Гнев богини Геры - Тимоти Боггс

Геракл присел возле него на корточки.

— Ты должен был привязать себя.

— Но все бы это увидели, — шепотом возразил парень.

— Вот ты и упал.

Голикс поморщился от боли:

— Да. Я это заметил.

Больше Геракл ничего не мог поделать. Искушение подхватить Циру и ускакать с ней самому пропало, как только появился пыхтящий, краснолицый Тит. С помощью причудливой пантомимы он объяснил ликующей и рычащей толпе, что все по-прежнему находится под его контролем, и одновременно дал понять Гераклу, что если это и есть его план, то сам он, Тит, не желает иметь никакого к нему отношения.

Геракл в этом был с ним солидарен.

К тому времени как он сумел собраться с мыслями и ругал себя за такой глупый план, Тит уже убедил большинство зрителей, что все это лишь составная часть представления. Нечто новенькое. Нечто захватывающее. Когда он закончил свои объяснения, злость уступила место ликованию, Циру вновь посадили на ошалевшую лошадь, а судьи получили приказ отвезти царицу лета в ее священное место для продолжения ритуала.

В сопровождении отряда стражников.

Однако перед их отправлением Тит отозвал Геракла в сторону и сказал:

— Объясни.

Это была легкая часть задачи.

— Если в священном месте никого не окажется, — сказал Геракл, — Клотон появится там и уйдет, не причинив никому вреда. Беспокоиться нужно о Гере. И на этот счет у меня имеется план.

Тит театрально вскинул брови:

— Как? Еще один план?

Геракл развел руками:

— Я видел. Очень умело исполнено. Большинство бы разбились, приземлившись таким образом. Его можно поздравить.

Тит нахмурился:

— Геракл, я вижу тучи. Могу я предположить, что это работа Геры? И что она действует немного быстрей, чем ты, — он едва не подавился этим словом, — планируешь?

Гераклу ничего не оставалось, как уныло кивнуть.

Тит сверкнул глазами, хотел что-то добавить, однако передумал и вместо этого приказал маленькой процессии двинуться в путь. Ликование вспыхнуло с новой силой, со всех сторон полетели цветы. Тит остановил Геракла взглядом. Танцующая праздничная толпа лишь усиливала их изоляцию.

— Эта буря, — сердито заявил Тит, — разрушит наш город. Разве не так? — Резкое движение головой не позволило Гераклу возразить. — Я не герой. И боги знают это. Я делал вещи, которыми не пристало гордиться. Но я люблю этот город и люблю его жителей.

— Тит… — протестующе начал Геракл.

— Нет. Ни слова. Ни единого словечка. Гера покарает меня за это, я не сомневаюсь, но… — Он набрал полную грудь воздуха и с дрожью выдохнул: — Жертвенник. Это…

Геракл схватил его за плечо.

— Я знаю, Тит, знаю. Иолай нашел его сегодня днем.

Внезапно официальная одежда показалась слишком широкой для фигуры Тита, а сам он — слишком старым для своей должности. Вокруг него бурлило веселье, а он стал похож на человека, пришедшего на похороны кого-то из близких.

И Геракл подумал, что опасения Тита отнюдь не напрасны.

Тит поплелся прочь, а небеса становились все темней. Повсюду зажглись факелы и плошки с маслом, наполнив площадь пляшущим огнем и скользящими тенями. Горожане проводили его аплодисментами, но он почти не отвечал на них и повернулся только один раз, когда его встретила на четвертой ступеньке Иокаста.

Геракл увидел, как они зашептались, увидел, как она наклонилась к нему и обняла его.

Они были очень маленькими по сравнению с огромными тучами, громоздившимися над ними.

Слишком маленькими.

Он не сделал ничего, чтобы привлечь их внимание. Все равно это было бесполезно. И все же он опасался, что Тит наделает глупостей, столкнувшись с позором и разрушениями.

Поэтому все нужно делать очень быстро, как можно быстрей.

Он повернулся и начал пробираться сквозь редеющую толпу, и каждый шаг становился искрой, разжигающей его гнев. На Геру, которая довела до такого состояния, в сущности, хорошего человека, а также на себя за то, что хотел оказаться слишком умным.

И когда его гнев наконец-то вспыхнул, он побежал.

Клотон ждал где-то в море.

До того как пройдет ночь и отшумит буря, кто-то из них двоих будет мертв.

Глава XXI

Ярость богини

Буря не просто разразилась.

Она взорвалась.

Ветер превратился в орду злых духов, которые визжали на всех улицах и в переулках, срывали с домов недостаточно прочно закрепленные ставни, рвали в клочки флаги и гирлянды и швыряли эти клочки и песок в глаза людей, торопившихся в укрытие.

Прежде замкнутые в толще облаков, молнии вырвались наружу и били по городу; сопровождавший их гром сотрясал землю и дома, заставляя кричать от страха даже сильных мужчин.

Все погрузилось во мрак и освещалось лишь вспышками болезненного и зловещего зеленоватого света.

Изумляясь, что Иолай мог уехать так далеко, Геракл припустился бегом по почти опустевшей главной улице. Он даже не пытался срезать угол и направиться туда, где утром вела их Вениция; тогда бы он мог безнадежно заблудиться. Вместо этого он придерживался середины дороги. Его продвижение вперед замедлял встречный ветер, который хлестал его по лицу, обтекал его со всех сторон, однажды даже хлопнул по спине и едва не опрокинул на колесницу, врезавшуюся в стену лавки.

Добравшись наконец до конца города, он пробежал еще немного по дороге и свернул влево, легко взобравшись на низкий вал, ограждавший с обеих сторон главную улицу.

Выйдя из-под укрытия городских зданий, он оказался совсем беззащитным перед разгулом стихий.

Он бежал, но скорость его получалась не больше, чем при быстрой ходьбе; молнии вонзались перед ним в дорогу, словно метились в него. Наконец начался дождь, холодный и жесткий; он моментально ослепил его, заставил прикрыть глаза локтем, чтобы не споткнуться на бегу и не сломать себе ногу.

Справа от него грохотало море, и долетавшие от него брызги смешивались с дождем.

Быстрый взгляд на морской берег, который он бросил при вспышке молнии, едва не заставил его остановиться — волны достигали высоты в два и даже в три человеческих роста и выкатывались далеко на сушу.

Прилив был в полном разгаре.

Геракл понял, что в скором времени море доберется до города. Если бы Фемон стоял на прежнем месте, он не продержался бы и часа; но и теперь хорошо, если он уцелеет до утра.

Вскоре земля превратилась в грязь, а трава сделалась скользкой.

Геракл поднимался по восточной части склона, почти на четвереньках, потому что ему часто приходилось помогать себе руками.

«Если мы выберемся из этой переделки…» — угрюмо думал он, подтягиваясь в очередной раз.

«Когда мы выберемся из этой переделки, — поправил