Тень Ворона 5 - Сергей Леонидович Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это...да, — с неудовольствием признал препод. — Но если уж говорить прямо, то у него была очень сильная команда. Одна госпожа Шуйская чего стоит. — Он усмехнулся. — Светлана Федоровна тогда сеяла хаос и ужас. Белая Бестия....так ее османы прозвали. Но все же нельзя отметать заслуг Константина, он никогда не боялся хорошей драки. А если вспомнить то сражение...
— Какое?
Егерь ненадолго уставился в противоположную стену, после чего отвис.
— Да не важно. Не время и не место разглашать секретную информацию. — Он провел пьяным взглядом по залу и удивленно спросил: — а куда все делись? Много людей же было...
— Так второй час ночи, бар закрыт уже, — вздохнул я.
— Он же до четырех работает!
— Сегодня — нет.
— Воооот!!! Это только один из плюсов близкого общения с Савелием Владимировичем!!!
— Аренда бара под попойку? — со скепсисом спросил я. — Как-то неубедительно.
Егерь резко склонился ко мне, притянул за затылок и быстро заговорил:
— Ярослав, ты даже не представляешь, какие события нас ждут в самом ближайшем будущем. Наша страна в опасности, и каждому придется сделать свой выбор. Понимаешь? Каждый должен будет встать на чью-то сторону. Тебя это тоже коснется. И не важно, в какой стране ты будешь находиться в этот момент.
Аккуратно убрал его руку и немного отстранился.
— Мы снова возвращаемся к этой теме? — хмуро спросил я. — Петр Петрович, раз уж пошел такой откровенный разговор, то, может, скажете, почему вы так преданы генералу? Причем настолько, что готовы пойти против собственной клятвы. Вы же взрослый человек и прекрасно понимаете, к чему это может привести.
То, что Егерь так спокойно поднимал подобные темы могло говорить сразу о нескольких вещах: или в Имперской службе безопасности много людей, так же сильно преданных генералу; или все настолько плохо, что держать в тайне конфликт между Романовыми и Панкратовым уже не нужно.
— А кому мне быть верным? Императорскому роду и государственному аппарату? Так там все настолько пропитано коррупцией, что на каждом из чиновников клейма ставить негде. И вот эти люди будут рассказывать мне, за что я должен умирать? Нет уж. Никто в офицерском сообществе не боится смерти. Я так давно к ней готов. Люди готовы сражаться за родину. Но только в том случае, когда это делают все: и простолюдины, и аристократы. А сейчас что? Такие преданные стране люди как Кир и Серега умирают, а чуть ли ни четверть губернаторов и мэров думает над тем, чтобы принять предложение «Состава-18» о сотрудничестве.
— Как я понял, многие это сделали, поддавшись шантажу.
Егерь резко стукнул по столу.
— И это, по-твоему, нормально? Что люди настолько проворовались, что готовы теперь и родину продать, лишь бы правда не вскрылась! Вешать их надо! Расстреливать! А еще лучше, лишать всего, включая возможности владения «ранговой пылью». И выбросить на улицу где-нибудь в Пензенской области. Пусть выживают как хотят.
Только сейчас начал замечать, как сильно изменился Егерь. От того холодного и рассудительного офицера не осталось и следа. Видимо, если смерть моего отца он выдержал, то убийство Кичиро Евграфыча его все-таки подломило. Иначе объяснить его резкий переход в радикализм у меня не получалось.
Я налил две стопки, залпом выпил свою, после чего подцепил кусочек буженинки.
— То есть вы считаете, что Император слишком милосерден к своим врагам и тем, кто им сочувствует? Что только у Савелия Владимировича получилось бы навести порядок железной рукой?
— Верно!
— Но это же чистой воды диктатура? Вы представляете, сколько невиновных попадет под гребенку репрессий?
— Мы будем судить только коррупционеров и предателей Родины!
— Ну да, ну да. А потом на их место сядут люди со светлыми лицами. Сплошь честные, добрые и радеющие за благополучие страны. Вы меня простите, Петр Петрович, но даже я уже не верю в подобные сказки. И тем более странно слышать от вас подобные наивные рассуждения. А хотите расскажу, как будет на самом деле?
Егерь молча осушил рюмку и хмуро посмотрел на меня.
— Ну?
— Начнем с того, что это вы такой честный и справедливый. Но люди-то разные, а значит, появится множество случаев использования своего положения в личных целях. Что мешает какому-нибудь офицеру грохнуть мелкого барона под надуманным предлогом? Скажет, что тот был предателем, и он лично слышал, как барон чуть ли ни клялся преданности «Составу-18». А на самом деле причина будет крыться в обычной личной неприязни. Ну или в желании обогатиться за чужой счет.
— Он должен будет предоставить доказательства, — возразил препод. — Записи памяти. Фактаж. Без всего этого офицер сам отправится под суд.
— Звучит хорошо, но вы хоть представляете, сколько будет подобных случаев? А если начнется Гражданская война? Никто не станет разбираться с подобными мелкими делами. Да вы со своим генералом всю страну в крови утопите. А те самые руководители «Состава-18» с удовольствием посмотрят на то, как вы тут друг друга уничтожаете. И позже, когда все закончится, придут и добьют оставшихся. Очень странно, что генерал этого не понимает.
— Ему не оставили выбора...
— Может быть. Хотя как по мне, он просто упивается собственной властью и не хочет ее лишаться. Такое может случиться даже с лучшими из нас.
Егерь резко подорвался с места и чуть было не потерял равновесие. Несколько охранников предусмотрительно сделали несколько шагов к нашему столику.
— Возьми свои слова обратно, Ярослав. Генерал всегда заботился лишь о благе Империи. И я не позволю никому говорить про него подобное!
Я откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
— Может быть, вы и правы, не знаю. Если говорить совсем честно, то пока что меня ни капли не прельщает работа что на Панкратова, что на Романовых. Они друг друга стоят. В данный момент я больше беспокоюсь за вас. Петр Петрович, я понимаю, вам больно. Но....не стоит забывать, что вы не один.
— Не один... ? — чуть протрезвевшим голосом переспросил он.
— Конечно. У вас есть Ханако и мы с Минами. Мне всегда казалось, что вы до последнего будете сражаться за интересы вашей будущей жены, ее дочери и сына вашего же лучшего друга. Что изменилось?
Кажется, мои слова немного задели Егеря. Он дал сигнал охране, что все в порядке, после чего грохнулся обратно на стул.