Еретики Дюны - Фрэнк Херберт

Властная интонация потрясла Одрейд, возбудив в ней быстрый гнев, который она сумела подавить. Исправления нужно внести немедленно!

— Утихомирься, девочка, — сказала Одрейд. Она отдала ей команду в точно выбранном тоне и увидела, что это пошло той на пользу.

Но Шиана опять ее потрясла:

— Это еще один вид Голоса, ты стараешься успокоить меня. Кипуна рассказала мне о Голосе все.

Одрейд повернулась и посмотрела прямо в лицо Шиане. Первая печаль Шианы прошла, но в ней был гнев, когда она говорила о Кипуне.

— Я занята тем, что готовлю наш ответ на это нападение, — сказала Одрейд. — Почему ты меня отвлекаешь? Я думаю, ты хочешь, чтобы их наказали.

— Что вы с ними сделаете? Скажите мне, что вы сделаете?

«На удивление мстительное дитя, — подумала Одрейд. — Это следует отшлифовать. Злоба так же опасна, как и любовь. Способность ненавидеть — это способность испытывать противоположное чувство».

Одрейд ответила:

— Я послала Союзу, Иксу, Тлейлаксу послание, которое мы всегда отправляем, когда рассержены. Два слова — «Вы заплатите».

— Каким образом они заплатят.

— Со стороны Бене Джессерит сейчас разрабатывается соответствующая кара. Они почувствуют последствия своего поведения.

— Вы что-нибудь сделаете?

— Может, ты и узнаешь со временем. Ты, может, даже узнаешь, как мы осуществим наше наказание. А сейчас тебе нет необходимости знать это.

На лице Шианы возникло угрюмое выражение. Она сказала:

— Вы даже не разгневаны. Рассержены. Ты сама так сказала.

— Сдержи свое нетерпение, девочка! Есть вещи, которых ты не понимаешь.

Преподобная Мать из комнаты связи возвратилась, кинула взгляд на Шиану и адресовалась к Одрейд.

— Дом Соборов подтверждает получение твоего послания. Они одобряют твой ответ.

Когда Преподобная Мать из комнаты связи осталась стоять, Одрейд спросила:

— Еще что-нибудь?

Быстрый взгляд на Шиану говорил о том, что связная чувствует себя стесненной. Одрейд подняла правую ладонь — сигнал к безмолвному разговору. Преподобная Мать ответила, ее пальцы с неприкрытым возбуждением заплясали, говоря языком жестов: «Послание Таразы: Тлейлакс — это главный элемент. Союз должен дорого поплатиться за меланж. Прекратить для них ракианские поставки. Отбросить и союз с Иксом. Они и так перенапрягутся в безнадежном соперничестве с Рассеянием. Пока что игнорировать Рыбословш. Они завязаны с Иксом. Господин Господинов ответил нам с Тлейлакса. Он движется на Ракис. Поймать его в ловушку».

Одрейд улыбнулась мягко, показывая, что все поняла. Она проследила за покидающей комнату связной. Дом Соборов согласен с действиями, которые предприняли на Ракисе, соответствующая кара Бене Джессерит разработана с огромной скоростью. Явно, Тараза и ее Советницы предчувствовали такой поворот событий.

Одрейд позволила себе испустить вздох облегчения. Послание на Дом Соборов было сжатым: доклад в общих чертах о нападении, список потерь Ордена, результаты опознания, личностей нападавших и сообщение Таразе, которое подтвердило, что Одрейд уже отправила требующиеся предупреждения виновным: «Вы заплатите».

Да, эти нападавшие олухи сейчас узнали, что растревожили гнездо шершней. Это породит страх — существенную часть наказания.

Шиана скорчилась в своем кресле. Ее поза показывала, что сейчас она попробует новый подход.

— Кто-то из твоих людей сказал, что там были Лицевые Танцоры, — она подбородком показала в сторону крыши.

«До чего бездонный колодец невежества эта девочка», — размышляла Одрейд. Это пустота, которую следует заполнить. ЛИЦЕВЫЕ ТАНЦОРЫ! Одрейд подумала об осмотренных ими телах. Тлейлакс, в конце концов, запустил в действие своих новых Лицевых Танцоров. Это было, безусловно, испытание Бене Джессерит. Этих новых крайне трудно распознать. Но они все так же издают свой очень характерный запах. Одрейд вскочила сообщение об этом в свой доклад на Дом Соборов.

Трудность теперь была в том, как сохранить в тайне знания Бене Джессерит. Одрейд позвала связную. Указывая на вентилятор быстрым взмахом глаз, Одрейд безмолвно заговорила с ней пальцами: «Убейте подслушивающих!»

— Ты очень уж интересуешься Голосом, девочка, — обратилась Одрейд к сидевшей в кресле Шиане. — Молчание — самый ценный инструмент для обучения.

— Но не могу ли я научиться Голосу? Я хочу научиться ему.

— Говорю тебе, будь молчаливой и учись молчанием.

— Я приказываю тебе научить меня Голосу!

Одрейд вспомнила доклады Кипуны: Шиана утвердила эффективный голосовой контроль над большинством своего окружения. Девочка научилась этому самостоятельно. Средний уровень Голоса для ограниченной аудитории. Для нее это было естественным. Туек, Каниа и другие запуганы Шианой. Религиозная фантазия вносила свой вклад страха, но владение Шианой высотой и тональностью голоса доказывало прекрасную бессознательную избирательность.

Одрейд видела со всей очевидностью, как именно надо вести себя с Шианой — честно. Честность не раз срабатывала, как наилучшая приманка.

— Я здесь, чтобы научить тебя многому, — сказала Одрейд, — но не буду делать этого по твоему распоряжению.

— Мне все повинуются! — закричала Шиана.

«Она едва достигла половой зрелости, и уже на этом уровне аристократка, — подумала Одрейд. — Господи, Создатель! Кем она может стать?»

Шиана слезла с кресла и встала перед Одрейд с угрожающим выражением лица. Глаза девочки были на уровне плеч Одрейд. Шиана станет высокой, от нее будет веять властностью. Если она выживет.

— Ты отвечаешь на некоторые из моих вопросов, но почему-то не отвечаешь на другие? — спросила Шиана. — Ты говоришь, что вы давно уже меня ждете, но не объясняешь. Почему ты не будешь мне повиноваться?

— Глупый вопрос, дитя мое.

— Почему ты все время зовешь меня «дитя»?

— А ты разве не дитя?

— У меня уже есть менструации.

— Но все равно ты еще дитя.

— Жрецы мне повинуются.

— Они тебя боятся.

— А ты не боишься?

— Я — нет.

— Хорошо! Это так надоедает, когда люди только боятся тебя.

— Жрецы думают, будто ты появилась от Бога.

— А ты так не думаешь?

— С чего бы мне? Мы… — Одрейд осеклась, она увидела, что входит послушница-связная. Пальцы послушницы заплясали, передавая ей безмолвное сообщение: «Подслушивали четверо жрецов, они убиты, все — подчиненные Туека».

Одрейд взмахом руки отослала связную прочь.

— Она разговаривает пальцами, — сказала Шиана. — Как это у нее получается?

— Ты задаешь много ненужных вопросов, дитя. И ты еще не сказала мне, почему я должна считать тебя орудием Божьим.

— Шайтан меня жалеет. Я хожу по пустыне, и когда приходит Шайтан, я с ним разговариваю.

— Почему ты его называешь Шайтаном, а не Шаи-Хулудом?

— Всякий задает этот неумный вопрос!

— Тогда дай мне твой неумный ответ.

На лице Шианы опять проступила угрюмость.

— Это из-за того, что мы встретились.

— А как вы встретились?

Шиана запрокинула голову набок и мгновение смотрела на Одрейд, а затем сказала:

— Это моя тайна.

— И ты знаешь, как хранить тайны?

Шиана выпрямилась и кивнула, но Одрейд увидела неуверенность в ее движении. Девочка размышляет, когда ее пытаются завести в тупик!

— Отлично! — сказала Одрейд. — Умение хранить тайну — одно из самых основных в науке Преподобной Матери. Я довольна, что с этим нам не придется долго с тобой возиться.

— Но я хочу изучить все!

Такая же непосредственность в ее голосе. Очень слабый эмоциональный контроль.

— Ты должна научить меня всему! — просила Шиана.

«Время для хлыста», — думала Одрейд. Шиана рассказала и продемонстрировала много, чтобы даже послушница пятой ступени окончательно и безошибочно раскусила, какие средства применить, чтобы контролировать девочку.

Используя всю мощь Голоса, Одрейд закричала:

— Не принимай со мной такого тона, дитя! Нет, если ты хочешь чему-либо научиться!

Шиана застыла как вкопанная. Она стояла больше минуты, переваривая то, что с ней произошло. Вскоре она улыбнулась, на лице появилось теплое, открытое выражение.

— О, я так рада, что вы пришли! Последнее время здесь было очень скучно.

Человеческий ум ничего не может превзойти по сложности.

Уже два часа на Гамму стояла ночь, так живо наполняющаяся в этих широтах дурными предчувствиями. Сгущающиеся тучи затмили Оплот. По распоряжению Луциллы Данкан возвратился во внутренний двор для интересных самостоятельных упражнений.

Луцилла смотрела на него с того парапета, с которого когда-то впервые увидела его.