Совершеннолетние дети - Вильде Ирина

— Где тебя носило? — в упор спрашивает Лидка.

Дарка невольно взглянула на Цыганюка. Тот хотя и не заметил ее взгляда, но мгновенно сориентировался в ситуации.

— Я встретил Дарку возле почты, около ящика, она отправляла письмо маме… Лидка, ты должна опекать Дарку, так вот, знай, что она не одна была в городе, а со Стефой Сидор. Но я отвел Стефу домой, потому что не люблю разговаривать с девушками при свидетелях. Ну вот, ты и знаешь, где была Дарка. А теперь я провожу ее домой…

— А может, поменяемся ролями? — Лидка хочет угодить Рахмиструку, чтобы потом смеяться над ним и Даркой.

— Нет уж, извини, — перебил ее Цыганюк, — я не для того отправил Стефу, чтобы теперь отступить. Я не отдам Дарку Рахмиструку, дураков нет! Идите… идите вперед, мы пойдем за вами!

Как только эта пара удалилась, Орест стал совсем другим. Прежде всего он откровенен с Даркой.

— Слушайте, мы долго советовались («Кто с кем?» — ломает себе голову Дарка) и обдумывали это дело… Мы обсудили наше участие в концерте со всех сторон. Вначале, должен признаться, мы думали так же, как вы теперь. Думали: запоем и всех поразим нашей песней… Но в конце концов пришли к выводу — вы слушаете? — что мы, украинская гимназия, не будем петь в честь королевского министра. Мы уже твердо решили — вы слушаете меня, — что не будем участвовать… в этом общем хоре… Не будем… бесчестить родную песню перед этим боярином!… Это же позор… Это было бы совсем по-рабски… Кто мы, в конце концов, такие? Собаки? («От кого слышала Дарка это сравнение с собакой, которую бьют, а она лижет бьющую руку?») Послушайте, только не перебивайте меня! Иванков хочет убедить нас, что мы этим выступлением будем пропагандировать украинскую песню… Нам не нужна «пропаганда» среди оккупантов! Вы слышите, вы понимаете? Нам не нужны их похвалы, потому что мы вообще не признаем их власти, их правительства, их… — Он, должно быть, хотел сказать «короля», но сдержался. — Послушайте! Если мы один раз споем для них, это будет означать — вы понимаете? — будто мы примирились с мыслью, что Северная Буковина навечно оккупирована ими… Но мы не хотим быть рабами! Мы не станем петь в концерте… Слушайте, кто может заставить нас насильно петь? Самое большее, что они могут сделать, — это выгнать нас из гимназии… закрыть наши школы, но вы представляете себе, что этот факт войдет в историю как наш протест против бояр!

— Как? Как вы говорите? Распустить гимназию и разогнать нас всех? — спрашивает ошеломленная Дарка.

Но разве это страшно Цыганюку?

— Слушайте, это в самом крайнем случае… не бойтесь, на виселицу нас не поведут… Но петь врагу мы все-таки не станем! Как вы думаете?

— И все… согласны на этот бунт?

— В том-то и дело, что не все… Но ничего. Достаточно будет, если и часть взбунтуется, ведь речь идет о том, чтобы сорвать праздник и предать дело гласности! Слушайте, а вы присоединитесь к нам?

Что? Присоединится ли она к ним? Да, она всегда — это только теперь ей ясно, — всегда была с ними. Это ведь так свойственно ее натуре — не покоряться даже самому королю! Но что же будет? Что будет, если ее и Данка выгонят из гимназии? Ведь это значит зачеркнуть всю артистическую карьеру Данка! Куда он денется, не получив законченного среднего образования? А мама… ее мама и папа, что они скажут, если ее выгонят из гимназии? Это причинило бы страшную боль ее доброй, бедной маме… Нет, это даже нельзя себе представить! Орест Цыганюк и сам знает: на такое дело нельзя решиться сразу.

— Слушайте, не отвечайте мне сейчас! Вы только хорошенько подумайте над тем, что я говорил…

И хотя им еще рано прощаться, они обмениваются крепким рукопожатием, без слов понимая друг друга.

— А Мигалаке и Мигулеву, этим псам, не верьте…

Дарка не успела спросить, кому же, собственно, можно верить, как Орест окликнул своим ленивым голосом идущих впереди:

— Слушайте, что вы так бежите? Подождите нас! Как там у тебя дела, Иво? Мы тут с Даркой никак не поймем друг друга. Лидка, в кого эта Дарка влюблена, черт возьми?

Лидка (хоть раз перехитрили ее хитрость!) не знает, что весь этот разговор для отвода глаз.

— Не трать время напрасно, Орест. У Дарки есть мальчик получше тебя…

тихонько запел Орест.

«Боже, как он может петь, если через два месяца мы все окажемся на улице?» — думает Дарка.

Она так взволнована, что только одним ухом слышит, как Ивонко Рахмиструк предлагает написать мелом на заборе: «Орест интересуется девочками», а Лидка хохочет на всю улицу. Дарка приходит в себя, только когда Цыганюк берет ее за руку и задает им одним понятный вопрос:

— Ну, ваше слово?

— Я дам вам знать…

— Люди! — поднимает крик Лидка. — Люди добрые! Он же явно сватается к ней!

— Идем… идем… — Дарка силой тянет ее в дом.

— Дарка, что с тобой? — уже на лестнице спрашивает Лидка.

— Оставь меня в покое… оставь меня в покое!.. У меня и так голова трещит от всего этого…

XIII

В последнее время на Дарку посыпались переживания одно сильнее другого, и нет уже сил сопротивляться им. Сердце ее словно красный кружок мишени, в который впиваются отравленные стрелы.

Утром в нее попадает еще одна стрела, выпущенная из туго натянутого лука: объявляют отметки за четверть. То, что Мигулев потребует от нее «большего внимания» к истории и Мирчук напишет, что «ученица не придерживается правил поведения», можно было предвидеть. Даже можно было предугадать, что Мигалаке на основе всех контрольных работ, написанных на «отлично», из милости поставит Ореховской «посредственно», хотя за все устные ответы она получила «плохо», что Романовская получит «посредственно с минусом» по румынскому и сниженную отметку по поведению, но то, что Дарка не получит никакой оценки по румынскому, этого никто не мог предположить.

— Что касается Попович, то господин учитель не выставил пока ей отметки… Как-то не мог еще решить…

— Что этот бельфер вытворяет! — тихо негодует Ореховская.

— Как это надо понимать, Лидка? Это лучше или хуже для меня?

Лидка вышла сухой из воды, и что ей стоит утешить Дарку?

— А что тебе? Двойки нет, и будь довольна.

Стефа Сидор думает иначе (она за весь сегодняшний день ни разу не подошла к Дарке):

— Лидка, зачем ты вводишь ее в заблуждение? Это нельзя принимать так легко… И тебе, Дарка, не приходится рассчитывать на великодушие Мигалаке!

В это мгновение Дарка почувствовала, как в красный кружочек впилась еще одна стрела.

Стефа не выходит вместе с ней, не ждет ее у выхода.

За обедом (можно сойти с ума — каждую субботу на обед борщ и жирное мясо с хреном) у Дарки возникает новая идея: надо любой ценой предупредить Данка о предстоящем концерте. Иначе — позор! Не только для него, но и для нее, Дарки.

Итак, ей надо увидеться с Данком. Но как избавиться от Лидки?

— Лидка, у меня к тебе просьба. Скажи маме, что ко мне в гимназию заходила одна женщина из нашего села и просила меня встретиться с ней сегодня в шесть часов на вокзале. Хорошо, Лидуня?

Лидка ударяет себя пальцем по лбу, как дятел клювом:

— Сегодня… гм… суббота… гм… шесть часов?

— Я с тобой откровенна: мне необходимо встретиться с Данилюком. В шесть часов он выходит из музыкального училища.

— Иди, Дарка, иди! Я знаю, что это за «необходимость»!

— Лидка, честное слово… чтобы я так счастливо доехала домой на рождество — это очень важное дело…

— Хорошо! Хорошо! И ты мне когда-нибудь поможешь.

— Хоть десять раз!

У музыкального училища фронтон с четырьмя колоннами. Около шести Дарка стоит и ждет.

В маленьком сердце пробуждается еще незрелая женская гордость: ну к лицу ли ей столько времени ждать парня под колоннами!

Но она тут же сама упрекает себя: это ведь такое важное дело, что смешно говорить о какой-то гордости.