Изгнанница. Клятва рыцаря - Рикарда Джордан

Однако для Дитмара все же нужна была крытая повозка. Пришлось довольствоваться двухколесной повозкой, которую легче было поднимать в случае невозможности проехать. Разумеется, она задерживала путешественников, поскольку дороги сейчас были на самом деле еще менее проходимыми, чем до Пасхи, а наступившая весна не принесла тепла. Более того, на второй день путешествия резко похолодало, поднялась метель, и всадники с трудом двигались вперед. Разумеется, им не удалось добраться до деревни, где они могли бы переночевать хотя бы в крестьянских лачугах. Рыцари, возничие и оруженосцы – все вместе, невзирая на происхождение, пытались установить навесы, вбивали жерди и колышки.

Герлин устроилась с Дитмаром в повозке и охотно забрала бы к себе Дитриха. Ее юный супруг весь день выглядел обессиленным и настолько осип, что не мог разговаривать. Когда палатки наконец установили, Герлин с сыном перебралась в свою, и Дитрих, полумертвый от усталости, упал возле нее. Однако внутри также было промозгло – после двух дней дождей, крупы и снега палатки отсырели, так что Дитмара завернули в уйму одеял. На ночь Герлин уложила его между собой и Дитрихом, о чем позже пожалела. Дитрих надрывно кашлял, и ни Герлин, ни ребенок не смогли уснуть.

– Может, вам следует остаться на пару дней? – спросила хозяйка поместья, в котором они все-таки разместились на следующий день на ночлег.

Она растопила баню, и Дитрих наконец лег спать чистым и в тепле. Однако Герлин почувствовала лихорадочный жар, исходящий от него. Было ясно, что юный граф заболел, и Герлин поблагодарила хозяйку, когда та на следующее утро позвала цирюльника, чтобы тот оказал помощь больному. Цирюльник предложил сделать кровопускание, от чего Дитрих категорически отказался.

– Господин Соломон пускает кровь в редких случаях, – заявил он Герлин глухим голосом. – И никогда, если… Как бы то ни было, нам лучше как можно скорей вернуться домой. Я охотней отдам себя в руки Соломона.

Герлин кивнула: она знала, что он хотел сказать. Господин Соломон никогда не делал кровопускания, если больной был сильно ослаблен. И Дитрих понимал, что серьезно болен, хотя и убеждал всех, что вполне сможет продержаться еще пару дней.

Наконец они пришли к согласию: было решено переждать еще, по меньшей мере, один день, пока не перестанет идти дождь. Наконец он прекратился, и, хотя было сыро, обитатели Лауэнштайна снова отправились в путь через густой лес, и на этот раз им по крайней мере не встретились грабители. Похоже, для них эта погода также была слишком сырой.

За этот день они значительно продвинулись, и Флорис решил пораньше остановиться на ночлег. До ближайшей крепости было далеко, так что пришлось расположиться в деревне.

– Я знаю, что вы бы лучше ночевали в палатке, чем в крестьянской лачуге, хоть народ и приветливо встречает нас, однако я беспокоюсь о Дитрихе. Ему нужна крыша над головой и больше тепла, чем в палатке.

– Значит, его состояние усугубилось? – спросила Герлин.

Дитрих целый день ехал рядом с Флорисом во главе группы, в то время как она держалась рядом с повозкой, в которой находился сын, а за ней следовал молчаливый Леон из Гингста. Да и другие рыцари редко заговаривали друг с другом. Ни у кого уже не было ни сил, ни желания на болтовню во время езды.

Флорис пожал плечами:

– Он мужественно держится, Герлин, но ведь я его знаю. И мне было бы спокойней, если бы я сегодня, а не завтра мог передать его в руки нашего лекаря.

В эту ночь о больном заботилась деревенская травница. Как и всегда, крестьяне держались робко, но были приветливыми. Владелец Лауэнштайна – а крестьяне все еще считали им отца Дитриха или другого члена семейства – слыл хорошим господином. Увидев, что Дитрих не притрагивается к предложенной еде и мучается из-за приступов кашля, глава поселения после долгих поклонов и извинений привел местную травницу.

– Эта знахарка знает свое дело! – заявил он и втолкнул в комнату сморщенную бабенку, которая сразу же показала себя истинной христианкой, положив на постель Дитриха яйцо, освященное в Зеленый четверг[5].

Согласно этому обычаю, благословленные в церкви в этот предпасхальный день яйца должны излечивать от всех болезней. Кроме этого старуха заварила травы и наложила Дитриху компресс на грудь. Ему была неприятна ее забота, однако на следующий день он почувствовал себя гораздо лучше. Герлин щедро одарила целительницу.

– Но впредь хорошо заботьтесь о нем! – напутствовала ее женщина. – Здесь вот травы, нужно их ему заваривать. И держите его в тепле, у него очень нехороший кашель! От такого можно и окочуриться. Дьяволу нет разницы, крестьянин он или благородный человек.

Обеспокоенная Герлин кивнула, она понимала, что Дитриху нужно продержаться в седле еще два дня, пока они наконец доберутся до Лауэнштайна. Флорис велел уже сейчас отправить за Соломоном. Дитрих скорее свалился с лошади, а не спешился, когда они въехали в крепость. Камергеру пришлось поддерживать его и помогать раздеться, пока Герлин заварила травы и согрела постель мужа горячими камнями. Она не знала, как лекарь воспримет лечение травницы, однако настой, по крайней мере, немного облегчил страдания Дитриха в дороге.

Господин Соломон ничего не имел против этого лечения.

– Шалфей и медуница, – заявил он после того, как понюхал смесь трав. – Продолжайте поить его настоем, эти деревенские старухи подчас знают больше, чем цирюльники на ярмарках, к тому же в их интересах вылечить больного. После многих неудач их отправляют на кухню сатаны – в прямом смысле этого слова!

Герлин вяло улыбнулась. Она хотела расспросить Соломона о состоянии Дитриха, однако лекарь высказался так же неясно, как и старая знахарка.

– Он истощен и болен, у него жар… Вы не напрасно беспокоились, госпожа Герлин. Я дам ему от жара отвар ивовой коры, кроме чая, можно жечь благовонные травы, это облегчит ему дыхание. Самое главное, следует держать его в тепле и обеспечить ему покой. Компрессы и обертывания также могут помочь. Однако в конечном счете все в руках Господа… Эта поездка стала слишком тяжелым испытанием для него.

Герлин глухим голосом спросила, могло ли общение с нищими на Пасху привести к таким последствиям, и Соломон потер лоб.

– Какой странный обычай! – Он вздохнул. – Весь год епископ совершенно не беспокоится о нуждающихся, а затем пытается быть с ними запанибрата. Вряд ли господин Дитрих мог подхватить проказу, да и сейчас еще невозможно определить, есть ли у него симптомы. А вот что касается кашля и жара, это не исключено, однако лечение все равно останется прежним. Позвольте мне еще взглянуть на ребенка – не хватало еще, чтобы малыш также заболел.

К счастью, Дитмар был абсолютно здоров, он радостно лепетал в своей колыбели, несмотря на то что у него снова прорезался зуб. Это не испортило настроения малютке, и он усердно грыз свою серебряную погремушку.

Герлин раздраженно забрала у него игрушку.

– Простите, господин Соломон, но после этого празднования Пасхи я больше не могу слышать звук погремушек и трещоток. – Во время пасхальных дней в Бамберге верующих на богослужение созывали трещотками и другими немузыкальными инструментами вместо церковных колоколов.

Проведя ночь в собственной постели, Дитрих стал выглядеть лучше, однако вскоре снова появился жар, и его стал мучить кашель. Герлин не отходила от мужа и уповала на опыт господина Соломона, мнение которого вселяло надежду. Однако от нее не укрылось, что Флорис и лекарь тайно совещаются о чем-то в коридорах. Она надеялась на выздоровление, но они явно готовились и к смерти Дитриха.

Госпожа Лютгарт, притворяясь обеспокоенной, выразила сочувствие, однако Герлин не пустила ее в комнату к больному. Через три дня Дитрих практически не реагировал, когда к нему обращались. Он пылал от жара, бредил и стонал в те моменты, когда кашель немного отступал. Герлин ни на секунду не оставляла его, хотя Соломон убеждал ее немного отдохнуть. Наконец Флорис принудил ее хотя бы на несколько часов оставить Дитриха под наблюдением лекаря или служанки. Рыцарь решительно отвел Герлин в ее старые покои, располагавшиеся далеко от комнаты больного Дитриха. Ей нужно было находиться подальше от него, чтобы поспать. По пути они встретили Леона из Гингста, который окинул их мрачным взглядом.

– Снова вместе, госпожа и первый рыцарь? – с презрением спросил он. – Скажите, вы не чувствуете вины, расхаживая здесь, как влюбленные, тогда как юноша находится при смерти?

Потрясенный Флорис убрал руку, которой он обнимал Герлин за плечи. Герлин настояла, чтобы по пути в ее покои они заглянули в часовню крепости. Там священник проводил одно за другим богослужения, молясь о выздоровлении Дитриха. Герлин замерзла, и Флорис заботливо накинул ей на плечи свой плащ. Теперь он поддерживал ее на узких и крутых лестницах. Обычно никто в этом не видел ничего предосудительного.