Дети Гитлера - Гвидо Кнопп

За испытаниями стоял известный принцип, столь популярный среди нацистов. Гитлер заявил: «Кто хочет жить, должен самоутвердиться. Кто не хочет утверждать себя, тот нежизнеспособен и должен погибнуть. Земля не предназначена для ленивых и слабых народов. Земля для тех, кто может постоять за себя. Земля — это переходящий приз, который достаётся народам, заслужившим его, доказавшим в постоянной борьбе своё право на существование.» Воспитанники Гитлера должны были соответствовать этому высказыванию и стать верными исполнителями его воли, его наследниками. Именно, поэтому Йоахим Бауман был обязан доказать на деле, что он настоящий «сорвиголова».

Он вышел на боксерский ринг. Когда Йоахим увидел своего соперника, ему стало ясно, что в следующие минуты его главная задача — продержаться дольше. Его противник был сильнее, тяжелее и крупнее, чем он сам. Все три раунда показались ему бесконечными. Удары сыпались на Баумана. Вдруг в зал вошел гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох. Поединок был прекращен. Один из командиров Гитлерюгенда отрапортовал Коху. И удары снова обрушались на Йоахима. В конце третьего раунда поражение было предрешено. Бауман снял левую перчатку. Большой палец был в крови. Три недели назад Бауман поранил его, когда строил модель самолета. Теперь рана вновь кровоточила. Кох посмотрел на окровавленный палец и решил, что перед ним стоит особенно мужественный и невосприимчивый к боли молодой человек. Он поманил к себе адьютанта, указал на Баумана и сказал:»Этот!» Кто смог без жалоб терпеть боль, считался настоящим парнем. Йоахим Бауман стал учащимся школы Адольфа Гитлера. Боксерский поединок стал для него посвящением в рыцари.

Бауман, выдержав таким образом «вступительный экзамен», гордился тем, что ему удалось выделиться среди своих одногодок. Отныне он принадлежит к «избранным». Хайнц Гибелер вспоминает о своем зачислении в школу Адольфа Гитлера: «Я был чрезвычайно горд этим. Обо мне будут говорить в моем школьном классе. Я радовался, потому что радовались мои родители. Я был счастлив.» Чувство превосходства охватило поступивших школьников. Песни усиливали ликование и радость: «Мы гордо носим имя фюрера. Мы хотим быть самыми лучшими для него. Никто не спросит, откуда и кто мы. Здесь уважают настоящих парней. Мы поем и шагаем в едином строю. Слабакам здесь не место.»

С каждой учебной неделей в «орденсбурге» Зонтхофен будущее в глазах Йоахима Баумана приобретало все более четкие формы. «Мы должны были стать будущими политическими вождями Германии. Мы должны были стать образцами и воспитателями всего немецкого народа. Мы должны были убедить и тех, кто не хотел быть заодно с народом.» Воспитанники были свободны в выборе будущей профессии, но Бауман уже знал, что ожидает от него партия. Многие его товарищи желали стать офицерами. Бауман хотел стать политическим вождем. Сегодня он может только удивляться своим тогдашним пристрастиям.

Многие молодые люди мечтали в то время о таких карьерах. Еще больше об этом же мечтали их родители. Родители могли после третьего или четвертого года обучения в обычной средней школе записать своего отпрыска кандидатом на вступительные экзамены в национал-политический интернат. После поступления они были обязаны уплатить учебный сбор в размере от 10 до 120 рейхсмарок. Обучение в других нацистских элитных заведениях было бесплатным.

Кроме того, воспитатели из национал-политических интернатов отбирали в обычных школах среди учеников наиболее «достойных» на их взгляд. Критерии отбора были достаточно строгие. Например, в Потсдаме воспитатель Фритц Клопе придерживался следующих правил: Слабые дети с физическими недостатками и наследственными заболеваниями (сердечные и глазные заболевания) полностью непригодны. «Воспитанный, расово безупречный ребенок, имеющий, однако, такие физические дефекты» не мог рассчитывать на поступление, и «чувства гуманности здесь недопустимы». Любые отклонения в физическом развитии, подозрение на скрытые заболевания также принимались в расчет. Даже ношение очков было весомой причиной для отказа. Связи претендента с сильными мира сего не всегда могли послужить гарантией успеха. Множество детей высокопоставленных родителей не преодолели всех вступительных барьеров. Так, были отклонены кандидатуры племянника министра труда Лея и сына местного руководителя Гитлерюгенда при поступлении в школу в Бенсберге по причине «физических и моральных качеств».

Пройдя все испытания и проверки, мальчики становились «юнгманами» в «образцово-показательных национал-социалистических воспитательных домах», как их называл министр Руст. Новичкам было по десять лет, когда они начинали новую жизнь в качестве воспитанника элитного заведения. Они были оторваны от привычного мира, от родителей, друзей и становились легкой добычей тоталитарной системы. Воспитательное учреждение должно было стать их новой семьёй. Условия приема в национал-политическую школу в Бенсберге гласили: «Юнгманы национал-политических воспитательных учреждений в течении девяти лет обязаны каждую минуту быть на службе и носить форму. Юнгманами становятся молодые люди, которые настолько разделяют идеи национал-социализма, что ради них готовы отказаться от школьной вольницы и начать новую жизнь.»

Начало новой жизни напоминало казарму. Ганс-Георг Бартоломеи, вспоминая свой первый день пребывания в интернате в Наумбурге, говорит, что «попал из родительского дома прямиком в солдатское общество». Многие новички были шокированы таким началом карьеры. Все было чужим. Классы назывались взводами, одежда униформой. С первого дня все происходило по команде, все команды выполнялись коллективно. Каждый должен был усвоить раз и навсегда — «Ты — ничто, твой народ — всё!» Лишь на каникулах, «юнгманы» отправлялись домой повидать родителей.

Бывший воспитанник интерната в Плёне Рольф Диркс так описывает порядки, царившие в этом заведении»: «Отдельная личность ничего не значила. Значил только коллектив, который маршировал единым строем.» Распорядок дня был строго регламентирован. Никаких отклонений от него не предусматривалось. Ганс-Георг Бартоломеи вспоминает: «Маршировали с утра до вечера. После подъема строились на плацу и затем бежали на зарядку. После завтрака шли в свои комнаты, затем снова строились и отправлялись на занятия.» Уве Лампрехт рассказывает: «Каждое утро проверяли постель. Горе тому, кто забыл проветрить бельё. Затем шла проверка душевых и туалета. Придирчиво следили за чистотой наших шей и ушей. Кто „прокалывался“, того наказывали. Мы должны были научиться подчинению. Кто научился подчиняться, тот может командовать.»