Медовый месяц под прицелом - Марина Серова

— Но тем не менее мои достоинства не помешали тебе на мне жениться, — парировала я.

— Да разве это женитьба? Ты же сама не воспринимаешь всерьез наш с тобой брак, сама говоришь, что он — всего лишь вынужденная мера.

— Можно подумать, что ты…

Я осеклась на полуслове, поняв, что теряю контроль над ситуацией. Еще немного, и я скажу Панкратову все, что у меня на душе. Скажу, что на самом деле очень хочу сделать наш брак настоящим, скажу, что согласна уехать с ним к черту на кулички при единственном условии — что тетя Мила поедет с нами… Может, даже соглашусь подарить Егорке братика или сестренку… Но я не должна ничего такого говорить. Я должна держать свои чувства в железном кулаке. Я помогу Никите и Егору уехать из страны, но на этом наши отношения закончатся, потому что по-другому просто не должно быть.

— Если честно, Женя, то я не совсем понимаю, зачем еду к Ивану. Не могу найти своему поступку разумное объяснение, но я должен это сделать. Хочу просто посмотреть ему в глаза, хочу сказать, какая же он сволочь.

— Никита, скажи, только честно, ты ничего большего делать не собираешься? Оружия у тебя нет?

— А ты еще, оказывается, и женщина-рентген, — печально улыбнулся Никита. — Да, у меня есть пистолет. Не знаю, зачем я его взял, но если бы тебя рядом со мной не было, то…

— Отдай его лучше мне, — попросила я. — У меня ему надежнее будет, хотя бы случайно не выстрелит уж точно. В любом случае с пистолетом к Кондрашову я тебя не пущу.

— Скажи, а почему я должен тебя слушать? — с вызовом спросил Никита.

— Потому что ты сейчас в отчаянии и можешь наделать кучу всяких глупостей, о которых пожалеешь в тот же момент, но будет уже поздно. Хочу тебя предупредить, что если я согласилась на время стать твоей женой, то это еще не значит, что буду опекуном твоего сына до конца жизни, если ты, уважаемый Никита Андреевич, сейчас натворишь дел, за которые загремишь по полной программе.

Никита ничего не ответил, он вытащил из-за спины пистолет и положил мне на колени.

— Вот и правильно, — кивнула я. — Не стоит Кондрашов таких жертв.

— Здесь сверни направо, — попросил Никита.

Я молча повиновалась.

С высоты Птичьей горы Тарасов выглядел необычайно красивым. Я невольно заинтересовалась открывшейся моему взору картиной. А Волга, величественная река, на берегу которой раскинулся наш город, была еще прекраснее. Даже зловещая луна глядела на Волгу-матушку не таким страшным взором, которым она одарила нас с Никитой, когда мы вышли от тети Милы.

— Все, приехали, — сказал Никита и осторожно дотронулся до моей коленки, где все так же неподвижно продолжал лежать пистолет. — Ты пойдешь со мной?

— Именно за тем я сюда и приехала. Я не собираюсь сидеть и ждать тебя в машине. В конце концов, я ведь не водитель твой, и ты мне платишь не за что-нибудь, а за свою безопасность.

— Опять ты все на деньги переводишь! — завелся Никита. — Если ты хочешь пойти туда со мной только по этой причине, то можешь оставаться на месте. Мне же просто хочется, чтобы рядом со мной был сейчас человек, которому я доверяю. Так получилось, что ты и твоя тетя за эти несколько дней стали для меня близкими людьми. Сам не понимаю, как такое могло произойти, но пути господни неисповедимы. Еще неделю назад мы с тобой не были даже знакомы, а сегодня ты уже носишь мою фамилию и Егор находится у твоей тети.

— Прости, но я говорю правду. Если тебя не устраивает такое положение вещей, тебе все равно придется с ним смириться.

— Ладно, ни к чему весь этот наш разговор. Пойдем. Я хочу набить Кондрашову морду, расквасить ему нос…

Никита от ярости сжал кулаки и с шумом вышел из машины. Спрятав пистолет за пояс, я последовала за ним.

Иван Кондрашов жил не в таком шикарном доме, как Панкратовы. Охраны внизу не было, вахтерши тоже. Как, впрочем, и света. Наверное, не так уж и много подъездов в городе могут похвалиться наличием света на лестницах. Особенно тех подъездов, что оснащены лифтом. Естественно, лифт не работал, поэтому нам пришлось подниматься на девятый этаж на своих двоих. Должна признать, что поединки с верзилами мне дались намного легче, чем такое вот восхождение. Что ж, значит, пора подумать о своей физической форме. Но чуть позже, не сейчас.

Никита немного замешкался возле квартиры Кондрашова, не сразу нажал на звонок.

— Женя, пообещай мне, что, если я зайду слишком далеко, ты меня остановишь. Заявляю официально, что если для моего успокоения тебе понадобится мне врезать, то претензий я иметь не буду.

— Хорошо, как скажешь, — согласилась я.

Никита нажал на кнопку звонка, и его пронзительный звук разрезал ночную тишь. Никита звонил до тех пор, пока мы не услышали шум открывающейся двери.

— Кто там? — услышали мы сонный голос Кондрашова.

— Свои, Ваня, открывай, — зло произнес Никита.

Может, спросонья Иван не понял, кто стоит за дверью, может, просто испугался тона Никиты, но он, не помедлив ни секунды, открыл дверь.

— Доброй ночи, Иван, — оскалился Никита.

— Привет…

Кондрашов стоял перед нами в полосатой пижаме и потирал глаза.

— Не трудись глазки протирать. Я тебе сейчас все равно помогу их закрыть, — предупредил Никита.

— Не понял… — удивился Кондрашов.

— Ничего, сейчас станет чуть яснее, — пообещал Никита и со всего размаха залепил Ивану кулаком в нос.

Конечно, выдающейся техники в его ударе я не увидела. Но сколько в него было вложено ненависти и презрения, передать невозможно. Я невольно восхитилась этим ударом, хотя в другой ситуации просто бы посмеялась от души над техникой исполнения.

Кондрашов отступил на несколько шагов назад, потирая ушибленное место. Никита продолжал наступать на него.

— Ты мне, сволочь, сейчас за все ответишь, — орал Никита. — Я бы закрыл глаза на твое воровство, простил бы и покушение на мою жизнь, но ты хотел причинить боль моему сыну, а этого я никому и никогда не прощу!

Никита еще раз ударил Кондрашова, и, должна признать, новый удар меня впечатлил больше первого. Никита разошелся не на шутку, он был похож на раненого льва, который готов был биться насмерть за свою стаю. Кажется, в таком состоянии Панкратов мог убить Кондрашова и без пистолета. Пора было срочно это безобразие остановить. Егор мне, конечно, нравится, но я не готова заменять ему отца, пока Никита будет отбывать срок за убийство Кондрашова.

— Никита, успокойся, — одернула я его.

— Да, пожалуй, с него хватит, — согласился тот. — Сейчас пойдем, Женя. Я только хочу знать, из-за чего он так со мной поступил.

И Никита, сверкнув глазами, посмотрел на Кондрашова. Тот сидел на полу, потирая то челюсть, то нос, и смотрел в одну точку прямо перед собой.

— Говори же! — потребовал Никита.

— А что тут говорить? — пожал плечами Иван. — Тебе, Никита, слишком все легко и просто дается. Подумаешь, жена от тебя сбежала, оставив ребенка. Так ты с таким размахом развернулся, что даже смотреть противно. Все с рук тебе сходит, полгорода на поклон к тебе ходит, даже «папа» к тебе благоволит больше, чем к другим. Я, между прочим, гораздо раньше тебя начал ресторанный бизнес в Тарасове, но у меня дело не заладилось, потому что «папа» меня невзлюбил. Пришлось брать тебя в долю. И теперь мало кто помнит, что на самом деле именно я был организатором в нашем городе сети ресторанов, которые теперь принадлежат тебе. Я тебя, Никита, не грабил, я просто хотел вернуть свое.

— Почему ты не сказал мне ничего раньше?

— А что бы это изменило? — с вызовом спросил Кондрашов.

— Многое, Иван, очень многое. Зачем ты пошел на такую низость, как похищение ребенка? Ты бы мог прийти ко мне и все рассказать, я бы понял. Знаешь, Иван, ведь я считал тебя настоящим другом, я думал, что могу доверять тебе!

— Господи, Никита, какой же ты наивный! — зло рассмеялся Кондрашов. — Неужели ты веришь в ту чушь собачью, которую люди называют дружбой? По-моему, это самое нелепое слово, какое только могли придумать люди. Правда, «любовь» — не менее забавное слово. Неужели, Никита, после того как твоя благоверная супруга сбежала с богатым хахалем за границу, ты продолжал доверять людям? Я думал, что тот случай заставит тебя относиться к людям с большей осторожностью, но он, оказывается, тебя ничему не научил. Если хочешь знать, то я, человек, которого ты считал, как говоришь, другом, за твоей спиной с твоей же женой в любовь играл по-взрослому, в темноте и голыми, — злорадствовал Кондрашов.

Я смотрела на Никиту и видела, какой болью отдается в его сердце каждое слово Кондрашова. Никита слушал своего бывшего друга, не перебивая. Мне казалось, что он не совсем понимает смысл слов Ивана, но очень старается это сделать.

— Тебе, Никита, все слишком легко давалось: красивая жена, удачный бизнес, уважение в обществе и почет. Я же всегда находился в тени твоей славы. И меня это безумно раздражало.