Неизведанные пути - Виталий Бодров

На границе района знати, Голова остановился и подождал Лани с Рубаем.

— Теперь — предельно осторожно, — прошептал он. — Здесь стража нас остановит наверняка, если наткнемся. Не похожи мы на аристократов… Особенно, ты, Рубай. В Лани, правда, что-то этакое есть… Так, идем тихо, прячемся в тени. Все ясно?

— Где ее найти только, тень-то, — тихонько проворчал Рубай. — Вон фонарей сколько понатыкали! Днем и то темнее…

— Все, заткнулись. Пошли.

Если в купеческом районе и встречались редкие прохожие, то здесь вообще не было ни души. Район знати словно вымер, богатые особняки смотрели на них темными стеклами. По счастью, патруль им не попался, хотя неоднократно слышались шаги и негромкие голоса солдат, обходивших ближайшую улицу. Сердце Лани в такие моменты пыталось забраться в пятки, но каждый раз застревало примерно на полпути. Рубай был прав, в тени здесь и кошка бы не спряталась. А вот Голова, в отличии от упомянутого мелкого хищника, умудрялся словно растворяться в полумраке. Лани старательно вспоминала науку дядьки Шарапа, бывшего Королевского ассасина. Что-то он говорил тогда про умение прятаться в тени, но слушала она невнимательно, ей было не слишком интересно. Да и ненужным казалось.

С замирающим сердцем она услышала впереди негромкие голоса и стук шагов. Патруль! Рубай мгновенно исчез в переулке, а Лани от страха застыла на месте. В тени, но какая здесь тень! Легкая, отнюдь не густая. Ее обязательно заметят!

Томительные секунды ожидания… Девушка застыла, старясь даже не дышать. Сердце билось так, что, казалось, его слышно на другом конце города. Трое солдат подошли ближе, продолжая свой разговор. А затем прошли мимо, то ли не заметив Лани, то ли не обратив на нее внимания, и скрылись в переулке. По счастью, не в том, где прятался Рубай.

Рядом с Лани бесшумно появился Голова. Девушка вздрогнула от неожиданности.

— Молодец, — одобрил он. — Я и не знал, что ты так умеешь. Ловко ты им глаза отвела!

— Они меня просто не заметили, — объяснила Лани.

— Да, конечно… А я? Во все глаза на тебя пялился, и все равно не видел.

Шорох шагов возвестил о приближении Рубая.

— Потом договорим, — сказал Голова. — Пошли.

Аллея Стрелков была уже совсем рядом. Троица бесшумно скользнула в заранее облюбованный переулок, к счастью, неосвещенный.

— Так что ты решил, подкоп или дерево? — спросил Рубай.

— Дерево. Хотя подозрительно мне это. Нигде рядом с домами деревья не стоят, а тут как на заказ. Наверно, Серый потому и рекомендовал подкоп. Ладно, рискнем!

Голова ловко залез на дерево, привязал к суку веревку и неслышно скользнул за ограду. Лани последовала за ним, использовав свою веревку — на случай внезапного отхода. Рубай остался по ту сторону ограды. Девушка оглянулась — веревки не слишком были заметны на фоне ограды. Просто две пики казались чуть выше остальных.

Далее, Голова ловко забросил крюк на флюгер. Почти беззвучно, немало удивив Лани. И тут же полез вверх, до третьего этажа. Там, прицепив веревку к поясу, пустил в дело резак, очертив им круг около защелки окна. Слегка надавил, ловко подхватив вырезанный кусок пальцами. Просунув руку, отодвинул запор, открыл окно. И скрылся в оконном проеме, махнув Лани рукой, чтобы следовала за ним.

Подъем по веревке на третий этаж отнял много сил, но девушка и здесь справилась. Пригодились прихваченные Головой кожаные перчатки, иначе стерла бы руки до крови. Веревка не скользила, перчатки были шероховатые, и Лани в душе похвалила предусмотрительность Головы. Добравшись до распахнутого окна, девушка подивилась тому, что не очень устала. Видимо, нелегкая жизнь в лесу, неплохо закалила ее. Лани перелезла через подоконник, Голова одной рукой подхватил ее, страхуя, а другой неслышно притворил окно.

Они оказались внутри Странного дома.

Глава Х

Если ты ешь мясо руками, от души вгрызаясь в сочный кусок — это варварство. Если сыто рыгаешь после вкусной еды — тоже варварство. Если шумно, захлебываясь, глотаешь эльфийское вино цвета засохшей крови — снова варварство. Если выписываешь это вино, не зайдя предварительно за какое-нибудь дерево — опять-таки варварство. И если говоришь остроухому идиоту, который вечно талдычит тебе это слово, что башку ему открутишь, что он тебе отвечает? Правильно, что это варварство.

Тяжело быть варваром, думал Нанок, следуя за невозможным эльфом и мастером-магом. Так и дал бы ему раза два, чтобы уши отпали. Длинные такие уши, острые…

Эльф между тем достал арфу и начал петь. Эльфийский голос — звонкая сказка, Нанок поневоле заслушался. Варвары — натуры чуткие, что бы там не говорили разные остроухие…

Тяжелы, как свинец, руки лягут на плечи,И в глазах твоих вспыхнет зеленая грусть…Мы сегодня одни, между нами лишь вечер,Поделись своей болью, я своей поделюсь…

Казалось, лес замер, внимая голосу певца. Варвар сбился с ноги, и только тут понял, что слушает, затаив дыхание. Печально звенели струны арфы, выводя мелодию:

Только шелест листвы, словно сердца сомненья,За тобою я следом, как молния, мчусь…Как мы сможем предать все, что было, забвенью?Поделись своим счастьем, я своим поделюсь…

Светлая грусть и безнадежность в голосе эльфа. Тил как раз обернулся, и варвар залюбовался тонкими, одухотворенными чертами его лица.

Мы с тобою вдвоем, или это нам снится,То, что мы пожелали — все сбудется пусть…Сердце рвется к тебе, как весенняя птица,Поделись своей лаской, я своей поделюсь…

Слезы навернулись на глаза Нанока. Песня звенела среди ветвей, тихим ручейком скользила по лесу. Арфа звенела легким ветерком.

Лес приветствовал нас, салютуя ветвями,Он сегодня впервые услышал «люблю»…Все, что в сердце, навеки останется с нами,Раздели мою нежность, я твою разделю…

Нанок судорожно вздохнул. Сердце в груди мучительно ныло, по лицу текли слезы. Голос проклятого эльфа взмывал на недосягаемые высоты, унося с собой огрубевшую душу варвара. Птицы смолкли, словно стыдясь несовершенства своих песен.

Мы с тобою умрем, долго сказке не длиться,Я свой плащ для тебя на холме расстелю…Словно капли дождя, слезы лягут на лица,Твою раннюю смерть я с тобой разделю…

Голос эльфа дрогнул, безмерная печаль звучала в нем. Варвар до боли сжимал кулаки, ему хотелось стать волком. Чтобы можно было выть в полный голос, и не стыдиться того. «Что же ты со мной делаешь, эльф! Как тебе удается ТАКОЕ?»

— Что… — голос варвара сорвался. — Что это было, во имя Беодла?

Эльф и маг одновременно обернулись к нему. Показалось ему, или действительно в глазах эльфа — зеленых, как листва на новогодней рябине — мелькнуло затаенное сочувствие? И скрытая нежность? Во взгляде мага Нанок явственно уловил безмерное удивление. Будто с ним заговорила упомянутая рябина. Хотя, возможно, как раз это мастера Лура и не удивило бы. Маги — странные люди. Почти такие же странные, как и эльфы. Только эльфы — не люди.

— Это баллада, — сообщил эльф. Печаль стремительно исчезала из его глаз, в них заискрился столь знакомый и ненавистный Наноку огонек насмешки. — Не балда, прошу заметить, а именно баллада. Песня эльфийской чародейки Эланиэль, обращенной к своему возлюбленному — воину Энеталю. Смерть которого она разделила, как и поется в песне. Любовь эльфийки и человека — всегда трагична.

— Это… я не представлял, что… — варвар не мог подобрать слова. Не было нужных в его лексиконе (их и в Worde-то не найдешь). — Я бы того… пасть бы его убийцам порвал!

— Это сделала сама Эланиэль, — без насмешки, серьезно пояснил эльф. — Перед тем, как лечь на погребальный плащ рядом со своим возлюбленным и уйти в ту страну, откуда не возвращаются ни люди ни эльфы. Разделив его смерть…

— Мне надо выпить, — хрипло сказал варвар. Сердце его стучало часто-часто, как после быстрого бега. Миль на десять. Острая тоска по чему-то высокому, чистому разрывала его душу на части. Эх, помыться бы в горном озере, что ли…

Эльф и маг переглянулись. Тил пожал плечами и достал кувшин.

— Последний, — предупредил он виновато. — Больше не осталось.

Нанок запрокинул голову и сделал большой глоток. Эльфийское вино прояснило голову и успокоило сердце. Мир снова обретал краски и звуки. Другие звуки, кроме голоса этого проклятого, невыносимого, потрясающего эльфа.

— Спасибо, — сказал он, возвращая посуду.

— Не за что, — пожал плечами Тил, убирая кувшин обратно в мешок.

Непростой, кстати, мешок, в него столько всего вмещается, что не всякая лошадь снесет. Мастер Лур вчера все выпытывал, что за заклинание на него наложено. Выпытал-таки, но ни фига не понял. Что-то вроде «ветви березы, листья, хранящие нас». Хоть и маг, а в белиберде этой эльфийской ни бельмеса не шарит. Да от таких заклинаний любой свихнется! Даже если он отнюдь не сумасшедший маг, а нормальный, вменяемый, добродушный варвар. Хотя звучат они красиво, как хорошие стихи. Стихи Нанок любил и даже сам сочинял порой. Что так называемых цивилизованных людей неизменно повергало в состояние глубокого шока. Надо же — варвар, а разговаривает! Стихами! И не знают, глупцы, что сам Беодл стихи любит, и бардам неизменно покровительствует. Если хочешь чего-то добиться, сложи балладу и посвяти Беодлу. Обязательно поможет, если, конечно, стихи хорошие. Если же нет, лучше сам пойди и со скалы прыгнет. Если Беодл кого и не любит, так это плохих поэтов.