Невеста - Карина Демина

— Не отходи далеко. Рядом люди.

Я прислушалась к лесу, тот молчал, разве что сойки переругивались, но для них это обычное дело.

— Жилье, — Оден дернул плечом, сгоняя слепня. — Дымом тянет.

Жилье в лесу? Скорее всего, хутор. И возможно, стоит присмотреться... вдруг да коровы сохранились. Я бы не отказалась от молочка, чтобы теплое, парное, с пенкой.

На худой конец можно и холодное, из крынки.

И вообще любое...

— Жилье, говоришь? — я повернулась на северо-восток.

Хуторяне всегда держались наособицу. Что война, когда поля расчищать надо... и я могу уговорить лес держаться поодаль, не портить свежую пашню молодой порослью.

Отвадить хорьков от курятника.

Родничок вывести... и так, по мелочи.

Нет, с хуторянами я всегда умела договориться. И перспектива работы заставила покинуть уютный и согретый солнышком сук.

Естественно, Одену моя затея не понравилась, особенно та ее часть, где Оден остается в лесу и ждет моего возвращения.

— Ты мне не веришь?

— Эйо, — все-таки пес довольно быстро восстанавливается. И по запаху он меня находит с легкостью, и в пространстве более-менее ориентируется, с ходу и не скажешь, что слеп. — Как я могу тебе не верить?

Поймал. Сгреб в охапку.

Вот что у них за привычки? Брокк тоже вечно меня с собою таскал, не особо интересуясь тем, насколько мне это нравится. Мне нравилось.

Но Оден — дело другое.

— Это опасно.

Все опасно. Даже эта поляна при определенных условиях может стать могилой для двоих. А на хутора я и раньше заглядывала, ничего, жива пока.

— Бесполезно ловить альва в лесу, — ответила я и, не удержавшись, коснулась щеки.

Родинки-пятнышки... два созвездия, чей рисунок я наизусть выучила. Кто бы еще сказал, для чего.

А сравнение с альвом Одену не понравилось. Даже руки разжал, отпуская. Обидно...

— Я вернусь, — прежде, чем он успел опомниться, я растворилась в рисунке леса. Запах мой смешался с иными и... надеюсь, у Одена хватит ума не идти по следу.

В конце концов, я же не собираюсь сходу соваться. Сначала осмотрюсь, а там уже решу, как быть.

Хутор оказался крупным, даже не хутор — настоящая лесная деревня на полторы дюжины домов. Впрочем, домами эти строения можно было назвать лишь условно: горбатые крыши их, поросшие травой и мхом, едва-едва подымались над уровнем земли. Из круглых отверстий тянуло дымом.

Единственным более-менее приличным сооружением было круглое здание, сложенное из камня. Валуны, вероятно, со всего леса собирали, а затем крепили глиной, в которую домешивали конский волос и птичьи яйца. И не для простого человека строили.

С ним мне и разговор вести.

Дом был огорожен плетеным забором, во дворе бродили куры, гуси и утки. А женщина в надвинутом на самые глаза платке, ковырялась в огородике.

— Добрый день, — сказала я, убирая отросшую челку с глаз. — Может, у вас работа имеется?

Женщина отложила в сторону деревянную мотыгу... совсем глушь.

И коров я не слышу, хотя навозом пахнет.

Но может, на пастбище отогнали? И на худой конец, соглашусь на гуся, жирного, крупного, чтобы хватило на двоих.

— Альва?

— Наполовину. Но многое умею.

Врать потенциальной работодательнице не стоит. Вот только неприятно, что маскарад мой она раскусила с ходу. С Оденом ясно — мужской запах с женским он точно не перепутает. А вот она... и взгляд колючий, оценивающий.

Как-то сразу убраться захотелось.

— Молока хочешь? — женщина смахнула пот со лба.

Устал человек. Жара. А она вкалывает на огородике, где земля пустая, выдохшаяся и, несмотря на все ее усилия, вряд ли что-то толковое поднимется.

Сбежать я всегда успею.

— Хочу.

Она кивнула и ушла в дом, а вернулась с расписной крынкой. О да, молочко. Коровье. Жирное. Свежее почти, вряд ли дальше, чем утренней дойки. На поверхности — толстый слой желтоватых сливок...

Я ведь именно о таком думала.

— Пей хоть все, молока у нас вдосталь, — она смотрит внимательно, но я не чувствую в ней злости, скорее некую снисходительность. — И сметанка имеется. И творожок...

Не уверена, что Оден любит сметану и творог, но я уже готова остаться в этом чудесном месте деньков этак на пару. Теоретически. А практика и опыт подсказывают, что гостеприимством людей лучше не злоупотреблять.

Сливки лакаю аккуратно, наслаждаясь каждой каплей. И плевать на то, как выгляжу.

— Денег, прости, не сыщем, люди простые, — женщина оперлась на ограду, которая прогнулась под весом. — А вот яйца... или курятинки... сальце опять же...

Деньги мне без надобности.

— Договоримся.

— Дарина я.

— Эйо, — от холодного молока першило в горле. — Что сделать надо?

Дарина почесала руку. Кисти у нее были крупные, загоревшие до черноты. И земля въелась в кожу, выдубив до состояния хорошей бычьей шкуры.

— Поле тут одно имеется... нехорошее. Глянула бы.

На свою беду, я согласилась.

Поле находилось неподалеку от безымянной деревеньки, все еще безлюдной.

— Так на работах, — Дарина показывала мне дорогу. Она не особо спешила, шла переваливающейся утиной походкой, и ноги ее тонули в траве. — Кто в поле, кто в лесу, кто за скотиной...

— Давно тут живете?

— А сколько себя помню, столько и живем. Тихо тут...

И вправду тихо. Исчезли комары, и даже мошки, которым ни по чем был полуденный зной, куда-то подевались. Ни птичьего гомона. Ни стрекота кузнечиков. Деревья и то молчат.

— Там-то, небось, все воюют...

— Уже нет.

— Это ненадолго. Всегда воюют, — Дарина остановилась и, сняв косынку, махнула. — Там оно, поле, аккурат за вырубками. Я дальше не пойду. Поглянь, коль не тяжко, а мы уж в обиде не останемся.

Не нравилось мне это место. Было в нем что-то неуловимо неправильное, заставляющее меня пятится от края поляны.

— Как оно появилось? Поле?

— Да... давненько уже. Моя прапарадед еще расчистил. Крепко корчевать пришлось, да больно землица хороша была. Жирная...

...сухая и серая, сыплется прахом сквозь пальцы.

И я уже знаю, в чем дело.

Но вот хватит ли у меня сил все поправить?

— Распахивали каждый год, верно? И отдыхать не давали? И не подкармливали?

Дарина только руками развела: мол, земли-то мало, каждую пядь у леса отвоевывать приходится. И о каком отдыхе говорить можно?

Пахали. Сеяли. Тянули силы, пока не вытянули до последней капли.

Никто и не заметил первую примету: ведьмины грибные кольца, которые жались к земле. И вторую, когда пшеничное поле отливало чистым золотом, лишенном привычных вкраплений васильков да ромашек. Сколько от той пшеницы слегло в корчах? И небось, сама Дарина ходила к полю с подарками, носила живую птицу, жаб хоронила и пела, заговаривая новорожденное зло.