Простая смертная #2 (СИ) - Оленева Екатерина Александровна

Приятно верить в любовь с первого взгляда и в то, что Молния была предназначена мне судьбой, но, чтобы предназначение сбылось порой приходится пахать до седьмого пота.

Молния в тот момент со мной боролась, но между Пингвином и Ангэем никогда не было борьбы. Вот кто был связан друг с другом с самого рождения невидимой пуповиной. Они, эти два создания, чёрт возьми, были характерами похожи. Если характер человека рисовать красками, то Ангэя, как и мою свекровь, и его отца, я бы рисовала черно-красным. Таким же был и Пингвин. Черная чешуя с красными шипами и длинными рогами на голове. В нём было нечто дьявольское, настолько, что даже нелепая кличка, идущая ему как помпон – ракете, не могла смягчить впечатления.

В каждом драконе видимо и правда есть нечто незримое, что связывает его с хозяином. Дракон Эвила был мрачен и горделив, закрыт, но при этом не слишком агрессивен. Словно погружён в себя, в свои мысли – задумчив и независим. При этом предан до последнего вздоха. Он ведь мог спастись, но предпочёл погибнуть вместе с хозяином. Благородный рыцарь чёрно-золотого цвета. Дракон Атайрона был резок, стремителен, отважен и изворотливо-хитёр, можно сказать ­– коварен.

Молния же моя была осторожна, предпочитая политику отхода политике нападения, но уж если решалась атаковать, превращалась в воплощённую смерть – за ней никогда не числилось промахов. Спокойная, ровная, задумчивая – при нанесении ударов беспощадная и расчётливая.

Но вернёмся к Пингвину. При всей свирепости его нрава я не боялась, что Пингвин может причинить Ангэю вред. Он так же предан сыну, как был предан хозяину его отец. Но оба были слишком неопытными и горячими.

Молния, сложив крылья, стала терять высоту. Уши привычно заболели – явный признак резкого перепада давления. Конечно, спуск из-под облаков не стремительный подъём с глубины, кессонной болезни не вызывает, но и удовольствия не доставляет – это уж точно. Однако я не пыталась замедлить спуск – видимо, у моей красавицы были веские причины.

Как только мы опустились под облака, я с удивлением увидела, что под нами вовсе не море и даже засомневалась в правильности своей политики – полностью доверить поиск дракону.

Внизу лежала пустыня. Зловещая и раскалённая. Здешние пески были не буро-жёлтыми, какими я видела их на картинке у себя на Земле, а красными, как обожжённые кирпичи, казались затвердевшей глиной. Возможно, такими и были. Наверху ещё было сравнительно прохладно, но внизу, скорее всего, царило пекло.

Молния уверенно летела вперёд, к гряде алых пик на горизонте. В этот момент ко мне пришло озарение – драконы, дети огня и солнца, конечно же, не могли стремиться к холоду и воде. В прошлый раз Молния отнесла меня туда, где, по её представлению, было очень плохо – к гиблому месту. Но Пингвин, ведомый своими инстинктами, стремился туда, откуда драконы родом – к тем далёким Красным Землям, откуда были родом они все: Хатериман с её огненной кровью.

Красные Земли, Пустыни и Горы… край колдунов и людей с бронзовой кожей и огненным взглядом. Колдуны, оборотни, кочевники – дикари, бесстрашные и, вместе с тем, беспощадные.

Край непримиримых бунтовщиков, дерзко бросающих вызов нашей неустоявшейся, шаткой власти. Зачем тебя понесло сюда, Ангэй?

Сердце взволнованно трепыхнулось прежде, чем взгляд сфокусировался на чёрной тонкой линии, представляющей собой ни что иное, как караван.

Молния издала низкий, угрожающий рык. Я не стала сдерживать крик злобы и отчаяния: на песке, спутанный сетями, опутавшей его чёрные крылья, лежал Пингвин. Услышав мать, он рывком поднял голову и отозвался возмущённым, полным гнева и ярости, но в тоже время жалобным, как у ребёнка, голосом.

О! Я чувствовала желание Молнии залить пламенем всю округу. Полить её обильно, как ливнем, но… это спасло бы Пингвина, но почти с уверенностью погубило бы Ангэя.

Сдержать гневного дракона одной силой воли – дракона, готового жечь и терзать, это я вам скажу приблизительно то же самое, что остановить стену пламени взглядом. В мире магии возможно, но… тяжело. Молния видела сына, который был спутан, возможно, ранен, какими-то жалкими людишками, добрых полсотни которых она могла опалить одним выдохом.

Но людишки стояли внизу спокойно, словно значили, что им ничего не грозит. И были правы, что б им сгореть! И они ещё будут гореть! А возможно, я прикажу своим драконам жрать их живьём и по частям. Тот, кто посчитал Дейнерис Бурерождённую безумной в момент, когда она спалила Королевскую Гавань просто не видел своего сына заложником в руках врагов.

В тот момент, каюсь, мне было глубоко плевать на невинных детей. Я могла и хотела сжечь – сжечь их всех! – по примеру Безумного Короля. Огонь не пролился на их головы исключительно потому, что… я ещё надеялась.

Подвергать Молнию удару дикарей я не стала. Жив или мёртв мой сын, Молния не должна пострадать.

Мы приземлились на большой каменистый выступ, так, что наши враги оказались перед нами, как на ладони. С этой стратегической точки я могла бы легко уничтожить их, в то время, как их луки и копья представляли собой угрозу лишь только в их воображении. Даже баллиста навредить Молнии была не способна – кожа дракона жёстче стали, камень и стрелы в равной степени отскочили бы от неё. Если только тут не найдётся столь точного стрелка, что попал бы толстым копьём дракону в глаз, что лично мне представлялось невозможным.

Мужчины были в боевом облачении, пусть оно и казалось мне странным, даже немного диким. Это был так называемый куяк – доспех из кожи, металлических пластин и бархата. С виду казались лёгкими и приятными, но по опыту я уже успела узнать, что любой средневековый костюм, особенно военный – тяжёлый и плотный.

Вооружена эта дружина в большинстве своём была копьями, копьями и алебардами, поэтому никаких крепёжных ремней ими было не приспособлено. Под куяком на воинах были кожаные рубахи с коротким рукавом.

Один из них, видимо, предводитель, с чёрными, как смоль, прямыми, словно у наших азиатов, волосами, выступил вперёд:

– Простите за любопытство, – с лёгким акцентом и таким же поклоном проговорил он. – Мне кажется, что прекрасная госпожа заблудилась в наших Алых Песках?

Молния громогласным рёвом опровергла это предположение. И я была с ней солидарна.

– Заблудилась? – по волчьи хищно оскалилась я. – Может ли хозяйка заблудиться у себя в доме? Это мои земли! А передо мной, полагаю, мои верные подданные? Исходя из этого, я спрашиваю, вместо того, чтобы сразу покарать: почему мой дракон лежит спутанный? Как вы посмели накинуть на него сеть? Стоит ли мне воспринимать вас, как бунтовщиков, о которых мне доносили верные люди в столице?

Житель Алой Пустыни сузил змеиные глаза:

 – Рискну предположить, что передо мной королева Чёрной Цитадели – Анжелика Ванхелия?

Я ответила ему с жёсткой усмешкой:

– Здесь немного риска, ведь на свете в данный момент существует одна единственная драконья всадница. Так что шансов на ошибку немного. Теперь, когда мы выяснили мою личность, я хотела бы знать ваше имя. Представьтесь, – велела я стоящему передо мной мужчине.

– Я Дейн Тэрли.

Это имя мне было известно. Так звали одного из непримиримых диких повстанцев. Алые пески коварны, а сторожевые башни Красных Гадюк, населяющих эти бесплодные земли, даже Атайрона предусмотрительно обходил стороной.

Нельзя сказать, что прозвучавшее имя повергло меня в отчаяние. Я была верхом на драконе, но… поводов для оптимизма не наблюдалось.

Пингвин был спутан и пленён. Скорее всего, мой сын находился в заложниках у этих людей. Так что поводов для особого оптимизма точно не наблюдалось.

Я очень надеюсь, что моё лицо в тот момент не отражало эмоций, которые я испытывала. Их, этих эмоций, было много. Больше всего на свете мне хотелось дать волю Молнии и обратить наглецов в чёрный жирный пепел… ментальная связь заставляла меня разделять желания моего дракона.

– Рад приветствовать высокородных гостей, – с лёгкой иронией проговорил наглый, возможно, даже лишённый инстинкта самосохранения, человек, стоявший внизу, передо мной. – Царственный визит оказался для нас несколько… неожиданным, поэтому, я надеюсь, ваше величество простит нам наше не гостеприимство?