грызутся меж собой во дворах, перестают драться и рвут волка вместе, коль тот из леса сдуру выскочит. А мы не могем. В усобицах по самые уши увязли. Какое тут драться? Всяк норовит на себя потянуть. Нет, брат, пока все эти уличи, тиверцы, радимичи и дреговичи не поймут себя одним целым – Русью, ни хрена мы не остановим. Погляди вокруг! Ты ж не слепец… Даже волхвы бают разное! Одни кажут, что хазары враги, другие призывают жить с ними в мире, поскольку от них завсегда можно золота поиметь. Умные…

– Ну конечно. Золото они дают только тогда, когда понимают, что мы им могем крепко задницу надрать. А целовались бы с ними, так те дали бы злата. Не смогли б утянуть… Пойми ты – мы живем на ГРАНИЦЕ, вся Русь живет на границе меж Добром и Злом, все лихо на этом крае земли накатывается на Русь. И тут умирает. Это наша родовая печать, наше предназначение – хранить равновесие меж Добром и Злом…

– Да как его хранить, – не сдержался Громовник, – Когда друг друга не в силах сберечь?

– В том и беда… – устало вздохнул Жур.

Они долго ехали молча, оставляя за спиной версты пересохшей красноватой глины, выбеленное солнцем небо пылало как раскаленная печная заслонка.

– Чтоб что-то изменить, – внезапно вымолвил Громовник. – Нужно что-то делать, а не ходить хвостом за Заряном. И чем большими путями мы сможем пройти, тем больше с нас проку, тем больше людей двинется по нашим стопам. Но жизнь коротка, ты же знаешь… Нам нужен Камень, чтоб сковать для себя мечи. Тогда ничто сделанное не пропадет даром, останется в булате навечно и перейдет к тем, кто останется после нас. А где Камень мы знаем.

– Тебя солнцем ударило? Намерился к змеевичам податься? Сдурел! Как есть сдурел! И костей не останется… Я тебе в том не помощник, как есть говорю! Думаешь Зарян об этом не думал? Но ведь отказался, а он испугаться не мог, значит тому есть другая причина. Все! Я даже баять про то не хочу.

– Как знаешь. – пожал плечами Громовник. – Жди тогда своего часа. Зарян еще сотню лет проживет – не поморщится, крепкий что та скала, так что меча тебе не видать еще долго. А я ждать не желаю, поеду счастье свое добывать.

Он натянул поводья и конь остановился, роняя в пыль тягучую пену. Жур удивленно оглянулся, не зная что и сказать.

– Но Зарян велел принесть грамоту от хазар… – все же вымолвил он.

– Да мне плевать, что он велел, поеду и все. А грамота сгодится и самому. Что Зарян? Отвезу самому Святославу! Да и Святослав для меня не указ… Грамота с обязательством дани сгодится хоть немцам, хоть варягам, лишь бы не поскупились уплатить за нее. Я был послом, мне и дань забирать! Коль не хочешь со мной, так скачи куда хочешь, но учти, станешь мешать – убью не задумавшись.

Конь под Громовником попятился и Жур разглядел зажатый в кулаке швыряльный нож, большой и тяжелый – кольчугу не прошибет, но ежели в лицо, то уже не подымешься.

– Прощай, брат! – пуская коня в галоп, усмехнулся бывший соратник. – Может еще свидимся. Хотя вряд ли по доброму.

Он быстро удалялся на запад, все больше окутываясь жарким маревом расстояния, расплавленный воздух вперемешку с красной пылью превратил его в жутковатого, полуразмытого призрака, а Жур никак не мог двинуться с места, сидел распрямившись в седле и просто не знал что же теперь делать. Ехать следом? Но что это даст окромя ножа промеж глаз? Вернуться к Заряну? Но как объяснить размолвку? Осерчает, а то еще хуже – решит что струсил, побоялся на нож налететь. Стыдно. Пусть лучше думает, что оба загинули выполняя наказ.

Он посидел немного, вяло потянул повод и поскакал на юг, подальше от Зарянова стана. Солнце прицельно било в самую макушку раскаленными стрелами, но витязь не замечал ничего, весь мир для него свернулся в малый клубочек, легко уместившийся в голове. Конь не чуя поводьев бежал и бежал, растрескавшаяся земля съежилась от пустынного одиночества, небо нависало белым расплавленным серебром, а перед глазами мелькало то хмурое лицо Заряна, то его светлая улыбка, то размазанный далью Громовник, увозящий тяжко добытую грамоту.