Уснуть и только - Дина Лампитт

Хэймон посмотрел на тринадцатилетнюю дочь Гилберта де Мериведера – казалось бы, в ней есть все, что ему нужно. Молодая, хорошенькая, скромная, наверняка невинная, и вдобавок с приданым. Но, увы, глядя на нее, он не испытывал ничего, кроме скуки.

Хэймон вынужден был признаться себе, что «сладкая девчонка из Баттля», как он прозвал Николь, заняла прочное место в его мыслях. Чтобы отвлечься, он сосредоточил свое внимание на громадной порции жаренного на вертеле мяса со специями. Музыканты старались вовсю, гости усердно ели, пили и вспоминали свои собственные свадьбы. Заиграли веселый танец, и те, кому уже надоело сидеть за столом, пустились в пляс, кружась и прыгая между столов и жаровен, которые дымились даже в эту теплую августовскую ночь. Через некоторое время за столом не осталось никого, за исключением архиепископа и новобрачных.

Если бы Хэймон больше внимания обращал на других людей, и не был так поглощен своими собственными делами, то, безусловно, заметил бы испуганное выражение на лице своей сестры и то, с каким состраданием поглядывает на нее ее бледный, как полотно, супруг. Но он ничего не заметил и, как и все остальные, закружился в танце, изо всех сил прижимая к себе миловидную Матильду де Аларден и мечтая о том, чтобы на ее месте оказалась Николь де Ружмон, с которой они могли бы потом продолжить праздник в постели.

Неожиданно архиепископ встал, подав музыкантам знак замолчать. Наступила внезапная тишина, в которой громко прозвучал голос Стратфорда:

– Жениху и невесте настало время удалиться.

По залу пронесся смешок, Колин удивленно и испуганно взглянул на Ориэль, и она смущенно опустила глаза.

– Все будет хорошо, – шепнула она ему. – Просто нам пора идти спать.

Успокоившись, Колин взял ее за руку – и кое-кто из зрителей тут же захлопал в ладоши, приветствуя этот жест. Молодую пару окружила толпа доброжелателей; начались дружеские тычки и похлопывания по плечам, многозначительные намеки и подмигивания, грубоватые шуточки, заставлявшие Ориэль сгорать от стыда.

Наконец их проводили до лестницы, Колина от вели в гардеробную, Ориэль – в спальню. На минуту они с Маргарет остались наедине.

– Дитя мое, – пробормотала мать, – я чувствую, что должна…

– Все будет хорошо, – перебила ее Ориэль, испытывая неловкость и сочувствие при виде огорченного лица матери.

В этот момент отворилась дверь, впустив растерянного Колина, на лице которого было написано откровенное страдание. Ориэль успела заметить в коридоре Маркуса, метавшегося под дверью, как ангел мщения.

– Ориэль, – предприняла еще одну попытку Маргарет, ее голос срывался от волнения, – ты, вероятно, представляешь себе… Ты понимаешь, о чем я, не так ли?

Ориэль кивнула. Дверь снова распахнулась, и в спальне появился сам архиепископ, направившийся прямиком к широкой брачной постели. Жених и невеста тоже подошли поближе и встали рядом друг с другом.

Архиепископ торжественно провозгласил.

– Именем Пресвятой Богоматери и Господа нашего Иисуса Христа благословляю ваш союз и это брачное ложе. Пусть плоды союза Колина де Стратфорда и Ориэль де Шарден растут в христианской любви и милосердии.

На секунду Ориэль встретилась глазами с архиепископом и успела прочитать в них, что он сам не верит в то, что говорит. Она поняла: он с самого начала знал, что шансов на то, что это будет настоящий брак, почти нет. Но тогда зачем все это, какой коварный план измыслил этот холодный и неискренний ум?

Жених и невеста взобрались на кровать, Стратфорд осенил их крестным знамением и, взмахнув своим развевающимся облачением, стремительно покинул спальню. Вслед за ним поспешили остальные, и Ориэль замерла, осознав, что лежит в тишине и в темноте наедине со своим сумасшедшим мужем.

Услышав голос Колина, Ориэль испугалась еще больше, хотя он говорил очень мягко, почти нежно:

– Нам обязательно уже нужно спать? Не могли бы мы еще чуть-чуть поиграть?

Ориэль быстро зажгла свечу и взглянула на него расширившимися от страха глазами:

– Что ты имеешь в виду?

– Если хочешь, я могу поиграть для тебя на гитаре. Или мы можем устроить бой между моими игрушечными рыцарями на лошадках.

Ориэль не знала, смеяться ей или плакать.

– Лучше сыграй мне, Колин.

Потянувшись, она поцеловала его в щеку, и он, радостно улыбаясь, спросил.

– Это и означает иметь жену? То есть ты всегда будешь здесь, чтобы играть со мной, и мы будем спать в одной постели?

Она кивнула.

– И ничего больше?

Ориэль вновь испуганно спросила:

– Что ты имеешь в виду?

– Поварята и судомойки дразнили меня. Говори ли, что мне придется всю ночь танцевать джигу и следить, чтобы и ты плясала. Значит ли это, что теперь, когда мы женаты, мы должны танцевать, вместо того, чтобы спать?

– Не думаю, – в замешательстве ответила Ориэль.

Колин повернулся и взял со столика гитару. И как всегда, как только она оказалась в его руках, он весь преобразился, стал казаться старше, сильнее, мужественнее. Колин полностью погрузился в любимое занятие и не замечал ничего вокруг, но, едва полились волшебные звуки, как Ориэль увидела, что дверь приоткрылась и на пороге появился Маркус де Флавье.

– Нет, нет, он не прикоснулся ко мне! – отчаянно зашептала она, но Маркус уже не слышал ее.

Одним прыжком оказавшись возле кровати, он одной рукой зажал Колину рот, в то время как другая поднесла кинжал к горлу маленького человечка.

По каким-то необъяснимым причинам, которые Ориэль так никогда и не сумела понять, Колин продолжал играть. Звуки разливались по комнате, переполняя ее, и Ориэль увидела, что Маркус заколебался. Не раздумывая, девушка кубарем скатилась с постели и, бросившись к ногам оруженосца, обвилась вокруг них.

– Не убивай его, – молила она, рыдая. – Послушай, как он играет. Это гений, у него дар Божий. Если ты сделаешь с ним что-нибудь плохое, я никогда не смогу простить тебе!

Вслед за этим произошла еще одна необъяснимая сцена. Колин перестал играть и, отложив инструмент, поднял голову, чтобы посмотреть, кто это так грубо с ним обращается. Очень долго они с Маркусом в напряженном молчании смотрели в глаза друг другу. Затем Колин попытался что-то сказать, и Маркус разжал ладонь.

– Почему ты так рассердился? Обещаю, что буду хорошо себя вести, – проговорил идиот и, лишившись чувств, упал на кровать головой вперед.

В наступившей тишине Маркус и Ориэлъ взгляну ли друг на друга.

Она увидела, как его рука разжалась, кинжал упал на пол, и вдруг Маркус, зарывшись лицом в ладони, разрыдался.