Департамент «Х». Прицел бога - Сергей Самаров

– А когда он видит? Это происходит спонтанно, или способность можно вызывать усилием воли? Я слышал про человека, который многое «видит» спонтанно. Он иранец. Его исследовали в специальной клинике. Пытались понять сам механизм процесса и научить человека «видеть» после приложения усилия воли. Но ничего не получилось. Процесс ясновидения понятен только всевышнему.

– С этим я соглашусь. Что человеку знать не дано, то господь не позволит ему знать. Но капитан Радимов видит и спонтанно, и, случается, выполняет заказ. Только при «заказе» есть свои ограничения. Он должен хорошо знать ситуацию и тесно соприкасаться с ее участниками. То есть должен быть сам завязан в процессе. Это как-то стимулирует его нервную систему. Я затрудняюсь ответить подробнее и точнее. С Радимовым тоже работают специалисты, но они не могут определить систему, считая, что это сугубо личное дарование – как талант художника или поэта. Но понемногу разрабатывают методику, которая помогает капитану развивать его способности.

– Эта методика тоже будет предметом продажи? – наконец-то Турумтай спросил главное из того, что его интересовало.

– Сомневаюсь. Там разрабатывается только индивидуальная методика под конкретное лицо, с учетом его персональной психики... Спи, Турумтай, и мне дай поспать. Я чувствую, ты еще и про «ведро» расспросить намерен. Отвечать не буду, сам позже все увидишь. «Ведро» у нас еще будет задействовано многократно – и, надеюсь, по полной программе, в том числе и с боевой составляющей.

Владимир Алексеевич повернулся на другой бок и сразу заснул.

Иранский подполковник вздохнул, коротко глянул в сторону Радимова и улегся. Расспрашивать Радимова, как понял Турумтай, бесполезно. Если командир ничего не пожелал сказать, капитан не скажет тем более...

Кирпичников проснулся через два часа, когда Денисенко затребовал смену себе и Радимову, и разбудил Валеева с Лукошкиным, чтобы передать им управление БПЛА ВВП и систему наблюдения. Конечно, громко никто не разговаривал, и вообще все общались друг с другом больше знаками и отдельными словами, произнесенными шепотом; тем не менее Владимир Алексеевич услышал их и открыл глаза. И, естественно, задал главный на данный момент вопрос:

– Что там, за поворотом?

– Пообедали, спать легли.

– Одобряю. Пусть отдыхают. И мы продолжим.

И сразу уснул снова.

...В следующий раз полковника разбудили еще через час. Он молча открыл глаза и посмотрел на Лукошкина.

– Докладывай!

– Они выходят. В нашу сторону.

– Понял. Поднимай потихоньку всех.

Поднимать никого не потребовалось – все проснулись сами; даже вполголоса произнесенные слова доходили до сознания сквозь чуткий сон без помех, потому что подсознание уже было настороже. Группа быстро заняла боевые позиции и опять соорудила несколько брустверов – благо подходящих камней в этих горах хватало.

Все приготовления давно были закончены, когда Лукошкин, уже не сидящий, а лежащий за ноутбуком, сообщил:

– Внимание! Они уже у поворота.

– Тишина и готовность! – скомандовал Владимир Алексеевич. – Лучше не смотреть на них. Делать это будем я и Лесник. В монитор...

Так все и получилось. Бойцы группы лежали в готовности начать активные боевые действия. Поскольку силы у афганских полицейских были невелики, а позиция российских офицеров находилась выше и была прекрасно защищена, полицейские в этом случае были бы обречены на уничтожение. Однако такая развязка в задачу группы полковника Кирпичникова не входила. Он вообще прилетел сюда не воевать против афганцев – и тем более против американцев, – а только провести собственную операцию.

Но пока все проходило спокойно. «Летающее ведро» передвигалось на прежней высоте, отставая от афганского отряда ровно настолько, чтобы держать дно ущелья и идущих по нему людей в поле зрения объектива камеры. Заметить «беспилотник» было достаточно сложно. В итоге афганцы прошли, не заметив ничего подозрительного.

– Спасибо им, что дали нам выспаться. Интересно, куда они двинули?

– Скорее всего, туда, откуда мы идем, – предположил Турумтай. – Отдыхали мало, чтобы засветло добраться до места.

– А мы, наоборот, отдыхали много, и потому будем идти даже ночью, – строго сказал Владимир Алексеевич. – И идти быстро. Иногда даже бежать. Готовься, Турумтай, тебе предстоит тяжелое испытание. Спускаемся...

2

Спуск не стал длительным и сложным, как обычно бывает, когда приходится спускаться с большой высоты. Здесь скала высотой не превышала трех метров, и потому большинство офицеров просто спрыгнули с нее. Под скалой была только мелкая галька, без крупных камней, на которых можно подвернуть ногу. Единственная задержка, как и при подъеме, была связана с контейнером от «беспилотника», с посадкой самого БПЛА ВВП и с его упаковкой.

Предполагать, что следом за первой группой афганских полицейских идет вторая, было наивно. Время близилось к вечеру, а ночами ломать ноги на камнях охотников следует еще поискать. Да и Турумтай заверил, что в здешних краях полицейских слишком мало, чтобы встречать их за каждым поворотом ущелья. Если бы они находились ближе к Герату, тогда опасения могли бы быть обоснованными. Там места заселены более плотно, и полицейских там больше. Да и в самом Герате стоят натовские гарнизоны, способные усилить полицейские силы. Здесь же пока можно было идти спокойно. И потому «беспилотник» вместе с ноутбуком уложили в контейнер за плечи капитана Радимова. Кирпичников посчитал, что зря расходовать энергию аккумулятора не стоит, и возможно идти без предварительной воздушной разведки. Неизвестно, когда удастся завести дизель, отправленный с Гималаем Кузьмичом, и подзарядить аккумуляторы. До базы, которую Слепаков уже, наверное, оборудует, еще предстояло добраться. А добираться предстояло двое суток – вернее, уже меньше, потому что значительную часть пути группа уже одолела. Но оставшаяся часть тоже могла преподнести сюрпризы, и потому группа экономила время.

Владимир Алексеевич выставил ведущим Лукошкина, который, кажется, принципиально не понимал, что такое усталость, и дал ему инструктаж относительно темпа передвижения. И Сергей Викторович продемонстрировал свои способности, заставляя группу равняться не по самому слабому, как порой делается, а по самому сильному. Большую часть пути передвигались бегом, отдыхая только при быстром шаге. Через час Лукошкина сменил Вельчанинов; первый принял с плеч Радимова на свои крепкие плечи контейнер с «беспилотником», передав одному из офицеров группы Вельчанинова для переноски свою «Иглу-Супер». Радимову предстояло выходить на роль ведущего после Вельчанинова, следовательно, его требовалось разгрузить. Темп движения не снижался, и только к исходу четвертого часа, видя, как кривится рот задыхающегося Турумтая, Кирпичников дал команду на тридцатиминутный отдых.

Иранский подполковник сел, разумеется, рядом с Владимиром Алексеевичем. Долго успокаивал дыхание, на сей раз ничего не спрашивая, а когда смог, наконец, говорить, сказал только одно:

– Вы все – не люди. Вы – табун диких лошадей...

– В ваших краях дикие лошади водятся? – спросил Владимир Алексеевич.

Турумтай отрицательно помотал головой.

– В Монголии. Лошадь Пржевальского...

Генетическая память о далекой прародине в подполковнике была все еще жива.

– А ты этих лошадей на воле видел хоть раз? Хоть самый маленький табун?

– Нет. Но так бегать... Так только дикие лошади могут. Нормальная лошадь свалится...

Иранскому подполковнику стало легче выдерживать темп ночью. Путь все так же проходил по дну ущелья, но забирал заметно выше, и по мере подъема мелкая галька сменялась более крупными камнями, о которые в темноте легко споткнуться. А в ущелье темнота гораздо гуще, чем на склонах и тем более на перевалах или на траверсе хребта, потому что в ущелье видно не все небо, а только ограниченный участок его, и свет звезд и луны не проникает вниз. По мере подъема хребты становились относительно дна ущелья ниже, но все же света проникало недостаточно. Пользоваться фонарями Кирпичников разрешил только в ограниченном режиме, когда вообще ничего не видно и попадался сложный участок пути. Но перед тем, как включить фонарь, ведущий останавливался и просматривал в бинокль с тепловизором все, что можно увидеть впереди. Бинокль стал переходить из рук одного ведущего в руки другого, поскольку на всю группу их было всего два. Бегом больше не передвигались, что радовало только одного Турумтая, которому бег давался нелегко. Иранский подполковник уже не вспоминал о приказе, полученном перед началом операции, и не пытался показать чудеса выносливости и боеспособности.

За всю ночь Кирпичников объявил привал только один раз, зато дал на отдых целый час. Опытным спецназовцам этого хватило, чтобы восстановить силы, а иранец, кажется, только еще больше устал и никак не мог включиться в марш, когда пришлось подниматься. Если раньше Турумтай старался держаться рядом с Кирпичниковым, то теперь пытался, наоборот, оказаться от него в стороне, чтобы Владимир Алексеевич не видел, как тяжело ему приходится. Но теперь сам полковник, наоборот, не хотел выпускать Турумтая из взгляда, контролируя состояние самого слабого члена группы. И иранец под взглядами Владимира Алексеевича бодрился, заставлял себя терпеть и идти, перешагивая через свое «не могу». Гордость не позволяла сдаться. Но это никто не оценивал, потому что каждый из настоящих и бывших спецназовцев давно уже научился делать это сам и считал умение терпеть естественной чертой военного человека.