Мальтийский крест - Василий Звягинцев

Одновременно вводились весьма строгие меры уголовной ответственности за ненадлежащее использование того же оружия. Например, за наличие у совершающего преступление лица незарегистрированного пистолета или револьвера к положенному сроку автоматически добавлялось десять лет каторжных работ. Независимо, использовал он его в преступных целях или нет.

В итоге все сёстры остались довольны. По серьгам, то есть каждой.

Дальнейшее показало, что правы были оба. Государственный порядок в стране значительно укрепился, забот у полиции стало намного меньше, и социал-дарвинизм весьма усилил в стране научные и общегражданские позиции. Кто бы что ни говорил с позиций абстрактного гуманизма, несколько тысяч застреленных из личного гражданского оружия преступников передали уцелевшим последователям бесценный опыт.

«Фраера, получив оружие, стали такими нервными, — заявил на большой сходке один из самых почтенных авторитетов России, — что отныне предлагаю — ничего, кроме фомки, на дело не брать. И применять её только по назначению. А в газетах опубликуем обращение ко всем гражданам Свободной России — ни один деловой с завтрашнего дня не будет носить в кармане даже финки. Все разборки, не касающиеся мирного населения, будут происходить внутри нашего общества. Относительно полиции и иных подобных организаций торжественно заявляем — любой, носящий при себе огнестрелы, к воровскому сообществу не относится, на его поддержку и защиту рассчитывать не может. В чём и подписуемся».

Оттого наступила на земле Российской тишь, гладь и божья благодать. Правда, за пятнадцать прошедших после окончания Гражданской войны лет пара миллионов патронов были выпущены, в цель или в воздух, а уже потом стало тихо.

Отчего бабушка Геня Копелевна так серьёзно отнеслась к пистолету на ноге приезжей девушки? По внешности — классической еврейки, как в книге Соломона описано, по манерам — бандитки, держащей Привоз. Такого удара, которым Кристина вырубила Сёму, старушка, знающая намного больше, чем можно подумать, никогда не видела. А уж пистолет за чулком… И не один, по словам красотки. А её дядя Изя — совершенно трезвый, это старая наводчица тоже поняла, — действительно из Израиля? Почему бы и не оттуда? Молдаванка очень давно жила по старым обычаям — вдруг приходят новые?

Вручённая ей десятка ничего не значила, Геня Копелевна привыкла распоряжаться совсем другими суммами, но это был знак. Люди не хотят ссориться, они хотят договариваться. Значит, так и будет.

Только говорить об этом нужно не с Cёмой, бестолковым выкидышем бесстыжей стервы Мариам — кое с кем поумнее.

Со старым Хаимом Мотлевичем, пожалуй. Самый умный человек на всей Старопортофранковской, семьдесят пять лет уже, а уважают его самые авторитетные воры так же, как сорок лет назад, когда под его рукой состояло три сотни самых отчаянных налётчиков. И Геня, работая с ним, всегда имела что кушать, ни разу в жизни даже ночь не провела в участке, не говоря о таких некрасивых местах, как тюрьма или, избавь боже, каторга.

Хаиму Мотлевичу наверняка будет интересно, что этим людям вдруг понадобилось на его участке.

Глава 9

Чекменёв с Уваровым дождались сообщения — штабс-капитан Окладников вышел на связь точно, минута в минуту. У него всё складывалось по ситуации нормально. К сожалению, один офицер всё же был убит наповал пулей снайпера, ещё четверо получили ранения, но на ногах стоят. С группой прикрытия, занимавшей позиции на бульваре и в Воронцовском переулке, связь в настоящий момент отсутствует. Хотя её бойцы вооружены только пистолетами, какую-то роль они наверняка сыграли, поскольку снайперская стрельба с крыши соседнего здания прекратилась. Попытка штурма с двух направлений отбита с большим расходом боеприпасов, после чего отойти в подвалы удалось беспрепятственно. Реальные потери противника определить не удалось, но ориентировочно — до десяти человек остались лежать без видимых признаков жизни.

Последнее, что было слышно на поверхности, — сирены полицейских машин…

— Входы за собой мы заблокировали надёжно. Без взрывчатки не откроют, — закончил доклад штабс-капитан. — Вы нас не ждите, мы наметили другой маршрут. На старую базу не возвращайтесь, господин полковник. Встретимся на точке А-3. Через час-два, как получится. Мне ещё ребят разместить надо и решить, что с телом поручика Друзина делать…

— Пусть припрячут его там же, где сейчас находятся, а завтра разберёмся, когда порядок наведём, — подсказал генерал. — И пусть продолжают выходить на связь каждые полчаса. Мы — по необходимости…

Идти до «точки А-3», проще — конспиративной квартиры, почти (в том-то и дело, что «почти») наверняка неизвестной загадочному противнику, было не так уж далеко. Считая по поверхности — кварталов пять. Даже раненому Чекменёву, пока действовали препараты, это было по силам. Да и Уваров помогал, принимая на своё плечо большую часть генеральского веса.

Валерий никогда раньше не бывал в Одессе, но за сутки подготовки в Москве успел узнать её не хуже многих старожилов. С помощью того же Окладникова, не так давно служившего в роте разведки Очаковской бригады морской пехоты, а главное — богатых фондов Управления, Валерий и остальные офицеры группы изучили город по крупномасштабному плану и многочисленным фотографиям, кино- и видеозаписям. За многие десятилетия этих материалов накопилось столько, что теперь каждый мог бы смело наниматься в экскурсоводы.

Само по себе задание совсем не требовало столь тщательной подготовки, особенно если подразумевалось, что «печенеги» вправе использовать хоть весь штатный состав жандармского управления и городской полиции. Но Уваров был тёртый калач и с первых дней службы постиг истину — планы начальства и реальная обстановка совпадают очень редко. Что блестяще подтвердилось и в Варшаве, и в Москве. Значит, всегда лучше перебдеть, чем недобдеть.

То же касалось и собственно катакомб, по которым они сейчас с Чекменёвым пробирались.

Получив задание, Валерий немедленно разыскал своего верного спутника в рейде по варшавским каналам, опытнейшего диггера Тимофея Ресовского[59]. Прапорщик запаса сразу же после завершения операций на Висле получил свой «Владимир с мечами» и немедленно подал прошение об отставке[60].

Посидели, как положено, вспомнили «былые походы», после чего Уваров изложил свою просьбу.

— Надо же, — удивился Тимофей. — А мы ведь с тобой, когда по колено в дерьме бродили, говорили за катакомбы. Я ещё сказал, что там куда лучше, чем здесь. Теперь тебя, значит, туда несёт. Зачем, почему — не спрашиваю. Сделаем, конечно. Завтра к вечеру — устроит?

Уваров ответил, что — вполне. И нужны ему именно городские ходы-выходы, Нерубаевские едва ли потребуются.

— По адресу ты обратился. Едва ли у кого в Москве подробнее схемы найдутся. Я как раз городскими и занимался. Кстати, есть в Одессе ещё несколько специалистов, но они едва ли лучшими материалами располагают. Я тебе адреса дам, на всякий случай, если помощь потребуется. Надёжные ребята. За три года, что я там не был, может, что и изменилось… Созвонюсь с ними сегодня, уточню…

В ходе подробного инструктажа Ресовский, полжизни посвятивший исследованиям не обычных природных пещер, как «нормальные» спелеологи, а всевозможных рукотворных подземных сооружений, кроме общего плана катакомб, составленного бог знает когда на основании исторических документов и ещё довоенных исследований, передал Валерию копии собственных маршрутов. Они-то и были самыми нужными. Там Тимофей указал штреки, ставшие непроходимыми вследствие естественных причин, проходы, перекрытые искусственно, а также и до сих пор находящиеся в рабочем состоянии.

— Обрати внимание — синим выделены те, что, так сказать, общедоступны. А красным — это мы сами «реанимировали». Где старые замки посрезали, и на их место новые повесили, где кладку аккуратно разобрали, потом привели в почти исходное состояние. Вот таблица условных обозначений…

В таблице содержалось несколько десятков цифровых и буквенных знаков, а также ключи к расшифровке их различных комбинаций…

— И для чего вы всем этим занимались? — искренне удивился Уваров, рассматривая схемы. Читать об одесских катакомбах ему приходилось, он знал, что их общая длина составляет сотни километров, а по запутанности они превосходят, пожалуй, все искусственные лабиринты Земли, вместе взятые. Но знать — одно, а видеть план — совсем другое.

— Ну, исследовать, это я понимаю, а остальное зачем? Не воевать же, на самом деле, вы там собирались?

— Как бы тебе подоступнее объяснить? — усмехнулся Ресовский. — Это у нас, у диггеров, такой бзик, если угодно. Хобби. Вот в этом виде, — он обвёл пальцем заштрихованное синим, — мы имеем разорванную систему, не представляющую никакой художественной ценности. Как не имеет её антикварная книга с вырванными страницами. А вот так, — указал он на весь лист, где синие пятна соединялись друг с другом красными перемычками, — связность восстановлена, пусть пока и не в полном объёме. Получилась единая конструкция с собственными имманентными свойствами, её можно достраивать в любую сторону, в идеале до исходного состояния и дальше…