Идея фикс - Людмила Бояджиева

Вероятно, и тот и другой были правы. Последний сын в большой фермерской семье добропорядочного австрийца родился отъявленным мерзавцем, словно был зачат милейшей фрау Эрикой не на супружеском ложе, а от звероподобного монстра. Уже младенцем он наслаждался мучениями изувеченных насекомых, позже перешел на кошек и собак и несколько утихомирился, найдя выход в сексуальных контактах. Подростка Гесслера одинаково привлекали и мужчины, и женщины. Главное состояло в степени рискованности и необычности полового акта. Гуго едва не затащили в суд родители местной шлюхи-полудурочки, которую обнаружили в амбаре едва живую, с многочисленными ожогами и побоями. Еще труднее ему пришлось после эпизода с двенадцатилетним пастушком-сиротой, изнасилованным им в лесу. Гуго откупился от шантажировавших его опекунов сироты, заняв крупную сумму денег у некоего продавца подержанных автомобилей. Потом долго расплачивался с благодетелем, и натурой, и работой в мастерской. Однажды, прихватив кассу, Гуго сбежал с итальянцем, чинившим в их гараже потрясающий «Ягуар».

Прежде чем приобрести поместье и титул, Гесслер прошел богатый впечатлениями жизненный путь. Адвокат, рыдавший над биографией несчастного, говорил три часа. Правда состояла в том, что Гесслер, ловко используя свои гомосексуальные и садистские наклонности, сумел занять довольно ответственный пост в мафиозной структуре и даже разбогатеть. Студия грамзаписи стала его любимым детищем, позволявшим реализовать и деловые, и сексуальные наклонности. Возможно, он благополучно бы дожил до старости, если бы патологическая жажда все более острых и кровавых стимуляторов не прогрессировала так стремительно.

Желание насиловать, убивать, мучить целиком подчинило Гуго. Блуждая во тьме городских трущоб, он выискивал жертвы и насиловал их с изощренной жестокостью. Эти истории удавалось замять. Следствие по делу Гесслера не вскрыло и трети совершенных им преступлений, а он, вопреки известной страсти серийных маньяков к полной обрисовке свершенных ими злодеяний, не стал «раскалываться». Напротив, старался показать себя с лучшей стороны и на процессе, и в заключении. Ему потребовались колоссальная сила воли и дьявольская изобретательность, чтобы продержаться пять лет, не растерзав на куски кое-кого из своих сокамерников. И даже произвести приятное впечатление на тюремное начальство. Гуго упорно двигался к намеченной цели. Ему предстояло испытать ни с чем не сравнимое, неведомое простому смертному наслаждение. А для этого надо было поскорее оказаться на свободе. Прежние удовольствия казались Гесслеру пресными пустяками в сравнении с тем, что он задумал. Что может еще больше усилить наслаждение прирожденного убийцы, чем мучительная жажда мщения? Чудовищная ненависть Гуго росла и крепла в течение пяти лет, день за днем, час за часом, обретая конкретные очертания в детально продуманном плане. Прежде всего он выследит двух не подчинившихся ему слизняков. Гуго не только удовлетворял свои зверские инстинкты с безликими подонками из нищих бродяжек, ему приходилось испытывать и настоящую, глубокую страсть. Немногие из сотворенных им «божеств» позволяли себе не разделить нежные чувства босса. Один — Флавио Анцы — шестнадцатилетний оборванец, превращенный ди Ламберти в Голубого Принца, оказался цепким, наглым зверенышем, умудрившимся разодрать своими наманикюренными коготками физиономию патрона. Смазливого гея, обожавшего выступать в женском белье и феерических туалетах, возмутила нравственная сторона дела: он не мог отдаться Гуго без любви, изменив своему партнеру. Даже под воздействием наркотика Флавио вопил о страстных чувствах к любовнику и звал его на помощь. В результате Гуго ди Ламберти оказался за решеткой и потерял все. Еще ранее другой красавчик так же осмелился проявить строптивость. Он отверг проявившего нежность Гуго и благополучно избежал наказания! С них и стоило начать новую жизнь на воле.

Предусмотрительность не подвела его — выйдя из тюрьмы, Гуго, может, и стал дерьмом, но никак не нищим. Кое-что завалялось в его тайных «кубышках». Для охоты требовались деньги. За пять лет, проведенных Гесслером на нарах, Флавио стал модным геем, сделал карьеру в знаменитом варьете, обзавелся домами, автомобилями, охраной. Раздавить эту гниду составит для Гуго особое наслаждение.

За ним последует номер два — Сидней Кларк. Сколько раз на тюремной лежанке Гуго стонал от наслаждения, воображая встречу с этим парнем. Сид не оценил великодушия, щедрости, душевного благородства и художественного вкуса своего покровителя. Гуго спас его и подарил записанный диск — Сид мог бы стать знаменитостью. Но парень бросил подарок в огонь, нанял адвоката для расторжения контрактов со студией грамзаписи и обвинил ее директора в гомосексуальных домогательствах.

Вместо того чтобы предаться с Гуго самой прекрасной, возвышенной, самой совершенной любви, он плюнул ему в лицо. Напудренное, покрытое тоном лицо сексуального божества.

Гуго смаковал детали наказания, которому подвергнет Сида. Ублюдку нравятся женщины? Он увидит, как будет умирать его любимая. Медленно, очень медленно. А уже потом, потрясенного, душевно выпотрошенного, Гуго простит его, дав вкусить настоящее блаженство. Садистские штучки теперь особенно возбуждали Гесслера. Он проделает с парнем все, чего тот, в заблуждении своем, пытался избежать. И, наконец, оскопит. Обычное убийство здесь было бы сентиментальной нежностью.

Итак, сняв комнату в портовом районе Генуи, синьор Гесслер приступил к выполнению своей карательной миссии. Сбор информации, слежка, нападение… У него дух захватывало от этой перспективы. Деяния неизвестного маньяка станут показывать по телевизору и описывать со смаком самые горластые журналисты. Он сбережет эти ценнейшие материалы, чтобы развлекаться в старости приятными воспоминаниями. А Гуго собирался жить очень долго.

Сид по телефону сообщил Арчи, что отбывает на время в Саудовскую Аравию для выяснения необходимых подробностей. Ему пришлось рассказать, что дочь Снежины похитил некий Мухаммед Али-Шах — премьер-министр Фаруха, считающий, что Софи — его наследница.

— А что говорит графиня по поводу интересующей нас безделушки? — поинтересовался Арчи, уже догадавшись, что Сидней не выпытал нужную информацию.

— Пока нам не удалось поговорить о деле. Она встревожена пропажей дочери и попросила меня… Нет, я сам предложил ей смотаться в Фарух. Извини, что немного затягиваю… Сам понимаешь — это не дешевая прогулка. За счет графини.

— Понимаю… Девочка чертовски, привлекательна. И страна… Полная шляпа экзотики.

— Позвоню, когда что-нибудь разузнаю, — пообещал Сид и поторопился прервать связь. Ему не хотелось вступать в дискуссии и пытаться объяснить Келвину причины поездки. Он просто не сумел бы это сделать. Лишь в самолете, направлявшемся в Каир, откуда предстояло добираться до места назначения, Сид осознал истинные мотивы своего спонтанного поступка.

В имении Флоренштайн, среди блеска и роскоши музейных вещей, он понял, что искать клад теперь бессмысленно. Граф, имеющий деловые отношения с Россией, очевидно, сумел разобраться с крымским сокровищем и, заключив тайное соглашение с русскими, извлек из предприятия немалую прибыль. Процветание поместья и всего семейства свидетельствовало об огромных финансовых возможностях. Сид также верил, что графиня не станет скрывать этого — ведь полученная четверть века назад от Анжелы пленка принадлежала русскому боссу, погибшему на следующий день. Судьба преподнесла Снежине подарок. В данном случае — справедливый. Смешно не взять того, что само плывет в руки.

И разве он мог не предложить помощь этой женщине? Ему нравилась Снежина. Нравилась ее манера держаться, ее картины, совершенно не совпадающие, как ни странно, с эстетическими пристрастиями Сида. Его удивила проницательность и деликатность обладательницы столь прекрасного лица, благозвучного имени и — огромного состояния! Она угадала его авторство, его характер на подписанном дядей полотне и поспешила освободить от ужаса голубой спальни. Интуиция, осведомленность? А когда Сид, ступающий по гребню черепичных скатов, услышал тихий, чуть насмешливый голос, ему показалось, что над ним прошумели крылья ангела. Ангела-спасителя. Она поспешила отвязать шарф и притянула им к себе всерьез надумавшего распрощаться с жизнью парня.

В тот вечер Сид пребывал в странном состоянии. Вернувшиеся вдруг воспоминания о Гуго ди Ламберти толкали его в омут депрессии. Но беззаботная прелесть весны, дружеская поддержка графини и обаятельная Софи помогли Сиду удержаться. Ему захотелось стать таким же, как все эти ребята, прибывшие на карнавал, — нормальным парнем, собравшимся подурачиться, выпить, потискаться в стогу с симпатичной девчонкой…