Субмарины уходят в вечность - Богдан Сушинский

Понятно, что ни одному лейтенанту рейха телохранитель не полагался. Но в том-то и дело, что на судне мало кто верил, будто Штубер действительно пребывает в чине всего лишь лейтенанта СС.

«Захватывать субмарину он, возможно, и не собирается, — рискованно судачили в команде, — однако, наблюдая за его «учебой», наш капитан-лейтенант явно нервничает. Чем-то ему не нравится этот офицер СД».

И Ральф Штанге действительно нервничал. Многое он отдал бы, чтобы как-то избавиться от этого слишком любопытного эсэсовца.

— Позвольте полюбопытствовать: почему вы не пустили этого красавца «Сан-Фернандо» на дно? — поинтересовался Штубер (которого командир субмарины пока что знал лишь как унтер-штурмфюрера Кеммера), когда субмарина отошла от судна, команда которого, опускаясь на колени, благодарила Бога за неожиданную милость воинственных, безжалостных германцев.

— Разве с Венесуэлой мы тоже воюем?

— А что, нет?

— До сих пор с этой страной мы не воевали.

— Так объявите ей войну, Штанге! Что вас сдерживает? И потом, не следует забывать о солидном тоннаже судна, который очень пригодился бы вам в отчете о походе к американским берегам.

— Мне известно, что вы довольно придирчиво знакомились с моими отчетами и донесениями последних месяцев.

— Лишь с очень немногими. Но и они вызвали у меня массу вопросов.

— Которые вы решили задать мне прямо здесь, на борту «Колумбуса», по другую сторону Атлантики? Или рассчитываете, что, пуская на дно суда нейтральных стран, я подарю вам несколько новых вопросов?

— Хотите сказать, что все те корабли, о которых докладывал командующий подводным флотом адмирал Эберхард Гот во времена «Битвы за Атлантику»[39], принадлежали только американскому флоту?

— Хотелось бы верить, — загадочно улыбнулся Штанге. — Хотя, исходя из опыта своего рейдирования в Карибском море, отличить американское судно от мексиканского или венесуэльского удавалось далеко не всегда. Чтобы убедиться в этом, нужно побывать в шкуре подводника, а не просиживать в секретном отделе штаба флота.

— Вот как? Я, по-вашему, где сейчас отсиживаюсь?

— Вы, господин лейтенант СС, — исключение. Не о вас речь. А что касается рейдирования Карибского моря и, в частности, Мексиканского залива… Единственное, что успокаивало в те дни нашу не столь уж чистую и благоухающую совесть, так это то, что американцы нередко прибегали к услугам судов тех стран, которые в списках врагов Германии не значились.

— Говорят, однажды вы даже умудрились захватить какой-то островок.

— Преувеличивают. Какой еще захват острова?! — пожал он плечами. — Захватом я бы эту прогулочную высадку на остров не назвал.

Увидев рядом стаю акул, Штанге умолк и навел на них бинокль. Стая неслась прямо к «Сан-Фернандо», какой-то особый инстинкт гнал ее туда, где должна была разразиться трагедия, на обломках которой можно было устроить свой кровавый пир. Должна была бы, но не разразилась. На сей раз вожака стаи явно подвело чутье. Но при этом акулы не обращали абсолютно никакого внимания на субмарину.

— Так уточним: преувеличивают или откровенно, по-моряцки, врут? — спросил Штубер, наблюдая в бинокль, как, поверив, наконец, что субмарина действительно уходит, один из моряков сорвал, себя куртку и начал признательно размахивать ею, очевидно, выражая таким образом благодарность германским подводникам за сердоболие.

Однако кто-то из офицеров, возможно сам капитан, вырвал эту куртку из его руки, швырнул за борт, а затем боксерским ударом в подбородок отправил «признательного» в нокаут. За матроса вступились его товарищи. То, что происходило потом на палубе рудовоза, похоже было на обычную, хотя и очень короткую, корабельную потасовку.

— Все же правильнее было бы офицеров расстреливать, — резюмировал Штанге, тоже наблюдая эту сцену в свой бинокль.

— И желательно, вместе с кораблем?

— Поди знай, куда и зачем они везут это стратегическое сырье, руду?!

— Что же вас остановило? Почему не прозвучало команды «Огонь»?

— Я ведь не могу объяснять офицеру СД, что меня остановило чувство жалости по отношению к этим ни в чем не повинным трудягам моря. И что даже если я потоплю у берегов Латинской Америки сто подобных судов, на исход войны это уже никак не повлияет.

— Объяснять офицеру СД вы, конечно, можете и так, — сдержанно резюмировал Штубер. — Но стоит ли демонстрировать сострадание? К тому же в кармане жилетки у вас имеется еще одно, более достойное объяснение.

— Имеется. Я так и не знаю, где сейчас находится эта чертова «дойная корова» и когда мы набредем на нее. А до тех пор торпеды приходится беречь. Мы и так расщедрились на них, отбиваясь от англичан в районе Азорских островов.

— Очевидно, английский командор испугался, решив, что вы хотите создать свою пиратскую базу на острове Санта-Мария или на Сан-Жоржи.

— А ведь неплохо было бы отсидеться да отоспаться на одном из этих морских португальских владений.

Стая действительно подошла к рудовозу, разделилась надвое, как бы охватывая жертву с флангов, а затем закружилась вокруг нее в азартном боевом вихре. На фоне почти полнейшего штиля, который царил сейчас в этой части океана, эта боевая пляска казалась особенно демонстративной и зловещей.

— Кстати, вы так и не поведали нам, на каком острове отсиживались в Карибском море.

— На одном из Малых Антильских, принадлежащих Нидерландам. После двух успешных атак в районе британского острова Кайман американцы и британцы устроили на меня настоящую охоту. Мы работали в паре, однако моего напарника английские пилоты потопили недалеко от острова Аруба, а меня блокировали с воздуха, на воде и под водой. Правда, они просчитались, решив, что я во что бы то ни стало попытаюсь прорваться сквозь архипелаг Подветренных островов, где-то в районе Гренады, Тобаго или Сент-Люсии, проливы между которыми перекрыть не так уж и сложно. Вот в этих проливах они и поджидали меня.

— И что же вас спасло? Какое провидение?

— На самом деле я со своей последней торпедой на борту забился под нависшую скалу в маленьком скалистом заливчике какого-то островка и пять суток лежал там, на мелководье, с выключенными двигателями, пока англо-американцы не решили, что мне все же удалось уйти в открытый океан. Но прежде чем прийти к такому решению, они хорошенько прочесали всю акваторию Малых Антил. Если бы нас там обнаружили, то никакое чудо нас уже не спасло бы. Мертвая мишень.

— Но вы заранее знали об этом укрытии?

— Даже не догадывался о существовании ни этого островка, ни этого удивительного, слегка смахивающего на грот, укрытия.

— Надо бы сообщить о гроте штабу подводного флота. Пусть предупреждают о его существовании командиров всех атлантических стай.

— Вряд ли он теперь уже кому-либо понадобится, но на всякий случай… А тогда, — уже поддался Штанге азарту рассказчика, на берег мы выходили, точнее выползали, через узкий разлом в скале. Как оказалось, неподалеку, на склонах небольшой горы расположился небольшой поселок, основную часть населения которого составляли представители какого-то местного индейского племени, а власть осуществлялась спившимся губернатором-нидерландцем, двумя чиновниками и двумя полицейскими.

— И ни одного взвода солдат?

— Ни одного.

— Этот факт вы можете скрывать, Штанге. Утверждайте, что остров взяли штурмом и колонизировали, — продолжал иронизировать штурмбаннфюрер. — Излагайте вашу исповедь колонизатора.

— Еще один полицейский пост находился во втором и послед нем поселке этого островка, расположенного в пяти милях, на противоположном берегу. Однако он нас не интересовал. Оставив на борту только троих моряков во главе с боцманом, я в первый же вечер повел команду в поселок. Мои разведчики захватили влюбленную парочку нидерландских колонистов.

— В самые пикантные минуты? Это не по-джентльменски.

— Каково же было наше удивление, когда оказалось, что по убеждениям своим парень, как и его отец, был национал социалистом, и на острове у них даже действовала небольшая, из десяти человек, организация нидерландских фашистов, обожествляющих Гитлера и Муссолини. Как только первый порыв страха пленников развеялся, парень настолько взбодрился, что выказал готовность присоединиться к команде, с условием, что в Германии я похлопочу о присвоении ему чина лейтенанта СС.

— Вот они, последние из племени нацистских романтиков, сдержанно проговорил Штубер, и капитан-лейтенант так и не понял: молвлено это было всерьез или же с иронией? — Жаль, что в самом рейхе их становится все меньше.

— Истинно так, — согласился с ним Штанге. — Однако вернемся к романтикам. Выяснилось, что девица разделяла взгляд своего эсэс-возлюбленного, что сразу же облегчило нашу жизнь. Они то… — начал было Штанге, однако договорить не успел. Появившийся на мостике посыльный прокричал: