Покорение Финляндии. Том II - Кесарь Филиппович Ордин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому в правительственных сферах начали склоняться к мнению о том, чтобы посоветоваться с населением. Повторенные рассуждения Спренгтпортена не оставались в этом случае без влияния. Но так как созвание сейма, раз обещанное и вслед затем отмененное, не могло быть принимаемо в расчет, то остановились на другом предположении, настолько же — казалось петербургским администраторам — действительном, но менее рискованном.
Инициатива впрочем принадлежала опять Спренгтпортену. Изображая гр. Румянцеву в самых темных красках распоряжения Буксгевдена, также как и дурное — вследствие будто бы их — настроение жителей, Спренгтпортен настаивал на вызове из Финляндии по крайней мере специальной депутации.
«Нужно, позвольте мне это повторить, — писал он Румянцеву 31-го мая, — как можно скорее приступить к вызову депутации, избранной из четырех сословий государства в составе наиболее почетных лиц. Собрание их здесь было бы наиболее верным средством в настоящем положении дел. Здесь можно было бы наилучше все устроить сообразно намерениям Его И. Величества. — Мера эта, по-видимому, действительно имела практический смысл и могла помочь правительству справками местных экспертов. Решено было поэтому вызвать в Петербург депутатов от завоеванной страны.
В самый разгар кровавых финских репрессалий и вслед за изданием манифеста Императора Александра «к верным подданным новоприобретенной Финляндии», коим подтверждалась невозвратность решения их судьбы и непреложность сохранения в единстве с Россией, — графу Буксгевдену послано было распоряжение по занимающему нас теперь предмету.
«Государь Император, — писал гр. Румянцев от 9-го июня, — обращая особливое свое внимание к устроению благоденствия новых своих подданных, а потому желая сколь можно ближе узнать их положение, их нужды и собственное их мнение о средствах к облегчению тяжкого бремени, каковым они доныне были угнетаемы, — соизволяет, чтобы на сей конец из приобретенной страны присланы были к Высочайшему двору депутаты от всех сословий».
Таким образом, созыв депутатов получал свое определенное, справочное значение. Этому обстоятельству следует дать особенный вес при изучении вопроса о том: как могло в стране, несомненно завоеванной, при том с большими пожертвованиями, установиться то положение и те отношения к покорителю, какие представляет последующая история. Финские писатели с этого момента начинают отклоняться от действительности и истины. Румянцев писал, что Государь желает ближе узнать положение новых своих подданных, их нужды и собственное их мнение о средствах к облегчению тяжкого бремени, их угнетавшего. А профессор Коскинен пишет, что депутаты должны были отправиться в русскую столицу, чтобы «обсудить с Императором дела управления Финляндиею и их организацию», и что это было собственно не представительство, а «посольство». Из сличения с текстом Румянцевской бумаги видно, однако, во-первых, на сколько депутации можно было, без явной натяжки, присвоить название и значение какого бы то ни было посольства, а во-вторых, насколько задача депутации точно определена историком. Одно — описать положение и высказать мнение, как помочь в нужде; другое— обсуждать с монархом и устраивать дела управления.
Нельзя не признать, что русское правительство само давало повод к кривотолкам, хотя разумеется того вовсе не желало. Подробности местных условий которых следовало бы, при незнании их, вовсе не касаться, встречались однако в распоряжениях русской власти очень часто, почти сплошь. Неточность деталей, отдельных выражений, давала достаточный простор для толкований, а затем и прямо для произвольной окраски фактов. Ссылка в прокламациях й манифестах на. бывшие прежде порядки, при том ссылка огульная, давала тому еще лишний и очень благоприятный повод: ничего не объясняя, как верно заметил Клик, она только путала правительство и затемняла дело, само по себе совершенно ясное.
Так настоящее распоряжение о присылке депутатов, а равно и руководившая им мысль были ясны и понятны; но явились подробности, — и произвольным суждениям дано широкое поле. «В определении числа оным (депутатам), — разъяснял министр, — лучше кажется основаться на прежних примерах, как посылались оттуда депутаты в Стокгольм, и ежели я не ошибаюсь, то, кажется, выбиралось оных: от дворянства с каждой губернии по два, от духовенства с каждой епархии по одному, от купечества и мещанства от каждой губернии по одному». Таким образом, число депутатов не определялось точными цифрами и распоряжениями, что собственно и понятно, так как решений принимать им не предстояло, а только для них и существен счет голосов и другие подробности. Важнее было то, что подобные депутаты в Стокгольм не посылались с целями, в роде ныне предположенной: они ездили туда на узаконенные риксдаги или государственные сеймы. Предлагалось основаться на прежних примерах, которых собственно не было; но и тут слова «лучше кажется», отнимали от предложения силу обязательности для исполнителя, и даже пожалуй должной серьезности. Ссылка на примеры говорила о полном, к сожалению, незнакомстве Румянцева и его советников с предметом по которому они делали распоряжения, и тем кидала первые семена недоразумений и будущих затруднений. Да и вообще нельзя не сказать, что все меры, принимавшиеся тогда в отношении Финляндии, имели характер какой-то легкости, отсутствия хотя сколько-нибудь более глубоких соображений, действия по первому впечатлению, по первому отзыву какого-нибудь случайного помощника.
Также коротко указан и самый порядок избрания депутатов: «Когда общею доверенностью каждого сословия, согласно с прежними их обрядами и обычаями, избраны будут депутаты, — то оных сюда отправить». Но вслед затем главнокомандующему предлагали обратить «особливое внимание на то, чтобы при сем случае выбор пал на людей благонамеренных и преданных России». Не легкая предстояла задача: прислать депутатов, которые были бы избраны общею доверенностью их земляков и согласно прежним обычаям, и вместе с тем были бы преданы России и благонамеренны — конечно в её видах. Правительство своею вовсе ненужною ссылкою на бывшие примеры, само того не замечая, замыкало себя в очевидный cercle vicieux. Желание со стороны России иметь для справок людей ей преданных и в её смысле благонамеренных весьма понятно, естественно и правильно, и местный начальник мог найти таких людей. Но задача представлялась совсем иною, когда их приходилось выбирать «общею доверенностью». На эту последнюю несомненно и безапелляционно влияли те авторитетные, притом многочисленные голоса,
