У кладезя бездны. Псы господни - Александр Афанасьев

Город Доло Одо стоит у подножия гор, поэтому машины, объезжая город с западной его стороны, оказывались выше его, так что весь город был виден, ну… или почти весь. Когда водитель головной машины решил, что достаточно, он остановил машину, и боевики с бесшумными пистолетами-пулеметами и автоматами мгновенно, без единой команды выбрались, заняли оборону на все четыре стороны света, как на дневке в западной Сахаре, где того и гляди налетят похитители и разбойники…

Но никого не было. Лишь придушенно запищал какой-то мелкий зверек, но писк его тут же оборвался. Змеи, до темноты скрывавшиеся в норах и потаенных местах, — это, кстати, неправда, что змеи любят жару, — вышли на охоту…

Старший посмотрел на часы — они у него были дорогие, MTM, не баран чихнул, — время. Из бардачка достал мощный аккумуляторный фонарь, насадил на него насадку, такую же, как на фары, подал условный сигнал в сторону города: три — один — три. В ответ раздалось: два и еще раз два. Все в норме.

— Ба! [48] — сказал старший, и боевики точно так же организованно и быстро погрузились в машины. Маленький караван направился вниз.

Их связной — связной генерала — ждал их у бараков, нищих жилищ на окраине города, которые негус приказало построить для самых обездоленных своих подданных — бесплатно [49]. Обычно здесь бывало шумно, вовсю горели костры, раздавались крики — то наслаждения, то боли, то ужаса, но сейчас все было тихо. Связной был полицейским, настоящим, он приехал сюда на полицейской машине, а все те, кто жил здесь, знали, как опасно связываться с полицейскими. Поэтому вся местная беднота-блатота попряталась по норам, лишь омерзительно пахло мочой, навозом да едва слышно дышали, возились в темноте животные.

Луч света осветил связного, его пикап, точнее не пикап, а дешевый внедорожник «Ауто Юнион» с мигалкой и громкоговорителем. Связной был в форме, как ему и приказали, и он был напуган. Его лицо блестело в свете фонарей, сам он того и гляди мог броситься бежать куда глаза глядят. Африканцы плохо умеют справляться с подобными ситуациями, их очень легко соблазнить деньгами или чем-то там, но они плохо понимают смысл и суть понятия «ответственность» и не готовы ее нести. Этого полицейского купили за небольшую ежемесячную выплату, что при семье в девятнадцать человек было как нельзя кстати, и подсунутую информацию о партии контрабанды, которая помогла ему удостоиться похвалы германского офицера и продвижения по службе — теперь у него было звание, эквивалентное унтер-вахмистру в германской полиции. До сих пор все, что от него требовалось, — это закрывать глаза на склады с оружием и нелегальные явки на своей территории. Но теперь он знал, что люди генерала задумали что-то недоброе, и знал, что германцы этого просто так не оставят и обязательно дознаются. Но сделать ничего не мог.

— Селам, — поздоровался по-амхарски командир группы, осматриваясь в поисках опасности.

— Селам нех вей, рас [50], — голос полицейского дрожал, он чуть было не сказал привычное «герр офицер».

— Индемин але? [51]

Не слишком умный, решивший, что его и впрямь спрашивают о делах в городе, полицейский начал рассказывать просительным тоном, но главный среди бандитов взмахом руки прервал его:

— Бека [52], — презрительно бросил террорист. — Те рам эд!

Паломник услышал это. Звук машин насторожил его — машины были две. Ночью здесь на улицах мало кто бывает, немцы не любят, когда кто-то шастает ночью по городу, немцы любят порядок. Он бы, возможно, еще успокоил сам себя, если бы была одна машина, но их было две, и они ехали друг за другом. И на скорости, которая слишком маленькая даже для этой, с не самым лучшим покрытием улицы.

А если есть сомнения — сомнений нет!

— Дверь закрыта? — спросил он.

— Конечно, закрыта… — Доронго побледнел.

— У тебя есть оружие?

— О господи…

— Шевелись, не стой как столб!

Паломник бросился к своим вещам, которые были сложены в углу. Набросил на себя разгрузочный жилет — удобный, он надевался сверху, через голову, и застегивался по бокам. Первым делом, как только он вселился в эту комнату, он проверил и зарядил свое оружие, снарядил магазины и вложил их в разгрузочный жилет. Сейчас его предусмотрительность спасала ему жизнь — он схватил в руки автомат с уже навернутым глушителем, бросился в коридор. За спиной что-то причитал торговец Доронго…

Два пикапа вслед за полицейской машиной протолкались по каким-то проулках, которые по европейским меркам были настоящими свинарниками, а по африканским — вполне даже чистыми, выехали на Берлинерштрассе, не включая фар. Сначала выехала полицейская машина — на случай, если на улице есть кто-то, кто не должен там быть. Потом полицейский отсигналил фонарем, и на улицу один за другим выехали и пикапы с боевиками. Они остановились около полицейской машины, так что головной поравнялся с ней.

— Йет? [53] — в голосе старшего прозвучала угроза.

— Ех дет! На! На! [54] — полицейский показал рукой вперед.

Старший среди боевиков посмотрел на тихую, мрачную улицу, на которой лишь редкие желтые прямоугольники окон напоминали о том, что это хоть относительно, но все же цивилизованная страна.

— Дхакак! Дхакак! [55]

Замыкающая машина осталась на месте, головная двинулась вслед за пикапом. Это была ошибка…

Как и по всей Африке, кроме разве что просвещенных городов самого ее юга, здесь все крыши были плоскими в отличие от того места, где Паломник родился, дождь здесь был манной небесной, а не наказанием. По лестнице он поднялся на третий этаж, огляделся — на крышу здания вела еще одна лестница, но не капитальная, а металлическая, грубо сваренная, прикрепленная к тому месту, где в потолке был люк. Он стволом отпихнул в сторону люк, замер: выстрел, граната — может быть все, что угодно. Но ничего этого не было — на крыше не было никого. Паломник выскользнул на крышу, распластался по ней, прислушиваясь, как зверь.

Конечно, они были рядом, они подобрались почти вплотную. Дальше по улице едва слышно, на холостых, работает автомобильный двигатель, примерно на таком же расстоянии по другой стороне улицы — еще один! А это уже явный признак засады, улица перекрыта с двух сторон. Кто-то есть слева, он оступился, и оступился неудачно, так что Паломник это услышал. Он обладал превосходным тренированным слухом — чтобы развить его, они по несколько дней проводили с черной повязкой на глазах, выполняя различные упражнения, они даже учились так стрелять на звук. Враги были совсем рядом, он мог снять тех, кто в пикапах, но чувствовал, что надо подождать.

Совсем немного…

Он подполз к самому краю крыши — и дождался своего. Кто-то полез через забор, стараясь действовать тихо, но лезть через забор совершенно бесшумно невозможно в принципе. И когда этот человек спрыгнул вниз, протянул руку второму, он услышал шум у самой двери. И понял, что дальше медлить нельзя…

Пистолет-пулемет выхаркнул двадцать пуль разом, не поперхнувшись, одной длинной очередью. Раздался крик, а он немедля выхватил гранату, выдернул чеку и ювелирно точно катнул ее по крыше — ровно так, чтобы она подкатилась к краю крыши и упала вниз, как раз на головы ублюдков, которые собрались ломать дверь. Внизу грохнуло, со вспышкой, со звоном выбитых окон, кто-то открыл огонь по крыше из автомата — он перекатился, чтобы не попасть под случайную пулю, выхватил еще одну гранату и бросил в ту сторону, откуда стреляли, потом — еще одну. Вскочил на ноги — ровно для того, чтобы увидеть, как катится по улице пикап и в сторону дома с улицы летит что-то, напоминающее шаровую молнию. Было поздно — он только успел упасть на крышу, как весь дом под ним содрогнулся…

Одну из групп вел человек по имени Гараад Али, бывший капрал итальянских колониальных войск. Это был опытный унтер-офицер, окончивший восьмилетнюю школу, а потом и унтер-офицерские курсы. Когда начался мятеж, у него не было выбора, к кому примыкать, потому что он был из племенного объединения хабр-гадир, из того же самого, из которого происходил генерал Айдид. Он понимал, что то, что они подняли мятеж, это плохо, и чего бы они ни добились этим — это все равно будет хуже того, что есть у них сейчас. Но остановиться он не мог и воспротивиться тому, что происходило, тоже не мог, потому что он был африканец и это была Африка. Если бы он еще был из клана Абгааль, многие члены которого сейчас работали на колониалистов-оккупантов, он мог хотя бы уйти. Но так… его племя просто отторгло бы его, никто не стал бы слушать его жалкие оправдания, свой всегда прав, тем более тот, который возвысил племя и дал детям племени еду, его нужно слушаться беспрекословно и во всем.