Фашисты - Кирилл Викторович Рябов

— Всё в порядке. Всё чисто, — сказал Вольский, слезая с кровати. — Очень странно я спал. Будто и не спал. И сейчас ощущение непонятное. То ли проснулся, то ли нет.

— Коля, а можно мне посмотреть заключение врача? — сказала Саша.

— Заключение врача, заключение врача, — повторил Вольский. — Да. Но потом. Я ужасно хочу есть. Ты не могла бы что–нибудь приготовить?

— Конечно. Я разогрею суп.

Саша вышла из комнаты. Есть ему не хотелось. Он чувствовал невыносимую скуку. Следовало придумать какую–то отговорку про заключение врача. Но ему было лень. Он открыл окно. В лицо подул прохладный ветерок. По улице шёл старик в плаще и шляпе хомбург. Вольский нащупал на подоконнике горшок с геранью, выждал, когда дед окажется под окном, и бросил. Горшок разбился в нескольких метрах позади старика, разметав землю. Тот беспомощно огляделся. Вольский кинул в него сигарету, но её мгновенно сдуло и унесло прочь.

— Везучий старый пидорас, — пробормотал Вольский и закрыл окно.

Саша крикнула с кухни:

— Коля, а салат сделать? Хочешь?

Он вышел. Жена стояла у плиты, повернувшись спиной. Вольский задумчиво смотрел на её тонкую, нежную, белую шею. Волосы Саша убрала в хвостик. Она что–то тихо напевала, а потом снова крикнула:

— Коль, так ты будешь салат? Делать?

— Я тут, — ответил Вольский.

Саша вздрогнула.

— Господи, я думала, ты в комнате.

— Я так и понял.

Она обиженно посмотрела на него.

— Мог бы сказать, что вышел. Хоть бы покашлял.

— Не бойся, милая, тебе я зла не сделаю, — сказал Вольский.

— А что, кому–то сделаешь? — хмыкнула Саша. — Между прочим, кто–то повесил нам на дверь красную пилотку. Помнишь, такие были у пионеров?

— Вот как? — засмеялся Вольский. — А куда ты её дела?

— Кинула в мусоропровод. Интересно, что это означает?

— Проделки психа, — сказал Вольский. — Мама жаловалась, что соседка мочится ей на дверь. Вокруг полно сумасшедших. Вчера я видел двоих в поликлинике. Страшное дело. Почему им дают свободу? Их надо держать под тремя замками.

— Многие ведь безобидны, — пожала плечами Саша. — У нас в команде была девочка. Совершенно обычная. Однажды на соревнованиях ей взбрело в голову, что её маму убили. У неё была жуткая истерика. Она бегала по коридору гостиницы, звала на помощь, стучала в двери. Никто ничего не мог понять. Все ужасно перепугались.

— А мама её была жива? — спросил Вольский.

— Конечно, жива.

— И что потом стало с этой девочкой?

— Вызвали врача, дали успокоительное. Потом отправили домой. Больше я её не видела. Говорят, она потом лежала в психушке.

— Давай поедим, — сказал Вольский.

— А салат делать?

— Не надо.

— Только суп?

— Только суп.

— Может, всё–таки и салат?

— Вечером.

— Так ведь уже вечер.

— Да? Тогда завтра.

— Бок не болит?

— Нет. Всё хорошо.

— Не обманываешь?

— Ты же видишь, я себя прекрасно чувствую.

Они сели есть.

— Коля, а заключение мне покажешь потом? — вспомнила Саша.

— Какое?

— То, что врач написал. Кстати, сколько всё это стоило?

Вольский отложил ложку.

— Суп прокис, — сказал он.

— Я не чувствую.

Саша торопливо понюхала ложку, зачерпнула и отправила в рот.

— Нет, Коля, хороший суп. Тебе показалось. Может, у тебя нарушение вкуса?

— Суп прокис, — повторил Вольский и столкнул тарелку на пол.

Она не разбилась, а опрокинулась, расплескав по полу бульон и раскидав кусочки картофеля, курицы и вермишель, напоминающую червячков. Прибежал Принц Альберт и, громко чавкая, стал всё это слизывать.

— О, нашёлся! — сказал Вольский.

Саша замерла с приоткрытым ртом, в котором была видна разжёванная еда.

— Зачем ты это сделал? — выговорила она. — Коля…

— Говорю же, суп испорчен. А ты споришь.

Он ушёл в комнату и лёг на кровать, скрестив руки на груди. Прислушался. Плачет? Кажется, нет. Он немного подождал и вернулся. Саша плакала беззвучно. Слёзы капали в суп. Вольский протянул руку и стал двигать тарелку к краю стола. Саша провожала её испуганными глазами.

— Коля, — сказала она.

Тарелка раскололась на две части, и Принцу Альберту досталась новая порция объедков.

— На счастье, — сказал Вольский.

Саша посмотрела на него снизу вверх.

— Коля, ты болен. Мне страшно.

— Пойду–ка я прогуляюсь, — ответил он.

Жена продолжала сидеть в ступоре. Она опомнилась, когда Вольский надевал ботинки, и выбежала в прихожую.

— Я тебя прошу, умоляю, не ходи никуда. Я боюсь. Николай!

Вольский застёгивал плащ.

— Николай, Нидворай, — пробормотал он.

Потом погладил Сашу по щеке. Она отшатнулась.

— Ну, что ты, — сказал Вольский ласково.

И вышел.

Вызвав лифт, он подкрался к соседской двери, прикрыл пальцем глазок и длинно позвонил.

— Кто там? — спросила Тамара.

— Митрофанов.

Она открыла, и Вольский харкнул ей в лицо. Плевок угодил точно в глаз. Тамара вскрикнула и попятилась.

— Жжёт, жжёт! — заскулила она.

Вольский хохотнул, захлопнул дверь и юркнул в лифт.

На улице стемнело. Но фонари почему–то не зажглись. Слегка пританцовывая, Вольский шагал по двору. Он чувствовал блаженный трепет во всём теле. Будто вместо внутренностей, всех этих вонючих и грязных кишок, его наполнили нежными светлячками и красивыми бабочками. Хотелось петь. И он запел во всё горло:

Ein Heller und ein Batzen

Die waren beide mein, ja mein

Der Heller ward zu Wasser

Der Batzen ward zu Wein, ja Wein

Der Heller ward zu Wasser

Der Batzen ward zu Wein

Heidi heido heida

Heidi heido heida

Heidi heido heida, ha ha ha ha ha ha ha

Heidi heido heida

Heidi heido heida

Heidi heido heida.

Соседняя улица была освещена. И Вольский замолчал. Не стоило привлекать к себе лишнее внимание. Он прошёл несколько кварталов и внезапно почувствовал сильный голод. Вспомнил суп и немного пожалел, что не сожрал его. Подумал о Саше. Внутри что–то шевельнулось и возникло ощущение, будто проглотил мятный леденец. Но ощущение было смутное, как воспоминание о чём–то давно прошедшем. И холодок в груди быстро исчез.

Заметив вывеску «Продукты 24 часа», Вольский зашёл в магазин. Покупателей не было. За кассой сидела толстая женщина в красном фартуке и водила пальцем по экрану смартфона. Вольский взял пачку чипсов, копчёную колбасу, хлеб, бутылку «Нарзана», несколько шоколадок и направился к выходу.

— Эй, мужчина! — крикнула кассирша в спину. — А платить Путин будет?

Вольский резко развернулся и подошёл.

— Ты что, милый, забылся? — спросила она.

— Денег у меня нет, — ответил он задумчиво. — Точнее, есть, но мало.

— Ну, так иди и заработай! А потом возвращайся. Денег у него нет, умный какой. Люди вон за копейки пашут, как рабы…

— Бабка, а у тебя в кассе много денег? — спросил Вольский вкрадчивым голосом.

Кассирша медленно встала.

— Какая я тебе бабка? — спросила она, тараща глаза. — Ты где тут бабку увидел, козёл вонючий?

— Открывай кассу, — сказал Вольский.

— Валееерааа! — заорала кассирша.

Из подсобки вышел заспанный верзила в мятой чёрной униформе, с перхотью на вороте и плечах. Он почёсывался и зевал.

— Чего случилось?

— Валера, нас грабят.

— Этот? — спросил охранник лениво.

Вольский коротко замахнулся и швырнул бутылку. Она врезалась Валере в лоб, срикошетила и разбилась о стену. Охранник схватился за лицо, покачнулся и упал на колени. По рукам текла кровь.

— Жми кнопку, — простонал он, повалился и издал бульканье.

Но кассирша лишь скулила.

Вольский сложил рядом с кассой продукты, разыскал глазами камеру наблюдения и послал ей несколько воздушных поцелуев.

— Она не работает, — хныча, простонала кассирша.

— А касса работает?

— Я не могу, не могу, мне