Злодейка - Наталия Орбенина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так Гривин и Маргарита рассуждали, сидя в комнате Дмитрия. Теперь надо решить, как вести себя с Прозоровым. Надеяться на его снисхождение не приходилось, можно только с ужасом предполагать степень его гнева и отчаяния.
Долго ждать Прозорова не пришлось, он прибыл уже на следующий день. Однако никаких следов недовольства или затаенной злобы Марго не заметила. Вглядываясь в лицо супруга, молодая женщина пыталась понять, известна ли ему правда? Но тот был оживлен и даже весел, рассказывал действительно о немце-профессоре. О его чудодейственный способах лечения, о том, что даже посулил Варе некоторую надежду. Лицемерить Прозоров не умел. Может быть, и не было никакой интриги? У страха глаза велики!
С приездом хозяина процесс закрытия мастерских ускорился. История с поджогом расстроила Платона Петровича, но не удивила и еще больше убедила в нелюбви к либерализму. Рабочий поселок быстро опустел. Несмотря на сопротивление и недовольство, многие рабочие после долгих уговоров Гривина и препирательств согласились перебираться в столицу. Хозяин обещал всем жилье в фабричном доме на Выборгской стороне и заработки не хуже тех, которые они имели в мастерских.
В самой усадьбе Цветочное оставалось всего несколько человек прислуги. В господском доме большинство комнат запиралось, мебель закрывалась чехлами от пыли. Марго жаль было расставаться с любимым старым домом. А еще больше ее страшило возвращение в Петербург.
Глава шестнадцатая
Большой дом на Казанской улице вместил всю семью. Гривины поселились на втором этаже, там же оставались огромная общая гостиная, столовая и библиотека, где частенько собирались все вместе. Прозоровы с сынком и няней разместились в покоях третьего этажа. Теперь уже все комнаты были обжиты, и с учетом многочисленной прислуги в доме стало многолюдно и даже тесновато.
Понемногу волнение и суета, связанные с переездом, улеглись. Но непонятное внутреннее напряжение всех членов семьи осталось. Маргарита и Дмитрий жили в страхе разоблачения, и это чувство отравляло им жизнь. Маргарита ловила каждый жест, каждое слово, оброненное мужем, падчерицей или доктором. Литвиненко являлся часто, и самые обычные беседы, которые он вел в доме, страшили молодую женщину. Везде ей чудились скрытый смысл, намек, угроза. Такими же мучительно неискренними стали разговоры с Варварой. Порой Марго казалось, что Варвара смотрит на нее особенно внимательным взглядом.
Ненавистное скрипучее инвалидное кресло подремонтировали, и оно теперь передвигалось почти бесшумно. Поэтому у Вари появилось новое, своеобразное развлечение – появляться беззвучно. Для ее передвижения был даже оборудован маленький лифт, поднимавший кресло с больной из комнат Гривиных в покой Прозоровых. Теперь часто Марго вздрагивала, неожиданно обнаружив за своей спиной Варвару с неподвижным напряженным взглядом. Единственное место, где Варя почти не появлялась, это была детская. Коленьку пугал вид кресла, да и самой сводной сестрицы он побаивался. С ее появлением ребенок начинал плакать, а это огорчало и раздражало Варвару и Прозорова, который старался не делать различия между своими детьми.
Маргарита жила с тяжелым предчувствием беды. Она не обольщала себя надеждой, что их опасения выдуманные. И это опасение скоро оправдалось. Однажды Гривин явился к ней и с порога огорошил:
– У меня сейчас был Литвиненко, справлялся о моей руке. Я пригласил его выпить коньяку в кабинете. Там он принялся рассматривать книги и всякие безделицы, и представь, углядел среди прочего медальон, оставшийся мне от покойной мамаши.
Маргарита помнила эту милую вещицу. Медальон раскрывался, внутри него находилось миниатюрное изображение маленького Мити. Этот медальон мать Гривина до смерти носила на шее.
Гривин дорожил им как памятью о покойной родительнице, но открывал редко и хранил рядом с ее портретом.
– Но что страшного в том, что он посмотрел на медальон?
– Не на медальон, а внутрь его! Он открыл медальон и спросил меня, кто тут изображен?
Я ответил ему. Он страшно удивился, заметив, что подумал, будто это портрет Коленьки!
– Коленьки?! – ужаснулась Марго. Она давно не видала портрета, да и вряд ли кто-нибудь из членов семьи проявлял подобное любопытство.
– Однако, видя мое смятение, он тотчас же добавил, что младенцы все на одно лицо, да и что можно ожидать от плохонького изображения в старом медальоне!
– Все это ровным счетом ничего не значит!
Доктор не может знать наверняка, если даже… – Марго сбилась и замолчала.
– Если ты даже сама не знаешь, кто отец ребенка, – договорил Дмитрий. Наконец она хотя бы не отрицала саму возможность его отцовства. – Придется мне тоже что-то предпринять против нашего друга-лекаря.
– Но что мы можем сделать? – с тоской спросила Марго.
– Пока не знаю, – покачал головой Гривин.
Он уже было собрался уходить, как вдруг остановился и спросил:
– Не сочти меня сумасшедшим, но где «та» соль? – Он сделал особое ударение. – Ведь ты упоминала, что рассыпала часть в карман?
Маргарита обомлела:
– Оставь эти мысли, что ты задумал?
– Так, ничего, пустое. – Гривин махнул рукой и вышел в задумчивости.
Маргарита испугалась и растерялась. Она давно уже перестала думать об истории с солью как о собственном преступлении, теперь все переживания казались ей глупыми, надуманными. И то, что разумный и трусоватый Гривин вновь вспомнил об этом способе борьбы с врагами, повергло ее в совершеннейшее уныние. И в еще большее отчаяние она пришла, когда обнаружила вскоре, что гардероб ее весь перерыт, карманы вывернуты, в том числе и у «той» юбки. Странно, но после злополучного падения Варвары, Марго не одевала эту юбку, повесила в самом уголке, а остатки соли не вытряхнула, боялась вообще притрагиваться к ним.
В тот же день произошел еще один испугавший Маргариту разговор. Платон Петрович уже вечером в спальне принялся рассказывать ей о лечении дочери, прописанном немецким профессором.
Литвиненко, оказывается, действительно удалось договориться с профессором о консультации для своей пациентки, и немец, осмотрев Варю, заявил, что лечение во многом зависит от эмоционального, душевного состояния больной. Важно избавить ее от внутренних страхов – нынешних, связанных с неподвижностью, и прошлых, связанных с обстоятельствами падения. Он посоветовал гипноз.
И еще до возвращения Марго и Гривина из Цветочного, Варю посетил один из практикующих в столице гипнотизеров. Итог сеанса поверг всех в недоумение. Варя, пребывая в гипнотическом сне, увидела то, что подсознательно более всего ее страшило, – чашку с кофе, и почему-то солоноватым кофе.