Поздние последствия - Кнут Фалдбаккен

— Честно говоря, меня не особо беспокоит ваше мнение по поводу молодежной моды. — Ответ прозвучал так быстро, словно эта тема пришлась Эдланду не по душе. Однако он тотчас же взял себя в руки. — Просто борода довольно быстро надоедает. Хочется снова видеть настоящее лицо.

— Так это ваше настоящее лицо?

— Да! — Теперь во взгляде Эдланда было отчаяние. — А как же иначе?

— Конечно. Простите… — Внезапный выпад Эдланда сбил его с толку, и теперь он пытался вернуться к прежней теме. — То есть вы утверждаете, что не встречались вчера с Лилиан Петтерсен?

— Именно. Не встречался.

— Девушка в холле гостиницы рассказала, что вы непременно хотели встретиться с Лилиан и даже решили ее подождать. Вообще-то она вас очень хорошо запомнила.

— Ну, тогда она наверняка сможет подтвердить и то, что я, не дождавшись, примерно через час ушел из гостиницы.

— А вот с этим дело обстоит сложнее — ее смена закончилась, и она сама ушла из гостиницы до вашего ухода. А с ее сменщицей мы еще не разговаривали. Но вы не заметили, как девушки сменились.

— Там почти все время было очень людно. В гостинице проходит конференция или что-то наподобие, и ее участники то и дело выходили выпить кофе.

— Ясно. Однако, пока вторая сменщица не подтвердит этого, у нас будут все основания предполагать, что вы, затерявшись среди участников семинара, поднялись на лифте на четвертый этаж, постучались и… ну, скажем, получили то, зачем пришли. Мне сейчас сложно сказать, что могло случиться, однако вы, например, могли поссориться — из-за денег, а может, из-за услуг, которые она вам оказала. А ссора привела к тому, что вы вышли из себя и удушили ее, — такая версия тоже имеет право на существование.

— Вы действительно полагаете, что все так и было, инспектор? — Его подозревали в убийстве, однако Эдланд совсем не казался напуганным или потрясенным. Напротив, его взгляд стал даже чуть рассеянным, словно он был лишь сторонним зрителем, с мудрой улыбкой наблюдавшим за происходящим издалека.

— Эдланд, если честно… — Валманн начал терять терпение. Ему хотелось поколебать самоуверенность Эдланда, и если уж тот сразу не «расколется», то пусть хотя бы почувствует собственную слабость, попытается оправдаться, начнет помогать им и предложит более обстоятельную версию. Пусть захочет, чтобы его услышали. Начнет ныть и угождать — рано или поздно все подозреваемые к этому приходят. Пусть вымаливает понимания… просит пощады… — Если честно, сперва вы показались мне весьма неуравновешенным. В прошлый раз вы были совсем раздавлены горем, когда вашу девушку убили, — а ведь вы встречались с ней примерно во время убийства. Да, мне известно, что у вас иное объяснение! — Эдланд собрался было возразить, и Валманн повысил голос: — Но таковы факты, и нам следует их придерживаться. А сейчас вы снова здесь — на этот раз, потому что решили забежать к проститутке, а проститутка оказалась убитой! За такое медалей не вручают. Возможно, Лилиан Петтерсен поймала вас именно на этом? Вы знаете, что они с Карин Риис были подругами? Может, она отказалась от вас в качестве клиента, заподозрив, что вы замешаны в убийстве Карин?

— Неужели вы и впрямь привезли меня сюда, чтобы читать лекции о сексуальной морали? — Эдланд выпрямился. Он был бледен и выглядел настороженным, однако далеко не сломленным. — Мои связи с женщинами не имеют к этому делу никакого отношения!

— А по-моему, дело обстоит совсем иначе!

— Вы просто предвзято относитесь ко мне, инспектор! Вы сами-то хоть немного соображаете?! Вам следовало бы давно смириться с тем, что не все хотят жить в чудесном уютном домике с бабой, ребенком и собакой! Мы — современные люди, и сейчас существует множество способов прожить жизнь. И некоторые из нас выбрали такой образ жизни, который честному полицейскому из Хамара покажется отталкивающим. Но и такие формы жизни имеют право на существование, разве нет? — Он начал постукивать по столу ухоженными руками с красивыми пальцами. Его лицо горело от негодования. Теперь его правильные черты исказило какое-то незнакомое опасное чувство. — Я не могу похоронить свой член вместе с девушкой! Надеюсь, вам все ясно, старший инспектор?

Подобного выпада Валманн не ожидал. И что хуже всего — слова Эдланда его задели. Неужели он действительно превращается в стареющего служаку, проживающего жизнь с одной и той же женщиной в просторном особняке за живой изгородью с лужайкой и цветочными клумбами? Ведь все множество форм современных половых отношений действительно кажется ему чем-то чужим, довольно отталкивающим и весьма пугающим…

И Валманн попытался дать сдачи.

— Как вы объясните тот факт, что у вас дома есть девятимиллиметровый пистолет системы «беретта», а также три коробки патронов и хранится все это, вопреки правилам, в незапертом ящике?

— Инспектор, я предъявлял вам разрешение на ношение оружия. И рассказывал, что состою в стрелковом клубе…

— Знаю! — перебил Валманн. — Я спрашиваю вовсе не про это. Меня интересует, для чего именно вы, находясь, по вашим же словам, в состоянии стресса, ходите в стрелковый клуб. Вас что, возбуждает процесс стрельбы по картонной мишени?

— То есть вы полагаете, что таким образом я выплескиваю желание убивать? Вы и правда так думаете? — На его губах вновь появилась усмешка. — Продолжайте изучать психологию, инспектор. Когда будет «горячо», я скажу. Между прочим, я просил бы вернуть мне оружие. Надеюсь, в вашей лаборатории уже достаточно изучили его. И правил ношения оружия я не нарушал. Я согласен заплатить штраф за неправильное хранение и обязуюсь впредь хранить его в сейфе. И позвольте также напомнить, что как вещественное доказательство моя «беретта» вам вряд ли пригодится, потому что ни один выстрел в этих двух убийствах не фигурирует.

— Откуда вам это известно?

— Если бы хоть одна из жертв оказалась застреленной, то я бы сейчас не сидел тут и не беседовал с вами, старший инспектор. Тогда меня сразу же упрятали бы в камеру предварительного заключения, вызвали бы адвоката и начали обсуждать с моим врачом условия заключения. Я не дурак, старший инспектор. И прекрасно понимаю, что происходит.

Валманн почувствовал себя обезоруженным. Перед ним сидел один из двух главных подозреваемых и не просто связно и разумно парировал любые обвинения, но и выставлял на посмешище версии, выдвинутые следователями!

— Как вы можете доказать, что не пробрались тайком в номер 414, не напали там на Лилиан Петтерсен и не удушили ее?

— А что, в ее комнате нашли хоть одно доказательство того, что я мог там побывать?

— Эдланд, вопросы здесь задаю я. И я не имею права объяснять вам стратегию полицейского расследования.

— То есть вы обнаружили?..

— Мы работаем над этим, будьте уверены. И делом занимается Управление уголовной полиции, сотрудники которого обследуют комнату миллиметр за миллиметром. Если вы побывали там, то непременно оставили следы — одного волоска будет для нас достаточно. Если вы хотите добавить что-либо к вашим показаниям, то сейчас самое время.

— Я же сказал, что не покидал холла! — Казалось, Эдланда раздражает не то, что его подозревают в убийстве, а то, что ему не верят. — Они сказали мне, что Лилиан нет в номере.

— Возможно, она просто попросила, чтобы ее не беспокоили. У нее мог быть клиент. И по-моему, именно так все и было, Эдланд! Когда вы постучались в дверь, она была в номере не одна. С ней был другой мужчина, и от этого у вас в голове помутилось.

— Ладно, инспектор, — вздохнул Эдланд, — хорошо.

Казалось, он во что бы то ни стало хочет, чтобы Валманн прекратил развивать эту тему. Он выглядел совсем изможденным. Опустив голову, Эдланд долго смотрел на свои руки. Подобное поведение Валманн наблюдал много раз: оно означало, что допрашиваемый вот-вот признается или что важный свидетель сломлен и готов изменить показания. Таково физическое проявление признания. Следователь давит фактами, и это изматывает свидетеля не только морально, но и физически — ведь он всеми силами пытается защитить ложь. Ложь, от которой зачастую зависит его собственная жизнь. Ложь, последствия которой калечат тебя. Которая застревает в горле и душит каждое слово, что ты пытаешься произнести в защиту своей жизни и своего вранья.

Однако когда Эдланд вновь поднял голову, на лице его не было и следа раскаяния, хотя он явно страдал, причем сильно, — он даже глаза прикрыл.

— Инспектор, у вас нет болеутоляющего? У вас здесь найдутся таблетки от головной боли?

— Да, думаю, найдем… — Валманн выдвинул ящик стола. — У меня здесь где-то был «парацетамол».

— Нет, мне нужно что-нибудь посильнее. У меня опять приступ… Жуткая боль… — Он прижал ладони к глазам, словно боясь увидеть что-то ужасное.

— Вроде «паралгина-форте»?