Они пришли с войны - Сергей Самаров

– Кто?

– Начали активно на нас давить Чубако – и отец, и сын, дружок твой. Какие-то у них материалы появились на меня. Не знаю откуда. Но предъявления серьезные. Я с этими делами, если их опубликуют, могу половину капиталов потерять. В местной прессе публиковать никто не решится. Но есть еще Москва, есть и Интернет. Да и несколько новых уголовных дел мне тоже популярности не прибавит. Разве что среди своих…

– А Чубако что надо?

– Больших денег хотят. Они думают, я не знаю, кто это дело организовал. Сами не «светятся». Я с Антоном разговаривал, он, как всегда, задницу лизать готов. А исподтишка вместе с папашкой давит. Через Интернет. А я такого допустить не могу. Мне не денег жалко. Я никогда жадным не был, ты знаешь. Дело выплывет, меня на смех поднимут, если я им ответа не дам. А я больше всего на свете боюсь выглядеть смешным. Но самое неприятное для тебя и для меня в том, что большую часть материалов на меня они добыли у твоей матери. Она слишком много знает.

– Это точно, Валерий Палыч? Я знаю, что она на вас злая, но она никогда лишнего посторонним не скажет.

– Значит, сказала. Мне предъявляют претензии по делам, о которых кроме нее уже никто не знает. Былые времена, когда мы вместе с ней кое-что проворачивали. Бурные девяностые. Момент накопления первоначального капитала. Тогда думалось, что так всегда будет продолжаться. Будет копиться и копиться постоянно, и никто никогда нас остановить не посмеет. Сейчас она – единственный свидетель. И единственный человек, который может показать на меня. И уже показала – отцу и сыну Чубако.

– Понял. Что мне нужно сделать?

– Решить вопрос самому. Самым кардинальным образом. Без всяких бомжей. Кстати, твоего знакомого бомжа вчера удавили в камере СИЗО.

– Кто удавил?

– Есть добрые люди. Им передали мою просьбу. Они не посмели отказать.

– Значит…

– Значит, этой ментовке больше не за что зацепиться. Но с ней все равно разбираться придется. Должна чувствовать, что ей можно делать, чего делать нельзя. Я подумаю, кто встанет на место Чубако-старшего. Кого поставлю, тот ее просто уволит. Но это вопрос второстепенный. Ты с матерью разберись. Когда в твоих руках будет твоя доля завода, я сразу подгоню тебе покупателя. Сможешь сделать? Или мне кого-то со стороны звать?

– Если честно, Валерий Палыч, лучше бы я за другое взялся. А к матери… Все-таки родной человек… Есть кого послать? Я ключи от дома дам…

– Есть. Двоих отправлю. Это не бомжи. Ребята проверенные. Давай ключи…

В микрофоне что-то громко звякнуло. Ключи, видимо, перешли из рук в руки.

– Хорошо. А что тогда мне останется? Пригожусь?

– Тебе тогда останется Антон Чубако. Начинать надо с него. С отцом тоже справятся. Чуть попозже. Но тоже сегодня. Сегодня – решающий день. Или мы на коне останемся, или их кони нас растопчут. Сделаешь?

– Он в три часа должен сюда ко мне приехать. Звонил утром. Что-то важное передать хочет. Бумаги, говорит, может интересные показать, которые меня напрямую касаются.

– Что за бумаги?

– По телефону не сказал.

– Ладно. Держи вот это… Только аккуратнее. Как подъедет, садись к нему на заднее сиденье. Ему трудно будет все время на тебя смотреть, пузо мешать будет. Бумаги возьми и расплатись пулей. Стреляй строго в голову. Антон всегда носит под рубашкой легкий бронежилет. Тот пистолетную пулю держит. Сможешь?

– Без вопросов.

– Будь готов к тому, что тебя будут допросами донимать. Обещаю, что не слишком сильно, но для порядка раза три допросят. Тело найдут рядом с больницей. Ты на своем стой: да, приезжал. Ты садился в машину. Там на заднем сиденье кто-то уже сидел. Антон отдал тебе кое-какие документы, чтобы ты посмотрел, и все. На этом расстались. Они собрались уехать. А ты ушел. На всякий случай после выстрела на переднее сиденье пересядь и там похватайся за все, за что можно. Чтобы там отпечатки оставить.

– Может, я просто попрошу Антона меня куда-нибудь подбросить?

– Тоже вариант. Так еще лучше будет. Хотя бы в магазин. Наушники хочешь себе купить… Радио слушать…

– Придумаю, что сказать. А со старшим Чубако как?

– Старшим другой человек займется. Я все думал, как его стравить с тем спецназовцем, что тебе нос оторвал. Но пока ничего умного в голову не накатывает. Спецназовца сегодня «подчистят». Чуть раньше и Чубако-старшего. Недолго ему осталось. Тебя точно не отец допрашивать будет. Так, ты говоришь, не знаешь, что Антон тебе привезти должен? Посмотри, можно ли это ментам показывать. Если можно, покажи. Вот, дескать, привез, отдал и уехал.

– Не сказал что. Я даже переспрашивал.

– Ну, ладно. В больнице ты насчет отлучки договоришься?

– Могу и на всю ночь уйти, все дежурные под присягой покажут, что я палату не покидал.

– Ладно, Гоша, иди. Завтра я заеду. Пистолет спрячь подальше. Сам не выбрасывай. Лучше я его выброшу. И отпечатки на нем сотри, чтобы потом бомжей опять удавливать не пришлось…»

Я снял наушники и посмотрел на полковника, который рассматривал какую-то разложенную на столе карту.

– Прослушал? – спросил Василий Игоревич, почувствовав мой взгляд.

– Так точно.

– Понял, кто там с кем говорит?

– Расинский с сыном.

– Правильно понял. Впрочем, догадаться нетрудно.

– Только я одного не понимаю, почему он скрывает от Гоши, что тот его сын?

– Он его признавать пока не хочет, как не пожелал признать сразу после рождения. Потому и в документах Гоши нигде не упоминается. Римская слыла человеком любвеобильным. Сама, похоже, не знала, от кого сын. И Гоша, возможно, и не сын ему. Хотя он это, думается, собирается через некоторое время признать…

– Почти понятно, хотя ничего не понятно. Факты есть, а выводы можно будет сделать позже, когда появится дополнительная фактура. Так? А что там насчет доли в заводе? В чем хитрость? Это завод, где редкоземельные металлы делают?

– Ты и это, разведка, знаешь? – спросил полковник без удивления. – Да, завод этот самый. Насколько мне известно, завод очень прибыльный. Работает почти на шестьдесят процентов на экспорт. Без его продукции не могут обходиться такие гиганты американского самолетостроения, как «Боинг» и «Локхид». И в Европу поставки идут. И в Китай, и в Индию. И наше самолетостроение, в том числе военное, сильно на этом заводе завязано. Прибыль там стабильная. Миллионы долларов. Большие миллионы. Расинский хотел сам выкупить у Римской ее долю, она не согласилась. Даже за большую сумму. Тогда Расинский создал ситуацию, при которой у Игоря Римского, то есть у Гоши, появились большие долги, которые он сам отдать не в состоянии. И Расинский подал мысль о продаже доли в заводе, которая будет принадлежать после смерти матери ее сыну. Будет принадлежать после смерти… Прошу обратить на это внимание. У Гоши есть две сестры. Но по завещанию матери вся доля в заводе отходит не к ним, а к нему. Они, впрочем, тоже нищими не останутся. Покупателя на долю в заводе Расинский пообещал Гоше «подогнать» сразу. Этим покупателем будет, естественно, он сам, хотя, возможно, через подставное лицо. Но, как я знаю, Расинский уже подготовил все к тому, чтобы признать в Гоше сына официально. То есть он даже покупать ничего не будет. Или Гоша ему отдаст, как отцу, или Гоша умрет, а отец станет его наследником, поскольку других прямых наследников у Гоши нет. Кстати, доля в заводе у Расинского оформлена на жену. Наверное, ему, при его должности в Законодательном собрании, иметь такую собственность не полагается… Или вообще он человек настолько осторожный… Но это все пусть и интересные факты, тем не менее напрямую нас не касающиеся. Нас касается то, что с Расинским постоянно контактирует один юрист из Гонконга. У ФСБ есть данные, что этот юрист собирает сведения относительно завода Расинского и Римской. Именно этот факт позволил нам, то есть спецназу ГРУ, вмешаться в ситуацию. Продажа стратегического объекта иностранцам недопустима. Хотя по закону и не запрещена, поскольку завод этот производит не военную продукцию, а только снабжает заводы военно-промышленного комплекса металлами. Но это все отвлеченные данные. Перейдем к делу. Ты понимаешь, что ты должен сказать полковнику Чубако?

– Да. Я бы вообще весь этой файл переслал ему. Пусть прослушает. И пусть сына охраняет. И о себе тоже позаботится.

– Я возражать не буду. Не думаю, что в тюрьме Чубако-младшему будет намного лучше, чем в гробу, тем не менее предотвратить убийство мы должны. Теперь звони и возьми его электронную почту, чтобы файл отослать. Номер я тебе давал, кажется.

– Мне его капитан Радимова давала, товарищ полковник.

– Звони, потом нашими оперативными делами займемся. Механик с машиной уже, кажется, заканчивает.

Полковник во время разговора прогуливался по комнате и в момент произнесения последней фразу как раз в окно выглядывал…