С чем вы смешиваете свои краски? - Дмитрий Соловей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем был обед и свободное время. Кто что хотел, то и делал. Могли уйти на этюды, могли спать завалиться, могли смотаться к местным за спиртным (это было запрещено, но втихаря пили). Потом ужин. Самое интересное начиналось в сумерках! Студенты же! Песни под гитару у костра, истории, обсуждение работ. В целом непередаваемая атмосфера художников на пленэре. Я как-то легко в неё вписался и искренне сожалел, что не могу закадрить весёлую хохотушку Ольгу Грачёву или признанную красавицу курса Нину Ракитину. Маловат ещё для флирта.
С удивлением я узнал, что нет знакомых мне бардовских песен, никто не поёт Высоцкого или Окуджаву. Студенческий фольклор пока не сложился. Наши горланили песни из кинофильмов «Кубанские казаки», «Весна на Заречной улице», «Картошку», любимого всеми «Мишку» или «Не кочегары мы не плотники».
Через две недели я возненавидел макароны, рыбные консервы и тушёнку. Мечтал о привычном комфорте и бабушкиных пирогах. Зато привёз в Москву много работ и воспоминаний. Показал это всё богатство родственникам и, загрузив багажник «Москвича», велел Алексею увозить на дачу. Дома для моих картин уже нет места. Какие-то натюрморты поприличнее маман оформила в рамочки, развесила по стенам. Что-то и из пленэрных с видами гор забрала оформлять, но такими темпами свободных стен в квартире скоро не останется.
Этим летом на даче я несильно надрывался. Много гулял, отдыхал. Дед к нам не смог приехать, но бабушка и Алексея неплохо запрягла. Невольно я сочувствовал молодому мужчине, у которого не осталось времени на личную жизнь. Сплошная служба и присмотр за юным гением. Хотя недовольным после бабушкиной стряпни Алексей не выглядел. Иногда мы брали лодку, катались по Клязьме, купались, загорали, ловили рыбу (мало той рыбы было). У меня были каникулы и я их использовал по полной.
Снова сентябрь. И уже третий класс.
Нас приняли в пионеры, весь класс и сразу осенью. Обычно перед седьмым ноября поощряют тех, кто хорошо учится. Отстающих принимают в пионеры весной на день рождения Ленина. В нашем классе таких не было. Рекорда отличников, как было на первом году обучения, не случилось, но и троечники отсутствовали. Удивительным образом я дал разгон для своих одноклассников, и они по-прежнему учились лучше параллельного класса.
Собственно, третий класс мне ничем особенным не запомнился. Учёба в институте стала рутиной как для меня, так и для преподавателей. «Моя» группа, те, с кем я провёл время на пленэре, считали, что я с ними учусь. По этой причине скакать между группами курса я перестал и немного изменил расписание. Теперь я ездил в институт три раза в неделю. Два с утра и один после учёбы в школе, попадая на занятия по композиции со своей группой. К удивлению преподавателей, я вместе со всеми взял курсовую, а по теории живописи написал работу «Линия горизонта в произведениях великих живописцев». Писал сам, а печатал Алексей на машинке, что стояла у отца в кабинете.
Бабушке я эту тему работы не просто озвучил, но и попросил помочь в реализации. Новый бабушкин портрет был в полный рост. Писал я её сидя на полу, создавая монументальный образ советского учителя. Примерно как портрет Ермоловой кисти Валентина Серова. Мне потом и за теоретическую часть, и за бабушку поставили отлично.
Денежная реформа в стране прошла по плану. Второго января начали обменивать денежные купюры. С первых же дней новые купюры стали называть Хрущёвскими фантиками. Они были меньше по размеру и выглядели не так солидно, как старые. Население в целом не обратило внимания на тот факт, что деньги номиналом в один, три и пять рублей назывались «государственными казначейскими билетами», а остальные купюры хоть и назвались похоже — «билеты государственного банка», но по сути были банкнотами, обеспечиваемыми золотом.
Снова народ запаниковал, когда вдруг выяснилось, что покупательная способность рубля изменилась не в лучшую сторону. Такие «бабушки», как моя, пытались доказать на рынке, что если пучок зелени до реформы стоил пять копеек, то после должен стать дешевле. Ан нет. Ту же зелень продавали по прежней цене. Мясо и молочные продукты стали дороже и их стало меньше. В целом изобилие в магазины не вернулось. Большинство населения ещё не поняло, что именно случилось, почему нет ни денег, ни продуктов. Даже если бы захотели приобрести в государственных магазинах, то не могли это сделать из-за отсутствия товара.
Пользуясь знаниями из будущего, я понимал, что происходило. Когда в 1953 году власти разрешили и всячески поощряли рабочих и служащих держать мелкий скот и птицу, то пошло насыщение рынка. Излишки продавались, обеспечивая мясом и молоком горожан. Но уже летом 1956 года Хрущёву пришла в голову светлая идея взимать с живности налог. К примеру, за свинью старше двух месяцев налог составлял сто пятьдесят рублей. И при этом за каждую голову, имеющуюся в хозяйстве сверх одной, налог был двойной. То есть за вторую свинью уже триста рублей.
Обойти налог можно было, если сдать государству мясо по фиксированным закупочным ценам и установленным нормам. Если же в составе семьи — владельцев скота — имелись трудоспособные лица, неработающие на государственных предприятиях и учреждениях, то обязательные поставки молока и мяса повышались на пятьдесят процентов. Но даже этого Хрущёву показалось недостаточным. Для окончательного разгрома «частнособственнических настроений» он запретил содержание скота у населения в городах.
И началось «хрущёвское чудо»! Мяса на рынке и в магазинах было хоть завались! Почему-то никто из умников в Кремле не подумал, что идёт банальное забивание скота, а не получение излишков мяса, как они надеялись.
Горожане и поселковые жители продали мясо на рынке, выплатили положенный денежный налог и удовлетворились полученному доходу. В деревнях и сёлах, забивая скот, отдавали налог мясом и сами же потребляли, что оставалось. Собственно, к началу 1961 года закончилось и «чудо», и мясо, и молоко. Плюс прошла денежная реформа. Частично по стране ввели нормированное распределение продуктов и карточки.
Хорошо быть сыном советского работника МИДа. Меня
