Капкан для маньяка - Наталья Александрова

– Выпейте воды, – предложила Надежда.

– И давайте-ка спокойно во всем разберемся, – сказал Алексей.

Лена посмотрела на него с ненавистью и отвернулась.

– Поверьте нам, Лена, если вы, конечно, Лена, – мягко добавила Надежда, – для вас лучше рассказать подробно обо всем, тогда Алексей попробует вам помочь.

Она тут же пожалела, что упомянула про Алексея, потому что Лена вздрогнула и зарылась лицом в подушку.

– Так все-таки скажите нам, кто вы и кем приходитесь Никите Шувалову?

– Никем, – процедила Лена.

После обморока прошло ужасное чувство, которое одолело ее при разговоре с матерью, вернее, не с матерью, а с женщиной, которую она считала матерью. Тогда наступил шок. Она никто, у нее нет ни одного близкого человека на всем свете. Она не приезжала в Петербург к матери и сестре, у нее нет матери. Вернее, это у матери нет ее, Лены, и никогда не было. Скорей всего, она давно уже сошла с ума, сидит в психушке и бредит о похищении, подземном ходе и странном человеке в маске, который пришел к ней ночью, занимался любовью и запрещал открывать глаза, чтобы она не увидела его лица.

Боль в ноге несколько ее отрезвила, боль была привычная, Лена ощутила ее и осознала себя в чужом доме перед перевернутым распятием. Вот так и ее жизнь оказалась перевернутой. Только пощечина Алексея помогла ей прийти в чувство.

– Ну-ну, – сказал Алексей, – давай-ка рассказывай, но без вранья. Кто такая, откуда взялась?

И Лена рассказала, сухо, без подробностей, только факты, стараясь не глядеть в его недоверчиво прищуренные глаза. Надежда же, наоборот, слушала ее спокойно, ничему не удивляясь.

– Ну, что не сказала им сразу, кто такая, это ты правильно сделала. А вообще, на что ты рассчитывала?

– На сестру. – Лена опустила голову.

– М-да-а, – вздохнула Надежда, – очевидно, твоя жизнь оказалась настолько для них неважной, что они решили пожертвовать тобой, что называется, не глядя.

– А вы что, верите во всю эту невероятную историю? – удивился Алексей.

– Если у меня база террористов чуть не в собственном огороде, как вы недавно изволили выразиться, то почему бы мне не поверить в историю о двух очень похожих родных сестрах? Ничего в этом необыкновенного нет.

– Только не говорите, что раньше обо всем догадались! – нахмурился Алексей.

– Были у меня сомнения, хотя вы бы к ним все равно не прислушались. Я, конечно, в высшем обществе не вращаюсь, но у тебя, Лена, повадки женщины небогатой.

– Из чего же вы сделали такой вывод? – усмехнулся Алексей.

– Мужчине это объяснить трудно, но я попробую. Для примера: вот в праздник идут себе по улице муж с женой, нарядные, все как полагается. Так сразу же ведь можно отличить, всегда ли муж такой аккуратный, сам за собой следит, или только сегодня жена его отмыла, приодела, причесала и ведет в гости. Так и с тобой: вроде бы дорого одета, а нет в тебе такой… уверенности, что ли, какую богатство дает.

– Понимаю, – улыбнулась Лена, – а с чего ей быть-то…

– Потом, когда я узнала, что мать твоя тут живет и что сама ты якобы тут родилась…

– Но это правда, я действительно тут родилась, только в три года меня увезли!

– Вот-вот. Все дело в твоей речи. Ты уж извини, но мы, коренные петербуржцы, в этом отношении ужасные снобы. И человека, который не в Петербурге вырос, сразу по разговору отличим. Мы считаем, что наша речь самая чистая, самая правильная, хотя раньше официально считалось, что московское произношение верное. И дикторы всегда говорили как в Москве. Теперь-то, разумеется, за этим не следят и по телевизору иногда такое скажут, что уши в трубочку сворачиваются, ну да ладно. А мы хоть и привыкли уже говорить по-московски «што» вместо «что» и «конешно» вместо «конечно», но все еще упорно произносим «булочная», как пишется. А у меня вообще ухо к таким вещам очень чувствительное, родители были филологи. А дальше я тебя уже просто проверяла. Ни один человек, выросший в Петербурге, не может не знать район Пяти Углов. Улица Разъезжая действительно там рядом, но Растанная совсем не там, а ближе к порту. Но к тому времени я и так была уверена, что ты говоришь неправду.

– Однако, – в голосе Алексея сквозило нечто похожее на уважение. – А где вы взяли телефон?

– Там, в амбаре. Как думаете, они не успели нас выследить?

– По одному звонку – вряд ли, – отмахнулся он, а Надежда не стала ему говорить, что звонила еще несколько раз.

– У них сейчас забот хватает. Надо же властям как-то объяснять про взрыв, и к тому же у них ничего не осталось, только люди, а их надо одевать, вооружать, кормить, наконец. Сейчас они зашевелятся, а я погляжу. Эх, если бы связь!

– Алеша, – Надежда тронула его за руку, – пойдемте со мной. Я вам помогу.

Они вышли, но Алексей вернулся, укрыл Лену одеялом, погладил по голове и сказал, что скоро вернется.

Надежда ощутила нечто похожее на торжество, когда увидела, как загорелись его глаза при виде компьютера. Она оставила его наедине с файлом, а сама подобрала еще кое-какие вещи для Лены.

– Надежда Николаевна, вы сокровище! – приветствовал ее Алексей с сияющими глазами. – Вы возродили меня к жизни. Не представляете, как ужасно торчать здесь без малого пять месяцев, собрать огромное количество информации и чувствовать свое бессилие, потому что нет никаких контактов. И почему вы так долго скрывали, что у вас есть компьютер?

– Пять месяцев в деревне прожили, а ничего не поняли, – укоризненно сказала Надежда. – Тут только зевни – сразу залезут и сопрут, а он чужой. А как получилось, что вы остались один, без связи?

– Расскажу потом кое-что. А теперь мне нужно уехать в город. Вернусь к вечеру, приглядите пока там за Леной.

– А что вы собираетесь с ней делать?

– Все вечером! – И он исчез.

Надежда наскоро переделала все хозяйственные дела, посмотрела с ненавистью на переросшие огурцы в теплице и включила телевизор, чтобы отвлечься от беспокойных мыслей. Новости ее потрясли. Во-первых, диктор долго перечислял загадочные убийства и просто несчастные случаи, происшедшие за один день в Москве. Ушлые журналисты даже пытались проводить кое-какие параллели, пока только намеками, уж очень мало прошло времени, жертвы даже не похоронили.

– И теперь последнее сообщение. Сегодня в 14 часов 35 минут на Выборгском шоссе был убит бандитами вице-губернатор Петербурга депутат Никита Сергеевич Шувалов. Как стало известно, Шувалов оказался там не случайно, а потому что принес выкуп за жену Ольгу. Ольгу Шувалову похитили бандиты и требовали выкуп – шесть тысяч долларов. Объявлен розыск.

Камера показала плачущую женщину, и Надежда с удивлением поняла, что женщина очень похожа на Лену. Но что еще за чертовщина? Она выключила телевизор и помчалась к дому сатанистов, столкнувшись там с Алексеем.

– Вы знаете?

– Знаю. Все знаю.

– Лена, – начала Надежда в волнении, – Ольга не пришла в театр, потому что ее тоже похитили. Какие-то мелкие бандиты, судя по сумме выкупа, который они запросили за вашу сестру. Никита Шувалов убит сегодня случайно в драке. Но утром, когда вы звонили матери, она еще не могла об этом знать.

– Что касается твоего похищения, – добавил Алексей, – то на Шувалова очень сильно давили. Очевидно, это было связано с его новым назначением. Они велели ему кое-что сделать, кадровую перестановку. И приоткрылись, рассчитывая, что он не станет рисковать жизнью жены. Но он к тому времени знал, что похитили не его жену, а тебя. На тебя ему было плевать, поэтому он рискнул обратиться к своим покровителям, и вот вам результат – серия загадочных смертей в Москве. Ольгу очень кстати нейтрализовали бандиты, она не могла ему помешать, а твою мать он припугнул или уговорил отвечать на все звонки, что у нее нет второй дочери, чтобы никто ничего не заподозрил.

– Если уж мать согласилась, то Ольга бы не стала ему перечить, – пробормотала Лена, – даже если бы ее не похитили, она сделала бы все, как решил Никита.

– Может быть, поговорить с ними, все выяснится? – неуверенно предложила Надежда.

– Что тут говорить, все ясно, – отмахнулась Лена.

– Алексей, а как все это связано с вашим делом? – спросила Надежда, чтобы сменить тему разговора.

– Я узнал, кто за всем этим стоял. – Он махнул рукой в сторону лагеря. – Генерал Игнатов. Он тоже сегодня умер. Официальная версия – сердечный приступ, но поговаривают о самоубийстве. Хотя я не верю ни в то, ни в другое: не такой это был человек. Ну ладно, как стемнеет, я тебя к себе перетащу, – обратился он к Лене, – а то как бы сатанисты не нагрянули. А сейчас мне еще надо в лагерь наведаться.

– Исчезает и появляется, как привидение, – вздохнула Надежда. – Что ты так смотришь?

– Куда мне теперь? – прошептала Лена.

– А ты посоветуйся с ним, он поможет.

– Почему вы так думаете?

– Со стороны виднее, – усмехнулась Надежда.

В лагере творилось черт знает что. Последствия взрыва бойцы ликвидировали, пожар потушили сами. Поскольку каменные стены остались стоять, то огонь далеко не распространился. Приехавших по вызову перепуганных местных пожарных охрана лагеря вежливо завернула, обезглавленную местную полицию тоже – мол, сами разберемся, у нас военная часть, все сами сделаем. Но уж очень хмуро смотрел пожилой, Васильич, как его называли, головой покручивал и все шею тянул на развалины амбара взглянуть. Но без начальства не рискнул на скандал нарываться. А начальство его лежит себе в больнице, выздоравливает. Голова у капитана Свирбенко крепкая, скоро заживет, и как бы не начал он отвечать на вопросы людей из Луги, а может, из самого Петербурга приедут. Потому что выяснить про его связи с людьми из лагеря нетрудно: поселок Оредеж небольшой, от людей ничего не скроешь. Но эту проблему они пока еще решить в состоянии, думал человек в штатском, «отец родной», дело это заурядное… Эх, капитан Свирбенко, никогда ты не станешь майором!