В глубине стекла - Елена Искра

— Конечно, вдвоём, все остальные не в счёт, это будут совершено посторонние люди. А тут знакомые начнут заходить, гости, а по вечерам ты убегать домой будешь.

— Но я могу маме сказать, что еду в лагерь, а перебраться к тебе. Или ты не хочешь?

— Хочу, конечно, только мы ведь все каникулы в квартире проторчим. Идти некуда, сплошные праздники, только в гости. Вот и будем ходить от стола к телевизору, от телевизора к кровати и обратно.

— А ты что, против: от стола в кровать и назад?

— Нет, не против, но дома мы и так насидимся. Хочется в новые места, новых впечатлений. Я зимой часто в Севастополь ездил.

«Ну уж нет, — подумала Ольга, — в Севастополь я тебя не отпущу, что там за друзья такие, подруги, что ты туда всё время мотаешься?»

— Ну, конечно, поехали, — ответила она вслух. — А в какой пансионат?

— Мне Вовка тут один посоветовал, говорит, там и бассейн есть, и сауна, и недорого, рублей двести пятьдесят в сутки.

— Подожди, это сколько же путёвка стоить будет?

— Ну на десять дней по две с половиной тысячи. Пять на двоих. По сто баксов скинемся. Вообще-то не дорого.

Ольга почему-то ждала, что он продолжит: «Ты не волнуйся, я заплачу», но Олег молчал, выжидающе глядя на Ольгу. Он, видимо, искренне не понимал, как это у человека может не быть этих несчастных ста баксов.

— Да, недорого, — произнесла она, чуть запнувшись, судорожно высчитывая, сможет ли она выкроить эти две с половиной тысячи из своей зарплаты. Нет, выкроить их сейчас никак не получалось.

— А деньги платить когда?

— Ты знаешь, чем скорее, тем лучше. До каникул три недели осталось. Расхватают самые хорошие. Останется что-нибудь очень дорогое или совсем отстой.

— Ты знаешь, я тебе сейчас денег дать не могу. Дня через три, хорошо?

— Я не про деньги. Я могу сейчас и свои заплатить. Ты, в принципе, согласна? Едем?

— Едем, — Ольга отвечала уверенно и весело, хотя ни одного из этих чувств не испытывала.

«Где же взять деньги?» — думала она после ухода Олега. Отложить ей пока ничего не удавалось. Она только что получила свою четвёртую в жизни зарплату. К маме обращаться нельзя, ведь для неё Ольга ехала в зимний лагерь с детьми. Занять? У кого? В школе она пока ни с кем, кроме Олега и Володьки, не дружила. А отдавать потом как? Конечно, если с аванса и получки откладывать по пятьсот рублей, то за три месяца можно и отдать. Но как их, эти пятьсот рублей, отложить? Вчера, например, накануне получки, у неё в кошельке лежала одинокая десятка и горстка мелочи. «Ладно, как-нибудь отдам, — отгородилась от грустных размышлений Ольга. — Вот только занять у кого? Может, у Викули?»

Со своей школьной подругой она не виделась давно. Перезваниваться перезванивались, а на то, чтобы встретиться, времени не хватало, тем более в последний месяц.

У самой Вики денег тоже не было.

— Слушай, Лёлька, — говорила она, когда Ольга зашла к ней вечером, — ну ничего не остаётся. Испытательный срок ещё не кончился, пока только триста баксов в месяц платят, всё разлетается, приходится ещё и у отца стрелять. Знаешь! А ты у него попроси, он тебя всегда любил, у него наверняка есть! Папа! Папуля! — закричала она на всю квартиру, не слушая вялые Ольгины протесты.

— Что, девочки? — В комнату зашёл круглый, лысоватый, точно сказочный колобок, Викин папа. — Чем мы, старики, можем вам, молодым, пригодиться? — Взгляд, которым он при этом охватил Ольгину фигуру, старческим назвать было никак нельзя.

— Пап! — Вика, видимо, решила не вдаваться в подробности. — Тут у Лёльки такая ситуация, в общем, одолжи ей сто баксов!

— Николай Иванович! — подхватила Ольга. — Если можно, конечно. Мне на три месяца, я верну.

— Ну конечно, Оленька, о чём речь! А тебе сто хватит? Может, больше нужно? Нет? Ну смотри, смотри, — он ушел к себе в комнату и быстро вернулся, протягивая Ольге заветную зелёную бумажку.

— Ой, ну спасибо! — Ольга подскочила к Николаю Ивановичу и чмокнула его в щёку, — я через три месяца верну.

— Не торопись, дружок, вернёшь, когда сможешь, — Николай Иванович ласково, будто по-отечески, погладил Ольгу по талии, задержался взглядом на груди.

«Фиг с тобою, — думала Ольга, — пялься, сколько хочешь. Я еду! Еду!»

Глава 16

Ветерок, лениво приносивший всю первую половину дня ласковую прохладу с моря, окончательно затих, и на город, на улицы и отели, на магазины и кафе плотно легла удушающая жара. Воздух стал густым, вязким, дышалось с трудом. Олегу надоело сидеть у «Одноглазого Джо», кроме того, ему захотелось есть. Можно было перекусить и здесь, но Джо готовил плохо, и Олег решил пойти туда, где и поесть можно было нормально, и были кондиционеры. Организм его избавлялся от передозировки спиртного всегда по одной и той же программе: утром тошнило, хотелось кофе и чего-нибудь кисло-сладкого, потом просыпалось чувство голода. Олег выбрал итальянский ресторан. Впрочем, так здесь называли любое заведение, где выпекали лепёшки, гордо именуемые «пицца». На настоящую пиццу они были так же похожи, как собака бывает похожа на своего хозяина, какое-то сходство имеется, но говорить о родственных связях не приходится. Олег пиццу не любил, лепёшка, она и есть лепёшка, хоть с колбасой, хоть с грибами, хоть с сыром. День, когда ему довелось попробовать настоящую неаполитанскую пиццу с кильками, он до сих пор вспоминал с содроганием. Нет, он любил иногда пряного посола килечку с чёрным хлебом, ему нравилась «Килька в томатном соусе», любимые консервы родителей, напоминавшие им молодость, но когда ему дали солёные кильки, с головою и внутренностями, запечённые на тугой белой лепёшке, тянущейся, будто резина, восторга он не испытал. Причём, этот кошмар пришлось есть, улыбаясь и отвешивая комплименты кулинарному искусству хозяйки, которая была родом из Неаполя.

Но в ресторанчике, где он оказался сейчас, кормили не только лепёшками. В зале было пустынно, и Олег придирчиво выбрал себе столик, чтобы был недалеко от окна, но и не близко, а то будет мешать солнце, чтобы веяло прохладой от кондиционера, но не дуло. Он знал, что чем привередливее клиент, тем большее уважение он внушает официанту. Именно поэтому россиян, сервисом на родине не избалованных, часто любили за простодушие и щедрые чаевые, но не уважали за совершенную неразборчивость в еде и пренебрежение комфортом.

Усевшись за выбранный столик, Олег внимательно, не торопясь, изучил меню. Во всех видах присутствовала «паста», как итальянцы называют всё, что так или иначе относится к макаронным изделиям. Паста была, и правда, итальянской: жёлтая, на яичных желтках, зелёная, с укропом, белая, серая, красная, такие макароны выпускают только на Апеннинах. Он заказал себе зелёный салат, заправленный оливковым маслом и бальзамическим уксусом, чёрную пасту, сваренную в чернилах каракатицы, и «утопленного осьминога», как называли приготовленного особым образом моллюска. Отрицательно покачав головой по поводу предложенного спиртного, взял любимый манговый сок со льдом.