Невеста - Карина Демина

Свадьба. Просто свадьба.

Эйо предложили остаться и... и голос-мед уговаривает успокоиться, но некая мелочь, несуразность, мешает.

Лилейник не дарят невестам.

Только если...

Оден все-таки зарычал, и голос его заставил лес очнуться. Затряслись нежные осины, вновь закричала птица, которая осталась на прежнем месте... и туда ли идти?

Сколько еще отпевать станут?

И где держат?

В деревне? Нет, вряд ли... как было в тот раз? Оден ведь помнит, несмотря на то, что времени прошло изрядно. Такое не забывается.

Первый месяц на границе. Русло Перевала, перекрытое плотиной крепости, тогда каменные стены ее казались воистину нерушимыми. Базальтовые юбки скалы спускаются к реке, расцветая темной зеленью виноградников. И разноцветные латки-поля спешат перекрыть друг друга.

...о том, что девочка пропала, рассказала мать. Пробралась в крепость, упала в ноги, умоляя помочь. А староста, явившийся за ней, уверял, будто бы обезумела баба, нечего ее слушать. И если изначально Оден слушать не собирался, то тонкий запах лжи заставил изменить намерение.

Женщина и вправду походила на сумасшедшую.

Она говорила про обряд.

И невесту.

Про поле, которое нужно накормить. И про то, что ее Киану выбрали: некому заступиться. Сама в приживалках, опозорила семью, принесла байстрючку на порог. Сородичи и пожалели. Только теперь поперек горла жалость стала.

Она плакала и говорила, рассказывая какие-то совсем невероятные вещи, от которых Оден дар речи терял. И рвалась проводить на поле, куда сама бы пошла, да одну ее не пустят, без того чудом сбежала. Женщина умоляла поспешить, и Оден отправился с ней, сам, лично желая убедиться, что рассказанному нельзя верить.

Опоздали.

Верно, кто-то из родни, прознав о побеге, поторопил свадьбу.

Девочку нашли на том самом поле, в ярком невестином наряде, в котором была одна маленькая несуразность: красным бисером по белой ткани узоры выводили, а не наоборот. Присутствовал и дикий лилейник, который приносят мертвецам, его резкий тяжелый запах растекался по полю, мешаясь с медным ароматом крови. Ее было немного, и маленькая невеста — едва ли ей десять исполнилось — выглядела почти живой.

Испуганной.

Обиженной.

Оден, одернув задранный на голову подол платья, накрыл девочку своим плащом. Виновных отыскали быстро. Они и не думали прятаться: дородная старостиха и дебеловатый, рябой сын ее, назначенный в этой свадьбе мужем. Он даже умыться не соизволил, и запах девочки был лучшим доказательством.

— Вы не понимаете, райгрэ, — старостиха держалась с достоинством, она стояла, сложив под массивной грудью натруженные ладони, и смотрела прямо в глаза. — Вы только-только пришли сюда, а по эту сторону гор — другие обычаи. Другие законы. Не лезьте сюда.

— Ты убила.

— Так было нужно, — в черных толстых косах этой женщины уже вились серебряные нити. — Поле умирало. Мы вернули земле силу. А она отблагодарит зерном. Одна жизнь взамен многих.

Та женщина считала себя равной Одену.

— Так отдала бы свою дочь.

Ее дочери стояли тут же, статные, темноволосые, убранные по-праздничному, будто и вправду свадьбу играли.

— Отдала бы, — спокойно согласилась старостиха. — Только в человечьей девке силы — капля. То ли дело — альва.

И Оден, все еще не понимая, как можно было совершить нечто подобное, задал последний вопрос. Приговор был вынесен, но ему хотелось нащупать предел безумия этих людей.

— А насиловать зачем было?

— Чужак ты, — старостиха покачала головой, сокрушаясь, что достался ей собеседник столь непонятливый. — А как еще силу вытащить?

Пожевав верхнюю губу, над которой проступала черная ниточка усиков, добавила очень тихо:

— Или ты думаешь, что полукровок под твоих щенков от большого счастья подкладывают? Боятся, как бы ни просватали... одни боятся, другим — плати.

Ее повесили на краю того самого, накормленного поля. И парня вздернули рядышком. Остальных же, за то, что видели и молчали, Оден пороть велел.

Стерпели безропотно, будто бы так и надо.

Он же, вернувшись в Гримхольд, долго не находил себе покоя: слишком чужой была эта земля, пусть бы и приграничная, но уже иная, нежели земли Камня и Железа. И ему ли лезть в старые обычаи?

Ему ли запрещать то, что все равно случится, невзирая на запреты.

И чем больше Оден узнавал — вытягивать информацию приходилось по крохам, по оговоркам, по сказкам о живой и мертвой воде — тем отчетливей понимал: изменить не выйдет. Древние, чуждые, подсмотренные у альвов ритуалы вросли в скалы куда крепче виноградной лозы. А оставить как есть не позволяла совесть...

И Оден сделал то, что мог сделать: снял запрет на связи с местными. Тянет молодняк к тонким, что прутья ивовые, альвам, по которым и не понять, сколько им лет? Пускай. Лишь бы по взаимному согласию.

Оден стряхнул липкую паутину воспоминаний.

Позже.

Он зажмурился — некогда это помогало сосредоточиться — и сделал глубокий, медленный вдох. Слишком далеко... слишком много запахов.

Ненужные — отбросить, оставив тот, который серебра...

След вел в деревню и... Оден двинулся по кругу, обходя поселение стороной. Он заставлял себя не слушать барабаны и голоса, отрешиться от времени — в спешке легко пропустить нужную нить.

И медленно, шаг за шагом. Вдох за вдохом.

В надежде, что там, в деревне, все слишком увлечены свадьбой, чтобы обращать внимание на окраины. Лес молчал, в кои-то веки не чиня препятствий, напротив, казалось, он сам подкладывал тропинку под ноги Одена.

Серебро, вереск и мед.

Оборванная струна, почти растоптанная чужими ногами. И след уводил от деревни, а значит — был шанс. Оден прислушался: нет, рядом никого из живых, ни людей, ни собак.

Хорошо, но спешить надобно: голос затянул застольную песню, за которой, если Оден правильно помнил человеческие обряды, должна была последовать прощальная, а затем и венечная, венец же принято было возлагать на голову невесты.

Он опустился на колени и зачерпнул рыхлую неправдоподобно легкую землю. Аромат Эйо стал более отчетливым — она была здесь и, если повезет, осталась там, куда уводил запах. Теперь Оден шел так быстро, как мог. Его подгонял страх не успеть.

Слишком слаб он, чтобы воевать.

И слеп.

Королева Мэб должна радоваться: она вновь оказалась права. И нежный смех звучал так явно, что в какой-то миг Одену показалось — она рядом, стоит за спиной, наблюдает.

Сама устроила?

Нет. Невозможно. Даже для нее — невозможно. Просто совпадение.

И Эйо жива. Оден успеет ее найти, вытащить.