Щит - Михаил Гвор

Терпение окончательно лопнуло сто лет назад. Время стояло серьезное, успехи розмыслов привели к резкому развитию связи и скоростей передвижения, а следом за ними стала увеличиваться и держава, присоединяя сопредельные управляемые страны[77]. И терпеть посреди собственной земли дикую высокогорную вольницу было никак невместно. По указу Олега Мыслителя русские дружины прошли Кавказ, заглянув в самые отдаленные аулы. Кто-то решил дело миром. Других вырезали. Самых упорных переселили в степи южнее Большого Камня. И по всему Кавказу наставили сиверских паланок. Пять лет непростой войны. И еще с десяток продолжались мелкие стычки с недобитками, после чего в горах стало тихо.

Кавказ стал частью страны и зажил мирной жизнью. Горы были любимым местом отдыха подданных Великого Князя. И на лыжах катались на Эльбрусе, где понастроили немало постоялых дворов с полным обслуживанием, и на вершины ходили. Хотя и сейчас можно было встретить на узких тропах неграмотного (это в восьмом-то веке!) пастуха в бурке и папахе. Но встреча, скорее всего, закончится радостным поеданием бараньего мяса под медовуху, сопровождаемое длинными витиеватыми здравницами, произнесенными гортанным голосом на достаточно чистом русском языке.

Однако в горах хватает укромных мест, куда не часто ступала нога путешественника и пастуха. В подобном месте, в глухом ущелье устроили тренировочный лагерь боевиков те самые заговорщики по «делу нохчей». Скорее всего, в лагере будут захвачены бересы, подтверждающие связи с мусульманскими «непримиримыми». Естественно, поддельными. Настоящих быть не могло, «непримиримых» добили еще до возвращения Буривоя с воинской службы.

Но напоказ выставлять разгром не стали. Решили поступить хитрее. Теперь под этой маской скрывается специальный отдел Управы. На него, как мухи на мед, слетаются всевозможные безголовые тати, желающие выглядеть не обыкновенными бандитами, а «мстителями за поруганные идеалы». Чтобы кто-нибудь из иноземных «борцов за людские права» помог материально, или, по крайней мере, потявкал в занюханном листке[78] в их защиту в случае неминуемого провала. И деньги дают. И тявкают. Как будто не знают, что в случае с Княжеством это не только бесполезно, но и небезопасно. Впрочем, большинство тявкателей настолько мелко и беспомощно, что не стоят обращенного на них внимания. Пусть это им дает иллюзию безопасности, провоцируя тявкать и дальше.

Частично именно благодаря «борцам за права» и закрутились текущие события. Услышали «гордый глас» в Скрытной Управе. И раскрутили дело, в котором осталось только поставить несколько точек. В том числе, обезвредить собранное в ущельях пушечное мясо. А руководители… Кого-то из них Буривой и должен утром допрашивать. А зачистка «мяса» — дело «Деток».

А он… Он здесь случайно…

Буривой пошевелил рукой. Болели все мышцы. Ну что за пропасть такая? С трудом вытащил из заплечного мешка жаровник[79], трясущимися пальцами открутил крышку, для удобства покрытую мелкой насечкой, начал жадно глотать горячий напиток. По телу пробежала теплая волна. Хороший взвар у ребят, надо уточнить состав. Силы восстанавливает изумительно.

Всё-таки он молодец. Как ни хреново приходится, но светличным работником[80] не выглядит даже рядом с этими лосями. Повезло, что не избавился от привычки выезжать на места в полевой форме. Был бы в парадке…

— Ты как, Бур, держишься? — плюхнулся рядом Беско.

Старший кметь[81] с самого начала похода опекал волхва. Ненавязчиво, но заметно.

— Куда я денусь, — отозвался Буривой.

— Немного осталось. Около часа, и в дело.

«Стрибог» помолчал, тоже глотнул взвара немного, и продолжил «подкачку» волхва.

— Не так всё страшно. Года два назад гонялись за одними уродами. Так две седмицы толком не спали. Вот тогда умотались, так умотались… Но дело того стоило. Старшего получил. И «Заслава»!

Лютый улыбнулся. Это оказалось единственным движением, не скручивающим тело болью. Беско тот еще трепач и балагур. Всю дорогу пытался поднять настроение подопечного всевозможными историями, продолжая трепаться даже на бегу. И ни малейшей конкретики. Где-то когда-то кого-то. В смысле «уродов», «недоносков», «татей». Ни одной оговорки. И кто из нас скрытник? Но вот знакомое имя…

— «Заслава»?

— Щит Заслава. Чисто наше. Дружинным «за Отвагу» дают. А нам — «Заслава». Самая старая награда Руси. По слухам, чуть ли не Светленом введенная.

Лютый чуть не захлебнулся взваром. Надо же!

— Так у тебя этот щит[82] есть?

— Ага! — снова хлебнул Беско. — Он самый. Правда, без мечей. Посчитали, что за «своих» мечи — перебор. Но тоже неплохо. Главное, дойти…

— Не бойся, выдержу я, — попытался успокоить кметя волхв. — В «Кречетах» служил.

— Насчет «Кречетов» не скажу, особо не сталкивались. А ты — молоток. Переходи к нам. Вручим тебе фиолетовый платок торжественно. Мы все словечко замолвим, без испытаний вручат, как заслуженному…

— Подожди, — перебил Лютый, — а почему фиолетовый? Вы же в защитных ходите.

— Традиция, — пожал плечами старший кметь. — Защитный — для полевых. А для парада — фиолетовый. Раньше, говорят, «Стрибоговы Дети» чубы в такой цвет красили. Потом, как стрижки сменили, на голову стали платки повязывать. А цвет остался.

— Странно, я не знал…

— Так мы же самое скрытное из скрытных подразделений! — засмеялся Беско. — И от нас многое в народ не уходит.

— А чего ж ты мне выболтал?

— Тебе теперь можно. Ты с нами в дело идешь! Кстати, две части до выхода.

Буривой, по-стариковски кряхтя, поднялся и начал приседать, разогревая болящие ноги. Иначе в первые минуты успеть за спецназовцами нереально. Рванут же с привала, как будто и не бежали всю ночь…

И через три часа, уже в крутолете, мысли его крутились вокруг услышанного о «Стрибоговых Детях». Щит Заслава… Фиолетовые платки… Раньше чубы красили…

Ящур! А откуда вообще взялось слово «фиолетовый»? Привет от Галки Баграновой?

Севернее Киева, лето 6447 от Сотворения мира, листопад

Боль отзывалась в затылке, увесистыми молоточками тюкая в ритм дерганий усталого сердца. В такт из груди рвались надсадные хрипы. Да, друже, отвык ты от настоящих дел. Не в горнице сидеть, вычерчивая стилусом по пергаменту, обмакивая в чернила, собранные из галлов. У русов много дубов. Нет недостатка в материале…

Очередная вспышка боли пронзила с пяток до затылка, заставив тело мучительно изогнуться. Проклятые русы с их гнилыми заборами и всякими настилами, и щепастыми неструганными досками, кои с презрительным смешком ломаются под не особо-то и тяжелым человеком. Добро хоть, в выгребную яму не провалился, отделавшись лишь подранной до кости ногой. А то было бы не только больно, но и смешно. Тем, кому доставать пришлось бы. Хотя, с другой стороны, могли и сразу копьем пырнуть. Чтобы не пачкаться. Русы гордостью сильны и слабы единовременно…

А так ушел. Хотя теперь и непонятно, куда податься. Многолетняя работа пошла коту под хвост. Проклятый русин! Сумел перемолотить стольких… Лучше бы эта отрыжка Перуна всех убила! А так… Покалеченные не уйдут. Каждый знает немного, но по отдельности. А все вместе… Вукомил его вел. Подворье на окраине оказалось засвечено, раз успели так быстро. И часа не прошло. Переиграли, вчистую… Дурак! Так и не сумел выбить из себя идиотское зазнайство, вбитое воспитанием. «Свет истинной веры защитит тебя!». «Язычники не могут сравниться в уме с рабами Господа! Никогда не смогут!». Еще как могут. Не Христос же с Перуном умом меряется, а Ираклий с Вукомилом.

Да и, честно говоря, хорошо знавший святые книги Ираклий не сомневался, что скрытника, ведущего себя подобно Христу в человеческом воплощении, Вукомил раскусил бы минут через семь. Или через восемь, если слишком занят. А потом разыграл бы игру. Может, так и произошло в Иерусалиме? Разыграли карту божьего сына римские скрытники?

Ираклий отогнал богохульные мысли. Негоже так ученику самого Стилоса. Хоть и не только духовными делами ведал Великий Никифор, а всё же настоятель, никуда от этого не деться. Да и сам Ираклий в монахах ходит. Если верить записям в пергаментах. Впрочем, и службу кое-как отслужит, если припрет. Что, впрочем, не мешает работать еще и на хазар-иудеев, да и германцам иногда кое-что подкидывать. Богу лишние деньги не нужны. А его скрытнику пригодятся…

Ираклий вытер обильный пот, плотной завесой выступивший на лбу. Брезгливо отбросил пропитавшуюся насквозь тряпицу в угол. Шалишь, друже, не тех винишь. Сам же виноват…

Мог же сразу понять, не по зубам тебе эти странные вятичи. И ведь предупреждал Бог, когда девку мерзкую захватить не удалось! Насторожиться надо было. Но тогда единоверцев киевских посылал. Смердов, а не воев. А здесь лучших бойцов отобрал, да еще наемников волынских привлек… Немат именем Христовым клялся, что одним ударом дело кончится. Для Немата так и вышло. Одним ударом. Первым в ад отправился. Но, увы, не последним…