Угол падения - Наталья Андреева

Лиля стала часто плакать, приходила ко мне и рассказывала, что Серебряков стал плохо к ней относиться. Он начал избегать встреч с Лилей, перестал приглашать в рестораны, урезал, как всем, зарплату, короче, поставил в одно положение с другими сотрудниками. Нет, он не грубил, к себе не вызывал, замечаний при всех не делал, просто стал смотреть на нее как на пустое место. И на работе стал обращаться на «вы», как будто между ними ничего и не было. Серебряков прекрасно умел держать людей на расстоянии, показать, кто здесь хозяин.

— Насколько серьезными были их отношения? Они состояли в интимной связи?

— Да, конечно. Лиля любила рассказывать самые, знаете ли, сокровенные вещи. Она выставляла напоказ свою связь, ни от кого ничего не скрывала, наоборот, подчеркивала особое отношение к себе шефа.

Знаете, мне, конечно, приходилось выслушивать только одну сторону, но у меня создалось такое впечатление, что Александр Сергеевич бросил Лилю именно из-за ее нескромности. Все-таки он был женат, и Ирина Сергеевна — женщина такая хорошая, я ее видела несколько раз. Вот уж она не боится быть доброй. Удивительно, но это как вторая половина Серебрякова, она компенсировала его жесткость и бесчувственность. Жаль, что от Ирины Сергеевны мало что зависело на фирме, пока Александр Сергеевич был жив: она бы не допустила тех увольнений, что сделал Валерий Валентинович.

— Вернемся к отношениям Серебрякова и вашей подруги. Итак, он ее бросил, а что было потом?

— Потом все ждали, что Лиля уволится. Она и собралась, даже заявление написала, а потом вдруг передумала. Перестала постоянно реветь и вообще очень изменила свое поведение. Я ее похвалила даже: девочка наконец-то взялась за ум. Главное, что она перестала постоянно говорить про Александра Сергеевича. А то было совсем невыносимо глядеть, как ее целиком поглощает эта тема. Причем она столько грязи выливала, что сама ею захлебывалась.

— И когда же Лиля переменилась?..

— Полгода назад примерно.

— И все эти полгода она была тише воды, ниже травы?

— Нет, конечно. Знаете, мы часто устраивали вечеринки. Сама я почти не пью, но мало ли кто переберет… Да, все бывает, вот я и оставалась, чтобы помочь кому до дома добраться или в офисе уложить. Лиля никогда не отказывала себе в маленьких радостях.

— Например, могла напиться, а спьяну никому не отказывала в интимной близости?

— Ну, зачем вы так категорично. Работа у нас была на фирме тяжелая: целая неделя с десяти утра до семи вечера, и практически без обеда, в выходные дни скользящий график. У. меня, например, даже по магазинам не было сил ходить. Так, схватишь что-нибудь в палатке, а там все дороже, конечно, чем на рынке. Деньги утекали, как вода. Получается вроде бега по замкнутому кругу: чем больше работаешь и больше зарабатываешь, тем больше приходится тратить. В ночных-то магазинах все еще дороже, да и к тому же если так работаешь, то трудно себе в чем-то отказать. Думаешь: «Что, я себе такую мелочь не могу позволить?» Впрочем, простите, это я отвлеклась. Просто я хотела сказать, что если на такой работе не расслабляться, то можно быстро сгореть. Поэтому ребят осуждать не стоит. Я сама плохо переношу похмелье, а как выпью, так сразу засыпаю, вот и стараюсь ни капли в рот не брать. Да и танцевать с моей фигурой не очень-то интересно.

— А Лилия высказывалась враждебно в адрес Серебрякова?

— Ругала самыми последними словами. Дня не проходило, чтоб не помянула недобрым словом. В основном нецензурным, но, когда выпьешь, чего только не скажешь. Лиля — девочка хорошая, не злая. Просто у нее очень строгая мама, и девочке приходится отчитываться за каждый шаг, проведенный вне дома.

Уж очень Лилечке хотелось выйти замуж или найти обеспеченного человека, который помог бы решить ее проблемы. Девушка она красивая и вполне может на это рассчитывать. Но постоянные неудачи приводили Лилю буквально в бешенство.

— Неужели не находилось достойного покровителя у такой привлекательной, как вы утверждаете, особы?

— Да, к сожалению. Не могу это ничем объяснить. Мне кажется, мужчины должны за ней косяками ходить. Такая яркая девушка! За ней, конечно, многие ухаживали, но быстро остывали. Смотришь — прошел месяц-другой, а у Лили опять новый мальчик, хотя она без ума была от предыдущего. Потом, конечно, Лиля начин. ала рассказывать, что это она сама его бросила, что он подлец и ничего собой не представляет и что она в очередной раз жестоко ошиблась. А Анечка, напротив, говорила, что это Лилю всегда бросали. Если смотреть на случай с Александром Сергеевичем, то оно, скорее всего, так и было.

— Анна Гладышева — близкая подруга Лилии?

— Да. Они вместе учились в одном институте и, кажется, жили в одной комнате. Но они такие разные девочки, вы себе не представляете! Анечка, несомненно, лучше меня в курсе всех дел Лили, они постоянно секретничали, постоянно были вместе. Да, Анечка знает правду про все Лилины подвиги, — с уверенностью заявила Лариса Никольская.

— Что ж, придется поговорить с ней… А кто еще из бывших коллег вызывает ваши опасения?

— Да упаси меня боже кого-нибудь подозревать. Я не умею видеть в людях плохое, вы уж меня простите.

Леонидов чуть не засмеялся при этих словах.

— Это вы меня простите за следующий вопрос, Лариса Михайловна. Сами вы где провели вечер двадцать девятого августа? — спросил Алексей и сам застеснялся: ну грех у такого человека еще и алиби спрашивать на момент убийства.

— Знаете, Алексей Алексеевич, у меня подружка тяжело заболела, двадцать шестого августа ей сделали операцию, а она, бедная девочка, совсем одна. Я неделю в больнице дежурила, мне там раскладушку в палате поставили.

— А как сейчас здоровье вашей подруги?

— Поправляться начала, мое присутствие ночью уже не требуется, вот хотела вплотную заняться поисками работы.

— Так вы месяц уже не работаете?

— У меня были небольшие сбережения. Я сама неплохо шью, а ем очень мало, не смотрите, что такая пышка. Врачи говорят, что это просто от неправильного обмена веществ.

— Неужели никто из многочисленных знакомых не может помочь вам с работой?

— Сейчас всем тяжело. Многие друзья сами остались без работы, у меня хоть семьи нет, а у кого дети? И к тому же квартира своя, маленькая, но своя. А работа меня любая устроит: могу и полы помыть, если больше ничего не найдется, могу и за больными ухаживать. На хлеб хватит, а остальное все есть.

— Ах, милая Лариса Михайловна, если бы все были столь нетребовательны к себе! Вы удивительная женщина! — не сдержался Леонидов.

— Да это очень просто: надо всегда помнить о тех, кому сейчас еще хуже, чем вам. Телевизор чаще смотрите, Алексей Алексеевич, хоть программу «Новости». У меня, например, сразу аппетит пропадает, как послушаю, что где-то люди живут и без света, и без воды. Мы-то здесь, в Москве, как у Христа за пазухой. Думайте о том, что вы еще не потеряли, и потерянного не жалейте, вот и все. Когда мне совсем себя жалко становится, я начинаю заглядывать в глаза бездомным животным.

— Спасибо, Лариса Михайловна, я это запомню. Большое спасибо.

— Я пойду?

— Да, конечно, до свидания.

Маленькая женщина неслышно исчезла в дверях.

Когда Лариса ушла, Леонидова охватило странное оцепенение. Он по-прежнему сидел за столом и чувствовал, как лучшая его половина отделяется от бренного тела и устремляется к потолку, словно шарик, наполненный гелием. Тот, шариковый, полый Леонидов парил над кипой бумаг, настольной лампой и скрипучим стулом, заглядывая в пыльные углы. И так ему было хорошо и пусто, что пустоту эту начали заполнять чужие, ставшие вдруг значительными фразы: «…Покой — это и есть состояние счастья…» «…Бывает такая болезнь: «аллергия на людей» называется…»

«…Я — личность, противодействующая угнетению…» «…Я начинаю заглядывать в глаза бездомным животным…»

Алексей вдруг стал представлять себя попеременно то одним, то другим действующим персонажем разыгравшейся на его глазах драмы, и, когда внезапный телефонный звонок прервал его свободное парение, он очнулся и неожиданно почувствовал себя очень счастливым человеком.

Ближе к вечеру Леонидов дозвонился наконец в квартиру на Фрунзенской набережной, где Лилия Мильто должна была проживать со своими родителями, но почему-то уже не проживала.

— Здравствуйте. Я вас уже недавно беспокоил, моя фамилия Леонидов, я из Московского уголовного розыска. Леонидов Алексей Алексеевич, капитан, — , добавил он для пущей убедительности.

— Я так и знала, что моя дочь — испорченная женщина. Что она совершила, раз ею заинтересовались соответствующие органы?

— Без суда ничья вина еще не доказана, уважаемая госпожа Мильто. Простите, к сожалению, не знаю вашего отчества.

— Мое имя-отчество Лидия Евгеньевна, молодой человек, и мне не нужны доказательства: я родила и вырастила чудовище. Но за поступки дочери отвечать не собираюсь. Она, слава богу, теперь совершеннолетняя. И я воспитывала дочь как человека высокоморального, потому что сама бывший партийный работник, к вашему сведению.