Ола и Отто. Выбор - Александра Руда

— Мне, пожалуй, про стипендию, — сказала я, рассматривая транспаранты. Что то они мне напоминали.

— У дворника в коморке лопаты для уборки снега украл, — шепнул мне Трохим, правильно истолковав мой взгляд.

Организаторы протестного шествия — студенты практики и, к моему удивлению, староста теоретического потока Зеник — построили народ, убедительно попросили вести себя прилично и мы двинулись к главному корпусу Университета, скандируя хором:

— Не хотим учиться лишний год!

— Требуем выдать дипломы!

— Долой!

— Нет произволу!

Благодаря наличию в руках транспаранта, я попала в начало колонны — не в первые ряды, но видно все было прекрасно. Томна держалась рядом. Протестовать оказалось делом увлекательным — чувствовать себя частью единого организма, испытывать такие же эмоции, как и люди рядом, знать, что ты не один! Действие увлекало, я с энтузиазмом махала лопатой и кричала во все горло. Рядом бодро шагала Томна, раскрасневшаяся и веселая.

На высоком крыльце главного корпуса нас уже ждали. Ректор, сложивший руки на внушительном животике, являл собой воплощенное спокойствие. За ним толпились Преподаватели, изредка перешептываясь. Наше шествие остановилось в паре шагов от ступенек.

— Прежде чем вы начнете, — сказал Ректор, — я хочу напомнить, что организованные массовые беспорядки запрещены и могут привести к наказанию всех участников.

Толпа заволновалась. Про этот запрет никто не знал.

— А у нас вовсе не массовые беспорядки, — успокоил Зеник. — У нас протест!

— Хорошо, — сказал Ректор. — У вас есть письменное обращение? Есть? Давайте.

В рядах организаторов случилась заминка. Обращение было, но никому не хотелось идти к Ректору под холодными взглядами Преподавателей и отдавать написанное. А вдруг еще испепелит на месте? Или, еще хуже, в жабу превратит? То хоть помрешь смертью храбрых, а то квакай в зооуголке, пока для опытов не заберут. Наконец, более сильные практики выпихнули из толпы упирающегося, но слабосильного, Зеника. Он неуверенно вскарабкался по ступеням, отдал обращение и стремглав скатился вниз, споткнувшись на последней ступеньке и влетев кому то в живот головой под смех всех остальных.

Ректор, не разворачивая бумагу, передал обращение секретарю и сказал:

— Что ж, ученый совет рассмотрит ваши предложения. Ответ сможете прочитать на доске приказов по Университету. Приятно было пообщаться, — Ректор развернулся и направился внутрь здания.

— И все? — вырвалось у кого то из толпы.

— А что вы еще хотели? — обернулся Ректор. — Как вариант, могу предложить вам пойти задуматься о своем поведении. Или подмести студгородок, дворницкий инвентарь, я смотрю, вы уже нашли.

Преподаватели скрылись в глубине здания. Народ недовольно заворчал и начал было расходиться, но выскочивший с криком на ступеньки студент практик остановил процесс развала колонны протестующих.

— Ребята! — закричал он. — Это же свинство какое то творится! Вы понимаете?

— Да! — закричали все.

— Нас разводят, как детей!

— Да!!

Не понятно каким чудом мы вновь построились и дружно скандируя «Долой!», «Протестуем!», направились в сторону общежитий. Там, между жилыми корпусами практиков и медиумов была в незапамятные времена сколочена сцена — на ней планировалось проводить концерты, повышающие общий культурный уровень обучающихся. Когда стало ясно, что студенты желают повышать культурный уровень исключительно если обещают на концерте «обнаженку» и «халявное спиртное», от идеи отказались, но сцену так и не разобрали. Изредка ее использовали как огромный стол для грандиозных попоек, периодически студенческие самодеятельные группы пытались представить на народный суд свое творчество. Суд обычно заканчивался свистом жалеющих свои уши и опять же пьянкой в качестве моральной компенсации.

Сейчас же на сцене выступали главные протестующие, рассказывающие о том, как плохо мы живем и что нужно делать, чтобы жилось лучше. Я откровенно не понимала, почему мы живем плохо, лично я жила хорошо, но энтузиазм и коллективное настроение меня так сильно захватили, что я махала своим импровизированным транспарантом и кричала вместе со всеми «Долой!». Что «долой» и куда «долой», я не знала, но это было не важно.

В конце концов выяснилось, что во всех бедах виноваты эльфы. С этим я была согласна, громко крича «да!» на все обвинения в сторону остроухих, раздававшиеся со сцены.

— Они живут дольше нас!

— Что им лишний год обучения!

— Ломиториэль никогда отлично не поставит!

— Они богаты и не делятся!

— «Эльфийская стрелка» подняла цену на входной билет!

— Пиво дорожает, что им, они его не пьют!

— Бабы красивые, но не дают!

Остатками разума я пыталась понять, почему мне обидно, что эльфийские девушки мне не дают, но меня дернул за руку какой то незнакомый парень и закричал

— Верно говорят, да?!

— Да! — согласилась я, глядя в его блестящие от возбуждения глаза.

— Эльфов нужно бить!

— Да! — взревела толпа.

— Мы идем бить гадких эльфов, — радостно подпрыгивала рядом Томна.

Толпа, хаотично размахивая транспарантами и выдирая колья из заборов, двинулась в строну эльфийского квартала. На нашем пути закрывались двери и ставни, случайные прохожие забивались в подворотни, и это льстило. Вот какие мы сильные, как нас много и как нас все боятся! Как мы им всем сейчас покажем!

Мы подошли к утопавшему в зелени эльфийскому кварталу, когда уже начало смеркаться. На нашем пути стояли старейшины квартала, тонкие, высокие, прекрасные длинные волосы с множеством мелких косичек развевались на легком ветерке. Старейшины пытались что то сказать, толпа на миг остановилась, но в первых рядах закричали:

— Бегом, впере о о од!

Эльфов просто снесло с дороги.

Я бежала, размахивая лопатой и что то крича в едином порыве со всеми, как вдруг моя нога вступила во что то липкое и теплое. Щелкнув пальцами, я зажгла огонек и посмотрела вниз. Вся моя сандалия была в темно красном, на которое быстро налипала пыль. От осознания того, ЧТО это, мне на миг стало дурно.

Кровь.

Почему мирная демонстрация против увеличения срока обучения продолжилась кровью на моей сандалии? И что случилось с тем, в ком эта кровь текла?

Я попробовала остановиться, но это было невозможно. Толпа несла меня, как река щепку. Со всех сторон раздавались крики, кое где уже завязались потасовки. Я схватила лопату наперевес и принялась пробиваться в сторону, поближе к забору. За мою юбку кто то схватился. Я обернулась. Томна с выпученными глазами простонала:

— Не бросай меня здесь, пожалуйста!

— Держись за мной, — рявкнула я, расталкивая людей с помощью лопаты.

Мне наступали на ноги и толкали, пару раз очень сильно ударив; кто то схватился рукой за блузку, я рванулась изо всех сил и выпала из толпы. За мою руку схватилась Томна, сжав ее так, что я вскрикнула от боли.

— Не отставай, — бросила я и двинулась в направлении движения орущей массы. Возле первого же переулка мы свернули и побежали подальше от этого ужаса.

— Стой! — шепнула я, услышав неподалеку свистки стражи.

Мы спрятались за деревом возле чьего то ажурного забора. Стражники, сопровождаемые отчаянным лаем из за забора, промчались мимо, громыхая оружием. Томна мелко дрожала, схватившись за мою руку. Сквозь ее шумное дыхание прорывались всхлипы. Я молча оценивала повреждения. Идти было возможно, хоть и больно. Какая же я дура, что пошла протестовать! И чего мне дома не сиделось? Гномы, как всегда, самые умные! Из них в этой кутерьме никто не участвует. Сидят себе сейчас по кабачкам, пиво пьют, трубочками пыхают. Дура я, дура!

— П п п почему они т т так? — заикаясь, сказала одногруппница. Ее зубы стучали, она вся тряслась.

«Только истерики мне и не хватало», — подумала я.

— Толпа, — сказала я вслух. — Томна, успокойся, все уже закончилось. Мы в безопасности.

— Д д да, — сказала она и вдруг зарыдала, раскачиваясь из стороны в сторону.

Я осторожно прислонила лопату к забору, удержавшись, чтобы не прикрикнуть на заливавшихся собак, и влепила со всей силы пощечину подруге.

Она проглотила рыдание, икнула и уставилась на меня.

— Ты что? — спросила она вполне нормальным тоном.

— Полегчало? — спросила я скорее у себя, чем у нее.

— Да, — кивнула Томна.

Мне тоже полегчало. Впрочем, я бы с удовольствием стукнула ее еще раз, чтобы успокоиться окончательно, но сомневалась, что такая возможность мне сегодня еще представится.

— Теперь с вами можно поговорить? — раздался в полумраке хрипловатый баритон.

Томна взвизгнула, я схватилась за лопату.

— Не стоит воевать, Ольгерда, это я, Живко. Помните меня? — орк выступил из тени дерева и слегка поклонился.