банк к крестьянам, без всякого принуждения со стороны государства, так оно, видимо, будет и теперь, а все-таки какое-то принуждение надо сделать, потому что как раз самые крупные землевладельцы не сбывали своих имений после той революции, и не будут сбывать и после этой великой русской революции. Собственники поменьше, или средние, в основном сидят в селе, сами заправляют своим хозяйством, поэтому во время погромов они собственными глазами видят, как разрушают их добро, а порой и сами едва спасаются от смерти. Естественно, что эти люди не хотят уже сами и детям своим не желают переживать эти ужасы и сбывают свои имения. А крупноземельные помещики больше проживают в столицах или за границей, они не подвергаются такой опасности для жизни своей во время крестьянской революции, а тем временем эти их большие имения дают им, так сказать, ценз на всякие придворные звания и должности, которых не дает капитал денежный или вложенный в промышленность, а потому крупноземельные собственники без принуждения со стороны государства не будут продавать свои имения, и их надо заставить это сделать или принудительным выкупом, или постепенным налогом. Прежде всего надо установить какую-то норму владения, на которой благоприятнее всего вести интенсивное культурное хозяйство, и которая самая полезная для государства и которой государство должно помогать всеми способами. Я думаю, что такой нормой может быть тот ценз, который был установлен для выборов в земство и в Государственную Думу — в средней Украине — 150 десятин, а в степной — 250. Поместья выше этой нормы уже сами делятся на фольварки, фермы, размером от 150 — до 250 десятин, а потому их надо парцеллировать принудительно. Если все земли выше установленной нормы принудительно выкупить и парцеллировать, то будет разрушено много хозяйств, имеющих большую ценность государственную. Скажем, в каком-то имении есть порода лошадей, или скота, или овец, имеющих государственное значение и, например заводы украинского скота Кочубея, Деконского, Остроградского, Нани и других, для которых 150 или 250 десятин — очень малый участок земли, естественно, выкупать и парцеллировать эти имения по установленной норме нельзя. Очевидно, надо шире это поставить, постановив, что все культурные хозяйства, имеющие государственное значение, не парцеллировать. Но кто должен определять государственное значение этих имений и не найдется ли их так много, что нечего будет принудительно выкупать? И не будет ли здесь, при нашей общей деморализации, больших злоупотреблений? По моему мнению, рациональнее будет заставить землевладельцев парцеллироваться постепенным налогообложением следующим образом. Облагаются, скажем, имения на Полтавщине от 1-ой до 150 десятин, кроме[56] земского волостного и уездного налога, государственным налогом, например, по рублю с десятины. Поместья, имеющие от 160 до 300 десятин, то есть вдвое больше нормы — по два рубля с десятины; поместья, имеющие втрое больше нормы — то по три рубля и т.д. Значит, поместья в 1500 десятин — по 10 руб. с десятины, а поместья в 15 000 десятин, то есть, в сто раз больше нормы — по 100 руб. с десятины. Чем культурнее хозяйство, тем больший налог оно вынесет; потому что оно имеет большую прибыль, чем малокультурное, и таким образом эти хозяйства не будут принудительно уничтожены, а парцеллируются или уменьшатся по количеству десятин в первую очередь имения наименее доходные и те большие имения, которые сдаются в аренду, потому что они не получат такой арендной платы, которая покрыла бы государственный, волостной, уездный и губернский земские налоги. Естественно, что надо было бы покупку ограничить 25-ю десятинами и еще запретить покупать иностранцам, чтобы случайно Браницкая и другие поляки не пораспродавали свои латифундии полякам из Польши. Вообще если надо будет, этот проект можно разработать детально в законопроект.
Воспользовавшись тем, что Бринкман заинтересовался земельным проектом, Скоропись передал ему список министров, который мы недавно вместе с ним и Львом составили. На премьера мы намечали 1) Шелухина, он же министр юстиции, на внутренних дел — 2) Ротмистрова{244}, который в Полтавском губ. земстве, можно сказать, давно руководил всем, даже и Лизогубом, как А.М.Грабенко{245} Херсонским губ. земством. На образование — или оставить 3) Василенко, если немцы будут требовать только замены некоторых или Прокоповича, если согласятся на полностью новый кабинет. На министра финансов оставить 4) Ржепецкого, которого немцы считают выдающимся финансистом. На министра культуры 5) — Страшкевича{246} (или В.Чеховского{247}), торговли 6) — В.М.Леонтовича, 7) военного — Грекова{248}, хотя я решительно против великоросса и предпочитал бы уже Михновского, который организовал с успехом Полуботковский и Богдановский полки. Пищевых дел — 8) Ф.Г.Шульгу{249}, который заведует одесским округом, здоровья — 9) Галина{250}; почты — 10) Сидоренко; морского — 11) Билинский{251}, контролер — 12) Стебницкий или Лотоцкий, а на министра земельных дел Скоропись решительно выдвигает 13) меня. Но я сказал, что если немцы сделают предложение только мне одному, то я откажусь, потому что считаю, что необходимо теперь войти по крайней мере троим вместе, тогда в министерстве была бы хоть половина наших людей, потому что кроме министра иностранных дел 14) Д.И. Дорошенко я считаю и Василенко не чужим. Если бы судебным министром вошел Шелухин, а внут. дел — Ротмистров, земельных — я, то тогда нас было бы в кабинете пятеро, а Ю. Ю. Соколовский, теперешний пищевой министр, и культа — Зеньковский{252} тоже не враги нам, то мы бы в Совете министров всегда брали бы верх и не допустили бы того обрусительно-реакционного курса, который ведется теперь на всех парах во всех министерствах кроме Дорошенко и отчасти Василенко.
А если бы вошел только я один, то правительственный курс был бы тот же, чего я не смог бы перенести, а потому лучше и не идти туда одному.
4 июня[57]
Вчера, на «понедельник», п. В.Липинский, которого назначили послом в Вену, привел ко мне свою дипломатическую миссию, состоящую из двух советников: Токаржевского{253}, украинца-католика, как и сам Липинский, и полтавского помещика Полетики{254}, потомка знаменитого Григория Полетики, автора «Истории Русов», а также секретаря — Беленького{255}, харьковского помещика; кажется все люди уважаемые, умные, свидомые украинцы, а под руководством Липинского, которого я считаю после Грушевского одним из самых талантливых украинцев, наверняка скоро будут хорошо разбираться в польско-украинских отношениях. На короткое время забежал с заседания мирной комисии{256} и С.П.Шелухин, который постоянно жаловался на
