Зов из бездны - Михаил Ахманов

– Я ухожу, Ун-Амун, — сказал Феспий, — ухожу в страну Хару и пробуду там долго. Может быть, все месяцы осени и зимы.

– Но почему? — выдавил я с трудом. — Разве ты обижен мною? Обделен ли ты пищей? Лишен ли знаков уважения?

– Ничем я не обижен и ничего не лишен, — отозвался Феспий. — Видят боги, ты хороший человек, и мы с тобой отлично повеселились в Доре и на судне этого Гискона. Однако есть у меня поручение от князя Таниса, а что повелел господин, то надо выполнять. И потому лежит мне дорога в Хару.

– Но разве не велел тебе Несубанебджед быть со мною рядом и помогать во всех делах? — спросил я.

Феспий усмехнулся:

– У господина нашего Несубанебджеда одно на языке, другое на деле, а третье на уме. Из тех он людей, что способны разом поймать двух зайцев! Поэтому не удивляйся, Ун-Амун. Того, что он замыслил, ты не знаешь, да и я не во все посвящен.

Мы покинули шатер, переступив через спящего раба. Феспий вытянул руку к городу.

– Вот он, Библ! Ты здесь, и у тебя есть серебро. Не медли, иди к Закар-Баалу, дай ему что положено и получи свои бревна. Нужно срубить лес, вывезти на берег и погрузить на корабли, а это не просто… Может быть, я успею вернуться и помочь тебе.

С этими словами он сделал прощальный жест и зашагал к дороге. Фигура его становилась все меньше и меньше, потом исчезла за цепью холмов, тянувшихся за городом. Холмы переходили в горные отроги, а дальше вставали горы, высокие, зеленые, покрытые кедровыми лесами. До них было два сехена — ничтожное расстояние сравнительно с пройденным мной путем.

Над горами клубились тучи, ползли к морю, закрывая солнце, и это было удивительное зрелище. Лишь дважды в жизни я видел такое в Фивах и понял теперь, что наша земля благословенна — небо над ней всегда ясное, и око Амона-Ра смотрит с высоты на нас, его детей, от утренней зари до вечерней. Конечно, нелегко жить под взглядом бога, но, помня об этом, мы меньше грешим и больше заботимся о благочестии. А в этих северных землях бог может скрыться за тучами, и нет тут Реки, нет плодородных полей, обильных стад, просторных городов и великих храмов. Зато есть кедр, и потому я здесь.

Вернувшись в шатер, я вознес молитву перед статуей Амона. Хоть Феспий покинул меня, но чувства одиночества и беззащитности растворились в общении с богом, страх исчез, и сердце мое наполнила уверенность. Я растолкал своего кушита, велел достать последние наши лепешки и сосуд, в котором плескалось немного вина. Мы поели, затем собрали сухие палки и обломки, выброшенные морем; теперь, если найдется вода, можно разложить костер и сварить чечевицу. Но это — дело раба, а сам я решил не медлить, как советовал Феспий, и отправиться к князю Закар-Баалу. Конечно, вместе с Амоном Дорожным и полным серебра ларцом.

Я уже собирался сунуть этот ларец в корзину, как Брюхо окликнул меня дрожащим голосом:

– Хозяин! Идут к нам, хозяин! С копьями и дубинками!

И правда, по берегу бухты, полной кораблей и лодок, шли к нам пятеро, и копья покачивались над их головами. Воины, решил я, и, скорее всего, городская стража — одеты пестро, щитов нет, а только копья и дубинки. Они приблизились, и я увидел, что воинов четверо, а пятый, в более богатом облачении, выглядит старше — в волосах седина, в руке посох, борода колечками, пояс с серебряной пряжкой, а на поясе — плеть. И подумалось мне, что, вероятно, узнал князь о посланце из Фив и отправил вестника, дабы проводить меня в город с почетом. При этой мысли взыграло мое сердце, я приосанился и сделал важное лицо.

Как я ошибался!

Воины окружили нас, выставив копья, а вестник сказал на языке Та-Кем:

– Вот разбойник египтянин, и вот разбойник черный. А третий где? Говори, злодей, не то узнаешь вкус моей плетки!

– Где ты видишь разбойника? Кто тут злодей? — молвил я в недоумении. — Почему ты грозишь мне плетью?

– Ты сын гадюки, вот почему! — Вестник потянул из-за пояса плеть. — Ты и два других ублюдка ограбили честных мореходов, слуг тирянина Баал-Хаммона! И об этом кормчий Гискон принес утром жалобу нашему владыке. Велено взять вас, допросить и отправить в яму. Попляшете там со скорпионами!

Зашумело в моей голове, бросилась кровь к щекам, но я испросил мужества у бога и произнес:

– Сказал Гискон владыке вашему половину правды и половину лжи! Ибо не разбойник я, не злодей, а привратник храма великого Амона в Фивах, и послан в Библ верховным жрецом Херихором, послан князем Несубанебджедом, что правит в Танисе! Послан за кедровыми бревнами для ладьи Амона-Ра, но в дороге похитили то серебро и золото, что имел я при себе, и сделал это житель Джахи. Потому взял я ларец с серебром на корабле Гискона, и это — справедливое возмещение.

Вестник сложил руки на посохе и уставился на меня в изумлении. Потом сказал:

– Дивные речи ты ведешь! А чем докажешь их?

– Бог докажет, — промолвил я и отдернул полу шатра.

Узрел вестник статую Амона, и стало ясно ему, что это великая святыня, каких не бывает у злодеев и разбойников. Подкосились ноги его, пал он на землю лицом вниз и посыпал голову прахом. Много, много лет прошло с тех пор, как ходили в Джахи фараоны, великий Тутмос, и великий Рамсес, и другие великие, ходили, как львы среди овец, так что помнят здесь тяжесть львиной лапы и остроту ее когтей. Дань уже не платят, но не забыли наш язык, и наш обычай, и грозного Амона-Ра, царя богов. Есть и такие, что поклоняются Амону и преданы ему всем сердцем. Возможно, вестник был из них.

Он поднялся, жестом попросил закрыть шатер и стукнул о землю посохом.

– Я Бен-Кадех, слуга владыки нашего Закар-Баала. Как твое имя, посланец?

– Ун-Амун, — ответил я. — Был со мною другой человек, воин правителя Таниса, но он отправился в Хару по своим делам. О них я ничего не знаю.

– Жди здесь, Ун-Амун, — промолвил Бен-Кадех. — Жди здесь, ибо должен я поведать владыке твою историю и выслушать его приказы. Я лишь надзираю за гаванью, слежу, чтобы не буянили мореходы, чтобы платили князю положенное. Твое дело не в моем разумении.

С этими словами Бен-Кадех удалился, а с ним и стражи.

Я ждал до вечера. В пальмовой роще нашлась вода, маленький ключ среди камней, и пили мы эту воду, почти такую же сладкую, как в водоемах и колодцах Фив. Я дал кушиту медное кольцо и послал его в гавань к рыбакам. Брюхо вернулся с двумя большими рыбами. Домашняя работа ему привычна, он помогает Туа и Аснат на кухне, следит за огнем, чистит очаг и котлы, иногда готовит, и в этом ему можно доверять. Я ждал, а мой раб занялся костром, сварил чечевицу и испек рыбу в углях. Мы поели.

Бен-Кадех пришел, когда небо потемнело и в нем загорелись первые звезды. С ним не было воинов, только мальчишка, тащивший кувшин с вином и большой круглый хлеб.