Ворошиловград - Сергей Жадан

Уже когда и пение закончилось, и священник рассказал какую-то длинную и эмоциональную притчу о благочестии, и хлеб был надломан, а вино выпито, все начали собираться к праздничному столу. Пригласили и нас. Мы прошли по единственной улице этого странного поселения, минуя похожие друг на друга здания. Быт перевозчиков был причудлив, жили они, словно на вокзале — дворы и крыши, прицепы и веранды заставлены товаром, упакованным в картонные коробки и спортивные сумки, перемотанные тряпьем и оберточной бумагой. Окна домов были изнутри завешены темными шторами и фольгой, будто тут готовились к воздушным бомбардировкам. Толик шел рядом со мной, держа ружье на плече, и пояснял, что работы много, жизнь на колесах, ночи в дороге, дела заставляют двигаться и не дают остановиться, все уже к этому привыкли, все в бизнесе. Стол накрыли в саду, под деревьями. В траве лежали красные яблоки, среди листвы подрагивала паутина, было солнечно и ветрено. Священника посадили ближе к молодым как почетного гостя, рядом с ним чувак с платком, время от времени они провозглашали приветственные речи, в которых призывали всех быть внимательными, работящими и вовремя заполнять налоговые декларации. Меня развлекал одноглазый Толик, позже подтянулся Гоша в красной рубашке, вообще перевозчики оказались народом хлебосольным и простым, отдавали предпочтение средиземноморской, как они это называли, кухне, хотя под конец и начали запивать молдавский коньяк лимонадом. Мне подумалось, что это правильно — собираться вот так вместе на свадьбах и похоронах, есть в этом что-то исконное и позитивное, в том, что священник сидит с ними за одним столом, в том, что все по очереди танцуют с невестой, а жениха целуют по-братски и взасос, как доброго друга, который внезапно избавил всех от большого количества проблем.

Молодым надарили целую гору подарков. Больше всего было немецкой бытовой и хозяйственной техники фирмы бош. Толик объяснил, что на днях как раз получили партию от закарпатских партнеров, которые производят у себя разные полезные для дома и сада предметы и по какой-то хитрой договоренности лепят на всё это бошевские лейблы. Ночью партию будут переправлять на Северный Кавказ, там товары фирмы бош жутко популярны, у каждого дома шкафы просто ломятся от бошевских газонокосилок и бензопил, а в погребах ждут своего часа запакованные холодильники и микроволновые печи. В общем, молодые получили в подарок две одинаковые дрели, два кустореза, несколько электроножниц и даже пару строительных лазеров на штативах. Я выразил сомнение, понадобится ли им это всё, но Толик успокоил, объяснив, что молодой в бизнесе и что он всё это благополучно сдаст осетинам или каким-нибудь ингушам, а на вырученные деньги построит себе кирпичный дом.

Быстро смеркалось, от ближайшего дома протянули электропроводку, и мглистые яблочные ветви наполнились мягким электрическим светом. Толик с Гошей начали собираться. Долго обцеловывали молодого, трясли руку молодой, желали сладких снов пресвитеру и нежно прощались с Тамарой. Пресвитер решил на ночь остаться здесь, среди перевозчиков, которые в большинстве своем опьянели, но вели себя миролюбиво и снисходительно.

— Куда это вы? — спросил я у Толика.

— Пора на работу, — ответил он и показал рукой куда-то на восток, где вздымалась тьма и загорались синие октябрьские звезды.

— Я с вами, — вызвался я.

— Пошли, — он был не против. — Только там темно, ничего не увидишь.

— Ладно, — сказал я. — Темно так темно.

Мы долго выбирались из черных яблоневых садов, ступая по сухой траве, густо облепленной паутиной. Толик с Гошей шли уверенно, тихо переговариваясь между собой. Меня не подгоняли, а когда я отставал, замирали в траве и терпеливо ждали. Наконец вышли на пустые луга. Тучи затянули небо, темнота такая, словно воздух долго заливали смолой. Толик с Гошей нащупали тропинку и всё дальше уходили в ночь. Я терял их из виду, слышал только их шаги и тихие голоса, которые двоились и множились, словно там, впереди, шла целая группа. Двигаясь внутри этой черноты, я тщетно пытался запомнить дорогу, чтобы в случае чего вернуться назад, но думал, что как-нибудь попаду, доберусь, главное, не отстать и не остаться посреди свежего приграничного мрака одному. Тьма впереди становилась всё гуще, словно разлитая смола успела затвердеть.

— Осторожно, — сказал Толик и начал подниматься.

Похоже, это был вал, который мы видели днем. Поднявшись за перевозчиками, я понял, что на самом деле это железнодорожная насыпь.

— Это что, железная дорога? — спросил я.

— Ну да, — ответил одноглазый.

— Откуда она здесь?

— Да ниоткуда, — ответил он.

— Ну как ниоткуда? Откуда-то же она тянется?

— Не, не тянется. Ее тут на случай войны строили. Но строить начали с середины и тянули в обе стороны. Ну и не дотянули. Так и бросили.

— И что — здесь ничего не ходит?

— Мы ходим, — ответил Толик — Тут теперь граница. Вот, — показал он налево, — наша территория. А там, — кивнул он в черноту, — ихняя.

Мы стояли на путях и смотрели во мрак.

— Почему вы ее не разберете? — спросил я у одноглазого. — На металлолом.

— Так она нас кормит, — объяснил он. — Погранцы с той стороны караулят на уазах. Если перескочишь с товаром через пути, они за тобой не попрутся, застрянут на шпалах. Ясно?

— Ясно. Только ничего не видно.

— Брателло, — засмеялся Толик — Это ж как раз козырная погода для нормального перевозчика. Скажи, Гош.

Гоша, наверное, кивнул в темноте, но я этого не увидел.

— Вы сами как по темноте что-то различаете? — засомневался я.

— Брателло, — ответил на это Толик и положил руку мне на плечо, — слушайся своего сердца. Тогда всё различишь. Всё, Герман, — сказал вдруг, — дальше мы сами. Возвращайся домой.

— Как домой? Я же дорогу не найду.

— Захочешь — найдешь, — ответил на это Толик — Дальше тебе нельзя — подстрелить могут. Да и не твой это бизнес, брателло. Увидимся, — сказал он, стукнул меня кулаком в плечо и нырнул в темноту.

Гоша пожал мне руку и тоже исчез. Я стоял посреди железнодорожных путей, которые никуда не вели. С рекомендациями слушаться своего сердца. Но сердце подсказывало, что я отсюда выберусь не скоро и что пойти за этими двумя браконьерами-любителями с тремя глазами на двоих было не лучшей идеей, тем более, подсказывало мне сердце, сам сюда пришел, сам и выбирайся, а лучше стой, где стоишь, и жди утра. Я стоял и ждал. С востока потянуло задымленным ветром, тучи тяжело сдвинулись с места и поплыли на запад, минуя государственную границу. Тьма разорвалась, и в воздушной яме появилась круглая красная луна, заливая всё вокруг густым сиянием и протягивая по долине длинные тени. Я огляделся вокруг и наконец всё увидел. Уже какое-то время из темноты слышались голоса и приглушенные шаги. Теперь, осматривая залитые красным светом луга, я мог разглядеть, как в западном направлении, в сторону границы, двигался караван бензовозов. Впереди ехала старая копейка темного цвета, старательно измазанная грязью. Внутри находились четверо в черных куртках и черных шапочках. Тот, что сидел рядом с водителем, держал в руках Калашникова. Бензовозы тоже были темные, обернутые болотного цвета брезентом и маскировочной сеткой, издалека напоминали слонов, что выбрели откуда-то из пересохших пустынь, таща в своих черных утробах ценные и пахучие запасы топлива. Тянулся караван на много метров, хвост его терялся вдали, разглядеть его за холмами и терновником, что покрывали долину, было сложно. Со стороны границы бензовозы уже ждали, по насыпи бегали фигуры, на нашей стороне стояло несколько грузовиков. Фигуры с насыпи устремлялись вниз, снимали с грузовиков доски и деревянные конструкции, отволакивали это всё на рельсы, устраивая переезд. Работали заученно, лишь изредка звучала короткая команда, и тогда кто-то бежал на другую сторону железной дороги и тащил на спине очередную доску. Когда главная машина колонны подтянулась к насыпи, переезд уже соорудили. Копейка осторожно въехала на доски, тени спустились вниз, стали вокруг машины и вытолкали ее наверх. Потом легковушка опасливо спустилась на противоположную сторону насыпи. За ней потянулись бензовозы. Некоторые переезжали легко и без проблем, некоторые тормозили, тогда их выталкивали наверх или вытаскивали буксиром. Длилось это долго, но постепенно все машины оказались по другую сторону железной дороги. Сверху это напоминало странный военный лагерь, танковую колонну, что остановилась на ночлег, боясь себя обнаружить. Водители бензовозов, проводники из копейки, те, кто строил переезд, и те, кто сидел в грузовиках, все теперь собрались в круг, стали между машинами, уселись на капотах своих зилов, легли под колесами, залезли на крыши автомобилей, чтобы всё увидеть и услышать. Собравшись, стали спорить, перекрикиваться и что-то друг другу доказывать. От бензовозов отделилась небольшая группа, которая спорила особенно ожесточенно, они размахивали руками и рвали на груди свитера. Напротив них стояла другая группа. Была она более молчалива и сосредоточенна. Остальные выжидали, не зная, к какой стороне примкнуть. О чем именно спорили, понять было сложно, слов я почти не слышал. Но внезапно один из тех, кто молчал, быстрым движением вынул из кармана куртки обрез и пальнул вверх. Я невольно присел и вдруг увидел то, чего не видел раньше. По небу пересыпались черные звезды, пробивая густой воздух и зажигая густую траву. Птицы зарывались меж стеблей, греясь и прячась от чужих голосов. Животные переходили границу, опасливо оглядывая наполненную дыханием долину, где разом появилось множество теней, они пересекали высокую насыпь, забегая в чужую страну, словно в летнее море. Змеи выползали на блестящие рельсы, вспыхивавшие под лунным светом, обвивали их и растворялись в чужих норах. И пауки бежали по песку, стремясь наверх, по ту сторону лунного света. И красные лисицы, угрожающе скалясь, приближались к железной дороге, чтобы попытаться перейти последний рубеж, отделяющий их от неведомых территорий. А вороны кружили вверху, не находя себе места, блуждали по небу, словно цыгане по перрону, боясь оставить свои насиженные небеса. Я видел, как корни упорно пробивались сквозь высушенную за лето почву, протягиваясь к воде, залегавшей глубоко, словно магма. Я видел серебряные жилы воды, которые проступали тонко-тонко, огибая тела умерших, закопанные здесь неведомо кем и неизвестно когда, прорезая черноземы и двигаясь в темную безвестность. Я видел, как глубоко в теле долины залегает черное сердце каменного угля, как оно бьется, давая жизнь всему вокруг, и как свежее молоко природного газа сворачивается в гнездах и подземных руслах, затвердевает и поит собою вязкие корни, и как по этим корням рвутся вверх буйство и стойкость, поворачивая стебли травы против направления ветра. Сквозняк резко ударил в лицо, я пришел в себя и увидел какое-то смятение в толпе — трое в длинных куртках схватили кого-то самого крикливого из противостоящей группы, взяли его за руки и ноги и потащили в сторону ближайшего бензовоза. Забросили наверх, в руки двух других. Он попытался вырваться, но его легко скрутили, открыли крышку цистерны и бросили связанного внутрь. Закрыв крышку, попрыгали вниз, на землю. Я не поверил своим глазам. Зачем, — подумал, — он же захлебнется. На миг представил себе, как он плавает в синем бензиновом компоте, словно во чреве кита, отталкиваясь ногами от железных стенок. Толпа быстро расходилась. Споры утихли, похоже, все проблемы решили. Водитель копейки вынул мощный дорожный фонарь и, обходя машины, начал освещать окружающие холмы, высматривая, нет ли рядом кого-нибудь чужого. Жирный луч медленно двигался по траве в мою сторону. Вот он уже выполз на насыпь, вот уже вплотную приблизился ко мне. Падай! — вдруг сказало мне мое сердце. — Давай падай! И я упал, прямо на шпалы. Луч скользнул над головой и двинулся дальше. Водитель развернулся и пошел между машинами. А теперь вали отсюда! — дальше подсказывало сердце. Бензовозы начали заводиться и отъезжать в западном направлении. Я поднялся, сбежал с насыпи и, пригибаясь, быстро пошел на далекие огни зданий. Отойдя на безопасное расстояние, оглянулся — ветер гнал над головой тяжелые, словно начиненные монетами тучи, которые снова затянули горизонт. Свет неожиданно исчез. Мрак осел на траву, точно ил на речное дно. Будто кто-то, выходя из детской спальни, выключил за собой свет.