Остров - Виктория Хислоп

Но кто бы что ни думал об этом браке, все явились по приглашению, чтобы насладиться отменным обедом из жареной баранины, сыра и вина из собственных погребов Вандулакиса, а когда все двести желудков были полны, настало время венчания. И пестрая вереница автомобилей, грузовиков и осликов, запряженных в тележки, потащилась наконец в Элунду.

Церемония венчания и свадебные обычаи были одинаковыми у всех критян, и у бедных, и у богатых. Священник возложил на головы молодых простые брачные венцы, сплетенные из сухих цветов и травы и перевитые лентами, и трижды поменял их местами, чтобы скрепить союз. Позже эти венцы передадут свекрови Анны и повесят в рамку над кроватью молодоженов, чтобы, как говорилось в народе, никто не смог разорвать этот брак.

Служба шла, и слова священного ритуала стали понемногу заглушаться болтовней гостей. Но когда священник наконец соединил руки жениха и невесты, в церкви и вокруг нее стало тихо. Новобрачные должны были неторопливо обойти алтарь, исполнив тем самым танец Исайи, и гости, не поместившиеся в церкви, теперь знали, что новобрачные вскоре выйдут на солнечный свет.

Вслед за женихом и невестой, севшими в автомобиль, все отправились обратно в дом Вандулакисов, где уже были накрыты столы для следующего пиршества. Люди ели, пили и танцевали всю ночь, а перед самым восходом солнца начался фейерверк, означавший окончание праздника.

После венчания Анна почти исчезла из жизни Плаки. Сначала она навещала отца раз в неделю, но время шло, и вскоре Анна начала вместо того присылать за Гиоргисом автомобиль, так что ее визиты в деревню стали еще более редкими. Выйдя замуж за будущего владельца огромного поместья, Анна обнаружила, что ее общественные обязанности сильно изменились. Впрочем, для нее это не было проблемой. Она ведь именно этого и хотела – разорвать все связи со своим прошлым.

Анна с головой окунулась в новую жизнь, но вскоре поняла, что ее долг как жены сына важной дамы не менее тяжел, чем долг собственно жены. Она каждый день проводила в компании Элефтерии и ее подруг, либо навещая их, либо принимая их в своем доме, и, как на то и надеялась Анна, все они наслаждались досугом, граничившим с полной ленью и бездельем. Ее главной домашней обязанностью стало помогать в управлении хозяйством, а сюда входило и наблюдение за тем, как готовится обильная еда для рабочих, возвращавшихся в поместье вечером.

Анне очень хотелось что-то изменить в двух фамильных домах, избавить их от темных драпировок и мрачной, торжественной мебели. Она приставала с этим к Андреасу, пока тот наконец не собрался поговорить с матерью, а Элефтерия, в свою очередь, обратилась за советом к истинному главе дома. Здесь всегда и все делалось только так.

– Я не хочу, чтобы большой дом слишком менялся, – ответил жене Александрос Вандулакис, подразумевая их дом в Элунде. – Но Анна может немного переделать дом в Неаполи, если уж ей так хочется.

Новобрачная тут же принялась за дело, и вскоре ее подхватила волна энтузиазма, с которым она выбирала ткани и обои, без конца совершая поездки к поставщикам отличных французских и итальянских товаров, державшим большой магазин в Айос-Николаосе. Она была занята теперь целыми днями, и Андреас тоже получил свою выгоду от этого, потому что вечером находил жену веселой и жизнерадостной.

Еще одной обязанностью Анны стала организация праздников в дни разных святых, которые Вандулакисы устраивали для своих рабочих. Анна буквально превзошла всех в этом деле. Во время таких пиров она иногда чувствовала на себе взгляд Антониса Ангелопулоса и тоже смотрела на него. А время от времени он даже обращался к ней с приветствием.

– Кирия Вандулакис, – говорил Антонис с подчеркнутым уважением, кланяясь чересчур низко, – как поживаете?

Поведение Антониса заставляло Анну морщиться.

– Спасибо, хорошо, – предельно коротко отвечала она.

И тут же поворачивалась к нему спиной. И вид, и манеры Антониса как будто оспаривали ее право быть выше его. Да как он смеет?!

Замужество Анны изменило не только ее собственное положение, ее уход из семьи означал перемены и для Марии. Младшая сестра теперь стала хозяйкой в родительском доме. Прежде немалая часть энергии Марии уходила на то, чтобы ублажать и умиротворять сестру, и то, что Анны теперь не было рядом, весьма облегчало жизнь Марии. Она с новыми силами взялась за домоводство и теперь нередко отправлялась вместе с отцом на Спиналонгу, чтобы доставить туда припасы.

А для Гиоргиса, которому не довелось даже положить цветы на могилу жены, каждая поездка на остров была возможностью вспомнить Элени, подумать о ней. Он продолжал путешествовать туда и обратно с доктором Лапакисом, и в хорошую погоду, и в дурную. Во время этих поездок доктор рассказывал о своей работе, признаваясь Гиоргису, что слишком многие прокаженные сейчас умирают и ему очень не хватает доктора Киритсиса.

– Доктор Киритсис поднимал людям настроение, – устало сказал как-то доктор Лапакис. – Я сам не слишком религиозен, но я видел, что вера может очень помогать, она может стать даже самоцелью. Для некоторых больных веры в то, что доктор Киритсис поможет им, вылечит их, уже достаточно, они перестают стремиться к смерти. Многие ведь просто чувствуют, что им незачем жить.

Лапакис получил несколько писем от своего старого друга, объяснявших его длительное отсутствие и содержавших пространные извинения по этому поводу. Киритсис был слишком занят в Ираклионе, в госпитале для пострадавших во время войны, и у него пока что не было свободного времени для продолжения исследований. Лапакис начал отчаиваться и потому изливал душу перед Гиоргисом. Многие на его месте просто молились бы, преклонив колени, но Лапакис не имел веры, он опирался на своего преданного лодочника, чьи страдания всегда были сильнее его собственных.

Хотя люди на островке продолжали умирать от своей болезни, для тех, кто подхватил менее опасную форму лепры, жизнь на Спиналонге преподносила достаточно сюрпризов. Война закончилась, и теперь каждую неделю стали привозить по два фильма, рынок процветал, газета выходила регулярно. Димитрий, которому уже исполнилось семнадцать, начал обучать малышей пяти-шести лет, в то время как более опытный учитель занимался с детьми постарше. Димитрий все так же жил в доме Контомарисов, что радовало и его, и стариков. На всем острове наконец воцарилось спокойствие. Даже Теодорос Макридакис больше не горел желанием создавать проблемы. Ему и теперь нравилось поспорить в баре, но он давно уже отказался от идеи завоевать власть. Никос Пападимитриу слишком хорошо делал свое дело.

Мария и Фотини занимались повседневными делами, благодаря которым следующие годы пролетели для них, словно танец с одними и теми же бесконечно повторявшимися па. Савина Ангелопулос, имея троих сыновей, нуждалась в постоянной помощи и в умелой дочери, которая поддерживала бы порядок в доме, готовила еду, присматривала за всем, так что Фотини, как и Мария, имела слишком много обязанностей, привязывавших ее к Плаке.

Даже если бы Элени желала для своей дочери лучшей доли, чем навсегда остаться в деревне, она бы все равно не смогла найти более добросовестной девушки, чем Мария. Она даже не думала о том, что могла бы заниматься чем-то другим, а не просто ухаживать за отцом, пусть даже и представляла себе иногда, что стоит перед классом, держа в руке мел, как ее мать. Точно рисунки на их старых занавесках, эти мечты давно поблекли.

Обе девушки еще несколько лет делили радости и невзгоды деревенской жизни, и все то время, пока они честно выполняли свой долг, им даже в голову не приходило, что у них могут быть какие-то причины для недовольства. Нужно было качать воду из деревенского колодца, приносить дрова для печей, подметать, прясть, готовить еду и выколачивать половики. Мария регулярно собирала мед из своих ульев, стоявших на заросшем диким тимьяном склоне холма. Мед был настолько сладким, что несколько лет ей не приходилось покупать ни грамма сахара. Во дворе за их домом в старых жестяных банках из-под оливкового масла росли базилик и мята, а в огромных, уже давно прохудившихся баках, где некогда хранилась вода, отлично устроились герани и лилии.

Девушки были наследницами тысячелетнего фольклора, а теперь уже считались и достаточно зрелыми для того, чтобы учиться разным искусствам, которые передавались из поколения в поколение без каких-либо записей. Неиссякаемым источником таких знаний была бабушка Фотини, она показывала девушкам, как красить шерстяную пряжу с помощью экстрактов, приготовленных из лепестков ириса, гибискуса и хризантем, как вплетать разноцветные травы в затейливые корзинки и циновки. Другие женщины передавали им знания о волшебных свойствах местных трав, и подруги уходили далеко в горы в поисках дикого шалфея, ладанника и ромашки для составления целебных смесей. В удачный день они могли вернуться с целыми корзинами самой драгоценной из трав – ориганум диктамус, – о которой говорили, что она одинаково хорошо излечивает и раны, и больное горло, и болезни желудка. Мария всегда умела правильно смешать травы, когда ее отец заболевал, и вскоре прославилась этим в деревне.