Жребий принцессы - Джудит Тарр

— К этому времени даже они должны понять, что сами во всем виноваты. Дважды меня не предают.

— А как же их посланец, ваше величество? — спросил придворный.

— Заплати ему и отпусти. — Человек поклонился; его господин принял позу, указанную скульптором. — Достаточно одного крыла кавалерии. Я думаю, это будет отряд Мардиана. Правда, он находится не так близко, как другие, зато в последнее время они совсем разленились. Небольшая военная кампания отвлечет его людей от местного пива, а его самого — от местных матрон. Составь указ и до ночного колокола принеси его мне.

Человек поклонился и ушел. Скульптор закончил свои измерения и тоже ушел. Наконец император удосужился заметить того, кто стоял у дверей.

— Высокий принц! Прошу прощения. Стоило мне послать за тобой, как у половины империи возникли ко мне неотложные дела. Хирел понимающе кивнул головой.

Слуга принес одежду императора: рубашку, штаны, кованые сапоги и богато расшитый плащ — повседневный наряд повелителя Ста Царств. — Мне столько приходится крутиться, — по-дружески непринужденно сказал Солнцерожденный Хирелу. — То придет янонец в килте и плаще, то южанин в штанах. Эта одежда помогает людям помнить, что я принадлежу не одному княжеству, а всем сразу. — Он жестом подозвал Хирела к себе. — Пойдем пройдемся.

Он явно не привык, чтобы ему отказывали. Когда Хирел двинулся с места, он подумал, что принял мудрое решение, сменив асанианские одеяния на штаны, какие носят на востоке. У императора была поступь пантеры, характерная для северян, и принцу пришлось постараться, чтобы догнать его.

Пройдя совсем немного, они оказались в большом зале, где Хирел надеялся получить наконец аудиенцию. Это помещение было еще скромнее, чем остальные дворцовые залы. Здесь царил дух аскетизма: огромное высокое пространство с колоннами, пол, выложенный простыми белыми каменными плитами, на стенах — ни гобеленов, ни ковров. В глубине находилось возвышение из девяти высоких ступеней с широким креслом, высеченным из монолитного лунного камня. Высокая спинка Кресла переходила в огромный солнечный диск Аварьяна. Диск из чистого золота, как гласили легенды. Его лучи распространялись от стены до стены и устремлялись к высокому сводчатому потолку. Естественно, человек, сидящий под этим сияющим золотым светилом, казался карликом, муравьем, пылинкой в глазу божества.

Из другого конца зала казалось, что трон мерцает в полумраке. На самом же деле здесь было темно, только солнечные лучи пробивались сквозь жалюзи в крыше и отбрасывали золотые тени на прозрачный камень трона. Однако когда Солнцерожденный подошел ближе, трон засветился гораздо ярче. Хирел сощурился, потому что свет слепил глаза. Сама Ясная Луна не была столь величественна даже в своей полной фазе.

Но император решил не подниматься на возвышение. Он остановился на самой нижней ступеньке, глядя на сияющий трон. Его правая рука сжималась в кулак и разжималась. Лицо казалось застывшим, молодым и старым одновременно, лишенным возраста, как у настоящего бога.

— Знаешь, — сказал он тихо, — когда я сижу здесь, то почти полностью освобождаюсь от боли. И еще руки императрицы дарят мне облегчение. Но оно никогда не бывает долгим.

Если я задерживаюсь здесь, если моя гордыня возрастает, если я начинаю обдумывать все способы использования данной мне силы, боль возвращается и усиливается до такой степени, что я оказываюсь на краю безумия.

Хирел ничего не сказал. Солнцерожденный повернулся к нему, сверкнув глазами.

— Когда я сижу здесь, то часто думаю о моей силе. Я думаю о жизни и смерти, о тронах и империях. Не единожды я размышлял о путях разрешения нашей дилеммы. У твоего отца есть дочери, все они благородного происхождения, многие из них красивы, а некоторые — законные. У меня же есть сын Мы могли бы объединить наши империи, избежать войны и достичь мира для всех нас. Разве в моем предложении есть какой-либо изъян?

— Мой отец тоже раздумывал над этой идеей. И, насколько мне известно, он до сих пор не отказался от нее, однако большой надежды на осуществление этого плана не питает. Твоя империя слишком молода, слишком энергична и слишком привержена своему богу. Подобный союз, бесспорно, пойдет на пользу Керувариону, а Асаниан падет совершенно так же, как и в случае войны.

— Неужели это будет так ужасно? Хирел глянул на императора востока и вспомнил легенды Безродный выскочка, безжалостный воин и неумолимый завоеватель, слепой фанатик, направляемый своим богом. Его сын родился в то время, когда он покорял Девять Городов, родился прямо на поле битвы, посреди адского грохота, и рос, кочуя вместе с армией с севера на восток, на юг и потом, медленно, со многими остановками, на запад. Мирейн познал настоящий мир, только когда его сын стал юношей и когда империи пришли к беспокойному полуперемирию, словно два воина, которые обнаружили, что их силы равны, а бесконечный поединок не приносит выгоды ни тому, ни другому. Однако они маневрировали, они проверяли друг друга. В их распоряжении были шпионы, мятежники и маги, бандиты и лорды приграничных территории и даже охотники и пастухи, строившие небольшие сараи возле самых границ империй.

Военачальник Керувариона оставался главой армии даже в наряде южного князя, жилистый, жесткий и острый как лезвие бритвы. К тому же Хирел наблюдал его людей. За пределами Эндроса простой народ наслаждался миром. Но в самом городе у каждого господина и у каждого слуги взгляд выражал нечто такое, чему Хирел только сейчас нашел определение. Это был взгляд сокола, смелого, яростного, готового убивать.

— Такова воля бога, — не без сожаления сказал повелитель этих гордых людей. — Асаниан — древняя и все еще сильная империя, но ее мощь большей частью зиждется на развращении. Вы забыли своих богов. Ваш народ готов воспринять самое заурядное суеверие. Великие мужи Асаниана остаются верны холодному безумию логики или вообще ничем не занимаются, кроме собственных удовольствий. Во имя богов, или удовольствия, или этой новой софистики, которую они называют наукой, насаждается страх. Жизнь, по их мнению, ничто; свет — это иллюзия; мрак ждет, призывает и сулит наслаждения в отчаянии.

Да, подумал Хирел, он фанатик. Он говорит как сумасшедший на торжище: «Горе, горе пришло в Золотую империю! Червь гложет ее сердце. Скоро оно высохнет и рассыплется в прах». Вот уже тысячу лет безумцы кричат об этом. Кому-то удавалось поднимать целые армии, некоторых даже объявляли божьими посланцами. Но все они исчезли, а Асаниан по-прежнему процветает. Он поглотил их, как поглотит и этого величайшего из королей-разбойников. Солнцерожденный расхохотался. Его радость казалась совершенно неподдельной и неомраченной. Он легко взбежал по ступенькам и обернулся. За его спиной сиял трон, но Мирейн затмевал это сияние. Он блистал, он пламенел, превосходя даже образ своего отца. Сев на трон, он оказался обычным темнокожим человеком, невысоким и не особенно красивым. И все же, как Хирел ни старался, он не мог оторвать от него глаз. Трон, на котором сидел император, Солнце, сияющее за его спиной, — все это казалось лишь оправой для его царственности.